Николай Григорьев - Бронепоезд Гандзя

• Название: Бронепоезд Гандзя
• Автор: Николай Григорьев
• Жанр: История

---

Бой завязался сразу по всему фронту.

Население окрестных сел и местечек было застигнуто врасплох. По всем дорогам к Киеву потянулись беженцы - с наскоро увязанным домашним скарбом, с волами, коровами, но без хлеба. Хлеб остался в скирдах на полях. На другой день боя это уже были только костры... Зерно в скирдах тлело долго и упорно. По этим огненным знакам артиллерия вела ночную стрельбу.

Крестьяне толпами собирались у штаба бригады и просились добровольцами в наши части. К ним выходил всегда сам Иван Лаврентьич. Но не для каждого из них находилась в бригаде винтовка... А безоружные люди - какая от них помощь?

За весь месяц еще не было таких жестоких боев, какие завязались под Казатином. Мы потеряли счет дням, счет суткам. В дыму и угаре боев не видели солнца. Час от часу таяли силы бойцов, но, казалось, вырви у бойца винтовку - он будет отбиваться кулаками, свали его - он вцепится ногтями, зубами; умрет, но не отступит перед врагом!

Уже не за отдельные станции шли бои, даже не за крупный казатинский узел, - здесь, под Казатином, решалась судьба самого Киева, столицы Советской Украины...

Не выходил из боя и наш бронепоезд. Мы недосыпали, недоедали, не всякий день успевали даже помыться и ходили в пороховом загаре - черные, как угольщики. Случалось, у самого орудия во время стрельбы кто-нибудь сваливался как подкошенный, и не от пули, а сшибленный сном.

Сон стал врагом, он подкарауливал каждого из нас, мы боялись его и свирепо курили - отгоняли сонливость махоркой.

Затихал бой - и все валились в тень у вагонов, не разбирая места. Трава, камни, песок - годилось все, все было желанной постелью. Только бы вытянуться в прохладе, только бы лечь...

* * *

Однажды я лежал под кусточком, и до того, помню, разморила меня жара, что лень было пальцем пошевелить. По щеке ползла какая-то канительная букашка - ползет, ползет и никак до носу не доберется! "Ну вот, - думаю, как только букашка выполнит свой маршрут и влезет на кончик носа, смахну ее и буду спать". Но вдруг слышу цокот копыт: кто-то едет - и не из тылу, а с передовой.

Я перевернулся на живот, приподнял голову и сразу же, по лошади, не различая еще всадника, понял, что это начальник политотдела.

Подъехав и приняв мой рапорт, Иван Лаврентьич спрыгнул с седла. Он сдвинул свою фуражку на затылок, обтер ладонью потное лицо и начал доставать из седельной сумки газеты.

- Хорошие известия... Хочу рассказать красноармейцам.

Но посмотрел Иван Лаврентьич на спавших вповалку около поезда бойцов и остановился в нерешительности.

Я понял его.

- Ничего, - говорю, - Иван Лаврентьич, разбужу. Потом выспятся.

- Ну буди, - сказал начполитотдела и повел своего коня в сторону, на лужайку.

Я растолкал матроса и велел ему будить ребят.

- Только без фокусов, - строго предупредил я его.

Но Федорчук, чтобы поскорее поднять всех на ноги, применил все-таки способ "ключа", введенный им для срочных случаев.

Способ этот такой: скрутит спящему парню ухо да еще повернет раз-другой, как ключ в скважине, - и парень как ошалелый сразу на обе ноги вскакивает.

Первым пробудился племянник. Встал, потирая посиневшее ухо. За ним поднял голову Панкратов - одна щека белая, другая малиновая, в налипших камешках. Панкратов обтер щеку рукавом и пошел расталкивать своих пулеметчиков.

Тем временем матрос, широко зевнув, сделал "ключ" Малюге.

- О-ох, кто це? - простонал Малюга, вскакивая. - Тьфу! Щоб ты хлиба так ил!..

- А и слабый ты на ухо! - сказал матрос. - У всех ухи как ухи, а у тебя только предмет, что ухо.

- Сам ты предмет, - огрызнулся Малюга, но, увидев начальника политотдела, засуетился, приводя себя в порядок. Он причесал пальцами бороду, затянул на себе ремень, а потом кинулся в канаву, где пучком сырой травы обхлестал сапоги, наводя глянец.

Матрос вытряхивал бушлат.

Тут подошел Иван Лаврентьич. Все встали в шеренгу.

Иван Лаврентьич поздоровался с командой и, помуслив пальцы, развернул номер "Правды".

- Бьем ведь их, ребятки, а? - сказал он, встряхивая газетный лист. Колчаку-то, главному их закоперщику, скоро и совсем капут. Гонит его по Сибири наша доблестная Красная Армия - только земля гудёт...

Иван Лаврентьич присел на пенек, снял фуражку и пригладил ладонью отросшие редкие волосы.

Все пододвинулись к нему.

- Большое это, товарищи, облегчение нашей Республике, - заговорил Иван Лаврентьич. - Сибирь - страна хлебная. Будет, значит, хлеб рабочему классу... Бойцы Восточного фронта выполняют свою задачу перед Республикой. Теперь дело за нами. Пора, товарищи, пора и нам кончать с петлюровщиной.

- Это правильно, - горячо поддержали бойцы. - Развели мы с ними канитель - дальше некуда...

Еще теснее бойцы окружили Ивана Лаврентьича.

- Почитайте, товарищ начальник, газетку-то. Как там Колчака бьют?

Иван Лаврентьич протянул свежую газету бойцам. Ее сразу подхватило несколько рук, ребята отхлынули в сторону и принялись читать в несколько голосов: "Оперативная сводка... Восточный фронт. Развивая генеральное наступление, наши части..."

- Ну как, ладите между собой? - сказал Иван Лаврентьич, просовывая руку мне под ремень и подводя другой рукой Панкратова. - Лбами не стукаетесь?

- Да уж лучше, кажись, и не бывает, - сказал, смущаясь, Панкратов. Что я вяжу, командиру пороть не приходится; ну и я за ним узелков не распускаю...

- Хорошо. А ты, политком, теперь газеток побольше в команду давай! И беседы заводи почаще.

Иван Лаврентьич попрощался, пошел к лошади и круто обернулся:

- Да, чуть ведь и не забыл!.. Нате-ка приказ. "Бронепоезду тяжелой артиллерии, - прочитал вслух Иван Лаврентьич, - согласно желанию команды, присваивается наименование: "Бронепоезд "Гандзя"".

Вечером, когда бронепоезд отошел в тыл, чтобы принять запас топлива, мы устроили небольшое собрание.

- Знамени Красной Армии не уроним!

Так сказали бойцы.

* * *

А враг подтягивал войска... Через пленных стало известно, что петлюровцы решили окружить под Казатином бригаду и прикончить всех нас, чтобы, как говорили они, "не заносить кровь в Киев". Петлюровцы намеревались вступить в украинскую столицу в начищенных сапогах, смиренными христианами, под колокольный перезвон древней Киево-Печерской лавры.

Под напором был оставлен Казатин.

Бои завязались на подступах к Киеву...

Трудящиеся Киева спешили с подмогой: на паровозах, на дрезинах, с товарными, дачными поездами и пешком по шпалам шли и ехали на помощь рабочие. Были тут старики и даже женщины. Плохо вооруженные, наспех сформированные в отряды, шли они бесстрашно в бой. Но слишком неравны были силы. С запада давил на нас, уже торжествуя победу, Петлюра; с юго-востока стремительно подходил к Киеву Деникин. Мы видели: не удержать нам натиск врага.

Телеграф в штабе беспрерывно получал депеши-шифровки: из глубины Советской России по железным дорогам к Киеву двигались красноармейские части. Вот кто мог нас выручить!

Но враг уже навязал нам решительный бой...

Киев двинул на фронт свои последние резервы - красных курсантов. Горько было сознавать, что ребят сорвали с учебы. А какие - я поглядел - молодцы! Еще немного - и получились бы из них, юных рабочих и крестьян, образцовые командиры...

Батальоны курсантов выступили на позиции, как на парад, с музыкой и развернутыми знаменами, все, как один, в зеленых шапочках пирожком, строгие, подтянутые.

Раз-два, раз-два... - шагали курсанты, и, глядя на их выправку, каждый невольно оправлял на себе ремень и фуражку и сам весь подтягивался.

Ввели в бой курсантов. Еще выше подняли они знамена, еще громче ударила музыка. Наступавшие встретили курсантов бешеным огнем. Но славные бойцы шли вперед все тем же размеренным шагом, не оборачиваясь и не пригибая головы.

В рядах врага началось замешательство. И тут бойцы нашей бригады, изможденные, израненные, спотыкавшиеся даже под тяжестью собственных винтовок, подхваченные великой силой товарищества, стремительным ударом во фланг опрокинули передовые части петлюровцев.

Курсанты довершили дело: не дав им опомниться, они отбросили их обратно за Казатин.

* * *

Эта победа, пусть неполная, временная, победа среди многих поражений, просияла для нас ослепительным лучом: все на деле почувствовали, что уже не за горами тот день, когда Красная Армия вышвырнет вон всех ненавистных врагов советской земли.

В эти дни на бронепоезде счастливейшим человеком был Никифор. Да и как иначе? Ведь курсанты - те самые, среди которых его брат, кузнец, - сломили врага. Никифор с пылающими щеками всем и каждому рассказывал, как шли курсанты и как он перед самой атакой повстречался с братом: "Подбежал я... Митька! - кричу. А он как подденет меня за пояс - да кверху. У меня дух прочь. Забыл я про его повадку под ремень хватать... Да вот, обождите, придет ко мне. Сами увидите, каков силач!"

Да где уж тут было в гости ходить! Так и не выбрался к нам любимый брат Никифора. Не случилось нам повидать знаменитого кузнеца!