Александр Шубин - 1937. АнтиТеррор Сталина

• Название: 1937. АнтиТеррор Сталина
• Автор: Александр Шубин
• Жанр: Политика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-39741-9

«Революция пожирает своих детей» — этот жестокий исторический закон не знает исключений. Поэтому в 1937 году не стоял вопрос «быть или не быть Большому Террору» — решалось лишь, насколько страшным и массовым он будет.

Кого считать меньшим злом — Сталина или оппозицию, рвущуюся к власти? Привела бы победа заговорщиков к отказу от политических расправ? Или ценой безжалостной чистки Сталин остановил репрессии еще более масштабные, кровавые и беспощадные? И где граница между Террором и Антитеррором?

Расследуя трагедию 1937 года, распутывая заскорузлые узлы прошлого, эта книга дает ответы на самые острые, самые «проклятые» и болезненные вопросы нашей истории.

---

Но в октябре 1929 г. начались аресты. Было арестовано более 100 человек. Были ли репрессии в отношении научных работников вызваны стремлением властей вытеснить старых академиков коммунистами в АН? Разумеется, когда дело набрало обороты и были арестованы академики С.Ф. Платонов, Е.В. Тарле, М.К. Любавский и Н.П. Лихачев, власть не преминула продолжить избрание новых академиков-коммуни-стов. Но репрессии проводились явно не ради этого. Аресты оставались выборочными. Так, открытый демарш президента АН А.П. Карпинского, протестовавшего против арестов, остался без организационных последствий. После внедрения в АН коммунистической фракции для большевизации науки уже не нужны были аресты — хватало голосования и увольнений.

Поводом для арестов стало «архивное дело». Было обнаружено, что академики хранят акт об отречении Николая II и другие дореволюционные документы без санкции правительства (академики объясняли, что сообщили «наверх», что у них есть эти документы, но не настаивали на их передаче властям). В основе «архивного дела» лежал конфликт старых академиков во главе с С. Платоновым и С. Ольденбургом, с одной стороны, и лидером «красной» исторической науки М. Покровским. Можно ли передавать большевикам ценнейшие исторические документы, или подождать? Саботаж передачи документов Центрархиву и оппозиционные беседы, обостренные недовольством линией властей во время избрания новых академиков, — вот основа, на которой выросло «академическое дело». Власть не мстила за прошлое. Она обнаружила еще один центр оппозиционного общения недовольных интеллектуалов с известными именами.

Трудно отрицать критический характер бесед ученых между собой. В начале следствия Платонов рассказывает следователю о кружках, существовавших в академической среде. Да, есть либералы-демократы и консерваторы-монархисты. Люди не «перековались» за десятилетие. Названия этих интеллектуальных клубов рождены явно не в голове следователей. «Новый Арзамас», например. В беседах со следователем Платонов излагает не идеи следствия, а взгляды консервативного историка. Он указывает на «неподготовленность широких крестьянских масс к социалистическим элементам».[52] Частные беседы интеллектуалов касались перспектив интервенции и восстановления монархии, к которым собеседники относились по-разному. На то и интеллектуальный клуб, чтобы анализировать разные возможности.

По словам Платонова, ситуация 1928 г. «обостряла политическое настроение членов нашего кружка-организации, создавала иллюзию непрочности соввласти, ее скорого падения и подталкивала нас к скорейшему организационному и политическому оформлению нашего кружка как политической организации».[53] Для людей, переживших 1905 и 1917 гг., это вполне нормальное поведение. А уж если клуб вступает в контакты с другими подобными кругами (Промпартия, например), то нужно скорее договориться об общей линии на переговорах с партнерами. В феврале 1917 г. кабинет сформировали те известные интеллектуалы, которые быстрее договорились.

Интересно, что следствие, которое вроде бы фальсифицировало дело от начала до конца, действительно проверяло показания. Так, Е. Тарле, намеченному вроде бы Промпартией в министры иностранных дел, предъявили для опознания фотографии Рамзина. Кандидат в министры выбрал фотографии, «не имевшие с Рамзиным ни малейшего сходства». Но если о коалиции договариваются подпольные группы, все лидеры могут и не знать друг друга лично.

По версии следствия, клуб, действовавший в АН, оформился во «Всенародный союз борьбы за возрождение свободной России». Откуда возникло это название. Придумал следователь? Но следствие искало монархический заговор. «Возрождение свободной России» — либеральный лозунг, не предполагающий реставрации монархии. Источник названия, как и в других «делах» 1929–1931 гг., — беседы оппозиционно настроенных интеллигентов, которые обсуждали возможность политического оформления своих групп, если власть всерьез зашатается. Название в этом деле — важнее программы. Это квинтэссенция программы, визитная карточка в переговорах с партнерами и, если это будет возможно, — в агитации.

По версии следствия, в организации определенно состояли 33 арестованных. В военную организацию «союза» входили 16 бывших офицеров, работавших в учреждениях АН. Она якобы должна была выступить во время интервенции. Если бывшие «товарищи по оружию» из кутеповского РОВСа действительно высадятся на Черноморском или Балтийском берегу, почему бы не присоединиться к ним? Главой «академической военки» ОГПУ назначило зятя академика Платонова Н. Измайлова (по «академическому делу» его все же не стали расстреливать). Он был наиболее удобной для следствия связью между академиками и недовольными военспецами. Но были и другие связи. Консервативная интеллигенция активно общалась с консервативными офицерами. Учитывая «дело военных» 1930–1931 гг., контакты академиков и офицеров могли показаться особенно опасными. Опыт белого движения убедительно показал, что в случае падения коммунистического режима страна не примет диктатуры офицеров. Иное дело — коалиционное правительство, состоящее из известных ученых и опытных хозяйственников, которые придерживаются разных политических взглядов (от консервативно-либеральных, как академики, до социалистических, как участники других групп). Лучшие шансы в условиях грядущей революции получат те силы, которые будут располагать вооруженной поддержкой.

Приговор академикам и их подельникам был вынесен 8 августа 1931 г. Академиков ждало самое мягкое наказание — 5 лет ссылки. А вот военные участники академического кружка, обсуждавшие вопросы истории России с либеральных и монархических позиций, будут отправлены в тюрьму. Шестерых бывших офицеров по приговору 10 мая 1931 г. расстреляли.

По признанию академика Е. Тарле, один из участников их бесед говорил, что «диктатором мог быть Брусилов, популярный человек и вместе с тем не какой-нибудь эмигрант, не знающий происходящих изменений в психологии военных масс». Это было до смерти генерала в 1926 г. Поскольку другого популярного генерала царского призыва в СССР не было, офицеры могли переориентироваться на либеральных интеллектуалов. Самого Тарле, по версии обвиняемых по делу Промпартии, прочили на место министра иностранных дел. Но он, как и академик-монархист С. Платонов, отделался ссылкой. Странно: и Громан, и Рамзин, и Тарле сотрудничали со следствием, а какие разные судьбы. Но это объяснимо: Громан представлял опасность для режима сам по себе — как носитель знаний и идей. Он, равно как и Кондратьев с Чаяновым, оказывал воздействие на правое крыло компартии. Идеи Рамзина и Тарле не могли быть приняты послереволюционными массами или новой правящей элитой, и поэтому они были безопасны. При условии, если старая правящая элита не имеет вооруженной поддержки в армии.

Из показаний интеллектуалов следовало, что такая поддержка есть. В августе 1930 г. были произведены массовые аресты военных специалистов, бывших царских офицеров. Операция по ликвидации старого офицерства была названа «Весна», так как в кругах внепартийной, в том числе военной, интеллигенции ходили слухи о том, что весной 1930 или 1931 г. будет интервенция, и происходили обсуждения, что делать в этом случае. Репрессировали более 10 ООО человек. Это был своего рода «удар по площадям». Подозревая, что в офицерской среде зреет заговор, ОГПУ и руководство страны снова не стали разбираться в деталях, а вырезали целый социальный слой. Были арестованы бывшие генералы М. БончБруевич (в 1931 г. отпущен с миром), А. Свечин, А. Снесарев, А. Секретарев и др.

«Дутый» характер некоторых дел был очевиден даже следователям. Но в ряде случаев удалось найти вещественные доказательства и получить правдоподобные показания. Так, офицеры продолжали собираться на вечера, посвященные их боевому братству в дореволюционные годы, хранили дореволюционную и белогвардейскую форму и символику (включая даже полковые знамена). До 1926 г. вечера георгиевских кавалеров возглавлял сам генерал Брусилов. В этих показаниях нет «тенденции следствия» — как потенциальный военный диктатор покойный генерал не был выгоден следствию.

На встречах георгиевских кавалеров Брусилов говорил о своей радости, «что, несмотря на то, что волею судеб сейчас служим в Красной Армии, мы все же не забываем старых традиций русского офицерства». Ему ответствовал Снесарев, который говорил, что собравшиеся и дальше не будут «терять друг друга из виду».[54]

Снесарев был близок к научной интеллигенции, что увязывало военное дело с академическим через «Русский национальный союз» профессора И. Озерова. Упоминалась ли возможность создания такого союза в беседах генерала и профессора? Сам Снесарев признал, что георгиевские кавалеры считали его одним из преемников Брусилова. Старика Снесарева выпустили уже в 1932 г., без массы старого офицерства он был не опасен. Свечин говорил: «Мы только беспечные ландскнехты». Сталин не доверял ландскнехтам, тем более, если они ведут ностальгические разговоры о старой России. Он опасался, что в момент интервенции тысячи офицеров, носители советских военных тайн, отправятся на занятую интервентами и белогвардейцами территорию (как в свое время на Дон), придадут массовость русским контрреволюционным формированиям и дезорганизуют тыл Красной армии. При первых сигналах о заговоре в «белогвардейской среде» было решено уничтожить саму почву этой «пятой колонны» (используя крылатое выражение, возникшее в Испании через шесть лет).