Андрей Рубанов - Йод

• Название: Йод
• Автор: Андрей Рубанов
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-064131-4,978-5-271-26316-3

В новом романе Андрей Рубанов возвращается к прославившей его автобиографической манере, к герою своих ранних книг «Сажайте и вырастет» и «Великая мечта». «Йод» – жестокая история любви к своим друзьям и своей стране. Повесть о нулевых годах, которые начались для героя с войны в Чечне и закончились мучительными переживаниями в благополучной Москве. Классическая «черная книга», шокирующая и прямая, не знающая пощады. Кровавая исповедь человека, слишком долго наблюдавшего действительность с изнанки. У героя романа «Йод» есть прошлое и будущее – но его не устраивает настоящее. Его презрение к цивилизации материальных благ велико и непоколебимо. Он не может жить без любви и истины. Он ищет выход. Он верит в себя и своих товарищей. Он верит, что однажды люди будут жить в мире, свободном от жестокости, лжи и равнодушия. Пусть и читатель верит в это.

---

Я спросил:

– Решил меня пожалеть?

Слава ухмыльнулся.

– А что, не надо?

– Нас не надо жалеть, – с удовольствием процитировал я, – ведь и мы б никого не жалели. Просто здоровье кончилось. Гашиш, бухло и работа давно убили меня. Кстати, что у тебя за одеколон?

Друг беззвучно посмеялся.

– Не надо так трагично. Бросил ведь. И гашиш, и бухло. Сила воли есть. Значит, поживешь пока. А запах мне моя девочка подарила – не знаю, как называется. Хочешь, позвоню, спрошу...

– Не звони, не надо. Кстати, сила воли ни при чем. Я не на силе воли бросил. Я бросил на страхе. Это совсем другое. Я бросил, потому что от одной рюмки падал в обморок. А от трех рюмок давление прыгало, и жена вызывала «скорую».

Слава потрепал меня по плечу.

– Если есть страх, тем более поживешь. В страхе – сила.

Он не любил афоризмы и даже, может быть, не знал такого слова, но иногда у него получались неплохие формулы, а однажды, во время мощного шмона с выселением, когда всех нас, в количестве ста тридцати душ, вывели на сборку и заперли там на сутки, он сказал мне, что отрезал бы уши тому умнику, который придумал поговорку «Не верь, не бойся, не проси». Как же не верить? Как же не бояться? Да и попросить тоже бывает не зазорно, особенно если просишь не для себя.

Сейчас сели на складе, в классической мафиозной обстановке: ржавый ангар, штабеля картонных коробок, под потолком хлопают крыльями голуби, иногда вдоль стены пробегает крыса, в углу стол и разнокалиберные табуреты; въезжаешь на машине, а в углу за столом сижу я. Лавочник.

Слава освободился три года назад, и теперь – после девяти лет строгого режима, в том числе после Владимирского централа, – постепенно приходил в норму. Стал круглым и местами лоснящимся. Теперь он уже не выглядел как траченный жизнью зимогор. Очевидно, его тело за девять лет столь изголодалось, что теперь накапливало жиры с удвоенной, утроенной скоростью.

Правда, он и постарел за три вольных года больше, чем за девять тюремных лет. Обзавелся лысиной и морщинами. Но так бывает со многими. В тюрьме не разрешаешь себе расслабиться, живешь, мобилизуя все силы, а на свободе отпускаешь себя, сбрасываешь доспехи, воля к сопротивлению ослабевает. Люди сидят по двадцать лет, в голоде, холоде, в издевательствах, и держатся, а умирают через год после освобождения.

Я спросил, как дела.

– Так себе, – ответил Слава. – Появились замки нового поколения. Вчера потратился, купил. Всю ночь сидел, пока не разобрался. А все равно из меня плохой «открывашка». Не дал бог ума в пальчиках...

В голосе Славы была печаль. Он мечтал работать один. Пока же приходилось действовать большой командой. Слава – главшпан; второй член бригады – у подъезда, с рацией, на шухере; третий – умелец, золотые 7 руки, «открывашка», побеждал замки, засовы и отваливал, не переступая порога взламываемой квартиры; четвертый – самый опытный, обладатель «нюха», мастер искать тайники, по обстановке, по мебели, по мелочам мгновенно определял, что за люди тут живут и где они могут прятать ценности. Разбегались в равной доле. Не процветали. В кризисную эпоху граждане научились хранить сбережения не в своих квартирах, а в банковских сейфах. Если б Слава пошел работать на завод, точить железки, как всерьез предполагал когда-то, имел бы примерно те же доходы.

– На той неделе заходим, – тихо сообщил он, рассматривая ногти, – а у людей в дальней комнате угол для спорта. Штанга, набор блинов. Аккуратно в пирамиду сложены, на особом коврике. Вася говорит: пацаны, это здесь, дальше можете не искать. Пирамиду разбирали вдвоем, там тяжестей килограмм на триста, блины по тридцать кило, по двадцать... Все пальцы себе отдавили на руках и ногах. Перетащили, подняли коврик – в масть! Три тыщи евро и еще рубли...

Я кивнул.

А что я мог сказать? «Слава, бросай свой бизнес, иди работать за зарплату»? Я это уже говорил.

– Когда ты женишься?

– Денег нет, – ответил друг.

У кого годами нет денег, те произносят эту фразу очень спокойно; равнодушно констатируют.

– У мамы, – продолжил он, – на левом глазу минус восемь и почки отказывают. Ей семьдесят один будет. Я нашел нормальную больничку, там сорок пять тыщ просят. Вот, коплю. Между прочим, она до сих пор руками стирает, и я ей машинку еще на Пасху обещал...

– Получается?

– Что?

– Копить.

– Нет, – мрачно ответил Слава. – Я, наверное, в разгонщики пойду. Ментовскую форму куплю – и вперед. У банкоматов буду дежурить, жучков ловить, которые наличность незаконно отмывают. А чего? Мне ментовская форма идет, я проверял.

– А поймают? В форме?

Слава равнодушно пожал плечами.

– Ну, форму носить – не преступление. Скажу, что девять лет сидел, испытываю антипатию к представителям правопорядка, проблемы, расстройство психики, – вот, доктор посоветовал погоны и фуражку носить, чтобы, значит, победить страх и заделаться полноценным честным гражданином.

Я сменил позу и вздохнул. Слава, чуткий человек (за девять лет станешь чутким), тут же поднял руки в жесте извинения – мол, не слушай, братан, мои мелкоуголовные бредни – и изложил суть вопроса: есть мальчишка, согласен на любую работу, надо его пристроить, хотя бы временно.

– Он хороший парень.

Я кивнул – без особого воодушевления – и ответил:

– Хороший парень – не профессия.

– Ты же говорил, что тебе нужны люди.

– Были нужны.

– А сейчас что?

– А сейчас, – сказал я с удовольствием, – меня тут нет. Я соскочил. Больше здесь не работаю.

– А где работаешь?

– Нигде. Сейчас, братан, я отдыхаю. У меня волосы на груди отдыхают, и мизинцы на ногах. Если честно, мне даже говорить с тобой трудно, потому что язык тоже отдыхает. Мне курить лениво и думать. Все позади, Слава. Кина не будет. Прощай, русский бизнес, я буду по те7 бе скучать.

– Понятно, – пробормотал друг. – А что будешь делать?

– Не знаю. Уеду. На Кубу. Или в Китай.

– В Китае грязно.

Я отмахнулся.

– Больше грязи – шире морда. Так говорил мой сосед по парте. Некто Поспелов. Мы с тобой на «Матроске» четыре поколения вшей своей кровью выкормили, а ты меня грязью пугаешь.

– Хо! – негромко засмеялся Слава. – Ты вшей не видел. Вот во Владимире – это вши. Реальные поросята.

Он подумал, посмотрел на меня – довольного, расслабленного – и произнес осуждающе:

– Гонишь ты. Братану своему, близкому человеку, гонишь. Какой из тебя китаец? У тебя же батарейка в жопе. Ты что-то задумал. Что-то мощное. Какое-нибудь крутое замутилово на сто лимонов баксов. И теперь шифруешься, чтоб никто не догадался.

– Нет, родной. Больше никакого бизнеса. Надоело, не могу больше. Устал, противно.

– Гонишь, – повторил Слава. – Такие, как ты, не бросают бизнес.

– Еще как бросают.

– А на Кубу, я слышал, надо уезжать только с полными карманами. Когда денег на всю жизнь наворовано.

– Значит, я буду первый, кто отчалил на Кубу с пустыми карманами.

– Никуда ты не отчалишь. Лучше скажи как есть. Скажи, что надоел тебе братан Слава и ты решил ему втереть про Кубу и прочий Китай.

– Говорю тебе, я завязываю.

– Ты не можешь завязать.

– Почему?

Слава цыкнул зубом.

– Что ты там будешь делать? На Кубе? Пузо греть и сигары курить?

– Что-то в этом роде.

– Ладно. Не хочешь говорить – не надо. Куба – пусть будет Куба. Значит, я зря приехал.

– Может, и не зря. Что он умеет, твой парень?

Быстро выяснилось, что Слава и сам толком не знает, что умеет парень. Пришлось позвать самого парня, ожидавшего во дворе: светловолосого, лохматого, лет едва ли двадцати пяти, в старых джинсах и модной размахайке на трех пуговицах.

Он двигался естественно, даже приятно. Назвался Владом. Ладонь была вялая, но я не испытал неприязни. Мальчишка держался очень свободно, без усилий балансируя на грани раскованности и развязности.

– Вообще я электрик, – вежливо сообщил он.

– Почему не работаешь по специальности?

Он улыбнулся:

– Это я еще успею.

Я кивнул. Слава ждал, смотрел в сторону. Я не хотел ему отказывать. С кем годами кормил вшей, тому без веской причины не отказывают.

– Слушай, Влад... – Мне удалось изобразить деловую задумчивость. – Ты... посиди пока. Подожди. Я тут не главный и вообще – никто. Но те, кто тут главные, – мои товарищи. Если ты им подойдешь – начнешь работать хоть сейчас.

Новичок мгновенно кивнул.

– Скорее всего, будешь на складе. Работа творческая, но физическая. И учти – еще ничего не решено. Мои партнеры посмотрят на тебя, поговорят с тобой и сами примут решение...

Парень опять кивнул, посмотрел на Славу. Тот не7 брежно показал большим пальцем себе за плечо: свободен.

Что-то меж ними было не так. Я быстро отбросил мысль, что мне навязывают очередного родственника. Родственников я на работу не брал. Я вообще никого на работу не брал. Когда-то я сказал Славе, что мне нужны люди, но сказал только для поддержания беседы. Слава Кпсс очень хотел быть мне полезен. Старый друг. В моем кругу это называется «вместе учились», и одновременно указательными и средними пальцами обеих рук демонстрируется решеточка. Шутка, да, но мы действительно учились. Прилежно. Я – три года, он – девять лет. Теперь ему очень нравилось приезжать и говорить со мной «за бизнес». Все, что он предлагал, я тут же выбрасывал из головы. Но никогда не разубеждал. Говорил, что надо посчитать, обдумать. Потом совал несколько купюр – и друг уезжал, довольный. Не тем, что добыл деньги (он и без меня нормально обходился), а тем, что доказал себе собственную значимость.