Николай Григорьев - Полтора разговора

• Название: Полтора разговора
• Автор: Николай Григорьев
• Жанр: История

---

VI

Выходят все эти шестисотые, семисотые, девятисотые номера на линию ночью - с Сортировочной станции.

Когда едете поездом из Ленинграда, вы можете сами увидеть Сортировочную. Она тянется пять-шесть километров. Такая станция есть не только в Ленинграде, но и на каждом большом железнодорожном узле.

Пассажирские поезда на Сортировочной не останавливаются. Ни вокзала там не увидите, ни перронов - одно чистое поле. И в поле - рельсы. Словно плугом обходили поле да в каждую борозду рельсы клали - столько их там. И на всех рельсах стоят вагоны: сверху на крыши посмотреть - целый город.

Сортировочную станцию проще всего сравнить с мешком. С утра до вечера, с вечера до утра набивают ее гружеными вагонами. От каждого завода на Сортировочную проложены пути. Нагрузят на заводском дворе вагоны, навесят, как полагается, пломбы - и пошел вагон на Сортировочную.

А водят вагоны с заводских дворов на Сортировочную и обратно особые паровозы - "Овечки". Называются "Овечками" они потому, что у них буквы "Ов" на тендере. Ну уж крикливее паровоза нету! Прямо скажу: пронзительный голос у "Овечки"! Соберутся они на Сортировочной - и такой концерт зададут, что ушам больно. Хорошо, что станция за городом.

А был один раз случай. Переменили деповские рабочие на "Овечке" гудок то ли они для смеху это сделали, то ли по просьбе машиниста, любителя паровозной музыки. Но только прикрутили они "Овечке" такой гудок, какого никогда даже на "Эльке" не бывало. Прямо-таки хор. Потянет машинист за ручку - и запоет "Овечка" в три-четыре голоса. Думают на линии - это какой-нибудь новый сверхскорый паровозище валит, а это просто "Овечка" номер 31-47 по подъездным путям пробирается. Да еще самая старая "Овечка", выпуска 1901 года. Семенит она мелкими колесами и не своим голосом кричит.

На всей Сортировочной в этот день переполох был.

А другие "Овечки" ничем одна от другой не отличаются, только номера у них разные.

Юркие это паровозики! Они вагоны и соберут, и по путям их расставят, и туда сбегают, и сюда поспеют. Круглые сутки носятся "Овечки" по Сортировочной. Тысячи три-четыре вагонов другой раз натолкают с заводов на станцию - глядишь, за ночь уже и рассортировали их, подобрали по адресам, выставили в затылок. Сцепщик обойдет, свинтит вагоны - и готов поезд.

Докладывает диспетчеру Сортировочная:

- Принимайте!

- Понято, - отвечает диспетчер.

В дальнюю дорогу вести состав - это уже не "Овечкино" дело. Тут уж к выходным путям "Щуки" из депо подкатывают. Отцепят составители "Овечку", взвизгнет она на прощанье и побежит по своим делам. А "Щука" ответит ей басом и возьмет состав на крюк.

С этой самой минуты попадает состав на график к диспетчеру.

VII

Но плох тот диспетчер, который ничего, кроме своего графика, знать не знает. Чтобы порядок на линии был, надо диспетчеру иной раз и самому на линию показаться. Конечно, не во время дежурства - тогда и на шаг от громкоговорителя не отойдешь. А вот в свободные часы не мешает нашему брату сесть на паровоз и проехаться по участку. Проедешься - и сам своими глазами увидишь, почему это сегодня на Навалочной цистерны три часа под выгрузкой торчали или отчего в Рябово каждый раз под семафором поезда держат: сигналист ли там зевает, или дежурный по станции шляпа?

Только лучше всего диспетчеру не с пассажирским, а с товарным составом ездить. С товарным его меньше всего ждут. Это ему и на руку. Приедет на место и все как есть увидит, без прикрас.

Я ни одной шестидневки не пропущу, чтобы до Любани не прокатиться. Зато уж спокоен за свой участок на дежурстве. И Рябово, и Обухово, и Тосно, и все другие станции не только по голосу теперь знаю, но, можно сказать, и в лицо.

Запишешь во время дежурства на листок, что тебе твой график портило операторов, которые сведения о поездах задерживали, деповских дежурных, которые тебе паровозы вовремя не подавали, - а потом и поедешь по душам с ними беседовать.

Помню, как однажды застрял у дежурного на станции Саблино товарный номер 631.

Шел он с импортным грузом, со станками последней модели для московского завода "Шарикоподшипник". Станки эти срочно выписали из-за границы, заплатили за них золотом. В Ленинградском порту при разгрузке парохода специальный субботник устроили. Тут же на месте в порту состав сформировали, помимо всякой Сортировочной, и к нам на главную линию перебросили.

Я его сквозным маршрутом отправил повышенной скоростью - от Ленинграда до самой Москвы без передышки.

В этот день я как раз на линию собрался. Сдал в восемь утра дежурство и выехал с дачным поездом.

Приезжаю в Саблино.

Смотрю в окно вагона и вижу: напротив нас какой-то длинный товарный состав стоит, и на всех вагонах мелом написано: Москва, Москва, Москва.

Вот, значит, как мой товарный экспресс без передышки идет. Сорок километров прошел и застрял в Саблине. Всего только шестисот километров до Москвы и не доехал!

Выскакиваю из вагона (а раньше я и не думал в Саблине выходить) и бегу искать дежурного по станции. Попался мне по дороге проводник с московского товарного.

- Почему, - спрашиваю, - стоите здесь?

- Да дежурный отставил.

- Как отставил, зачем?

- Не знаю. Прицепку собирается делать. Вагон тут у него какой-то с прошлых суток заночевал; и он хочет сплавить его в Любань, пока диспетчер не хватится.

- Вот как, - говорю, - пока не хватится?

Смотрю - и сам дежурный является. Он из-под вагона вынырнул.

Увидел меня - и чуть было обратно под состав не нырнул.

- Это что, - спрашиваю, - у вас московский отдыхает?

- Московский, - говорит. - Мы сейчас на выход ему дадим.

- А почему до сих пор не дали?

- Не поспели, товарищ диспетчер, все буксы проверить надо было, а в трех вагонах даже новую набивку сделать. В Ленинграде вот недосмотрели, а у нас простой выходит.

- Вот как, - говорю, - значит, Ленинград виноват... А что за вагончик вы тут к сквозному маршруту прицепляете?

Заморгал глазами дежурный, а я к селектору - ленинградского диспетчера вызываю - моего сменного.

- Как у вас московский товарный значится?

- На простое в Саблино, - отвечает. - Нагон пара. Высылаю резервный паровоз.

"Вот, - думаю, - ловкач дежурный. Он, значит, всем по-разному врет. Мне - что буксы виноваты, а в Ленинград - что машинист пар нагоняет. Нагоню же я ему пара!"

Выхожу я на перрон, а мой московский уже за семафор хвост убирает.

Ведь вот как быстро его отправили, или, как у нас говорится, "вытолкнули"!

Ну и с дежурным этим мы быстро покончили: тоже "вытолкнули".

VIII

Не сразу, конечно, и из меня диспетчер получился.

Помню, привели меня первый раз на диспетчерское дежурство.

Я - старый железнодорожник, насквозь паровозным дымом прокурен.

Октябрьская наша дорога еще Николаевской называлась, еще у нас орлы двуглавые на билетах печатались, еще генералы в шинелях на зеленой подкладке управляли дорогой, - а я уже работал. Телеграфистом на станции второго класса торчал, точки-тире выстукивал за двадцать пять рублей в месяц. Ну, тогда каждая станция за себя действовала - без всякого диспетчера. По своему разумению принимала и отправляла поезда и на запасный путь выкидывала. Да ведь движение-то в сущности пустяковое было. Стрелочников да путевых сторожей нельзя было и железнодорожниками назвать - уж, скорей, огородниками. Вылезет стрелочник из своего огорода, сделает стрелку поезду или флажок зеленый покажет - и опять брюкву полоть.

"Диспетчер" - и слова такого мы не слыхали в те времена...

Диспетчерская служба у нас с революции появилась. В хозяйстве план, на заводах - план. Значит, и грузы по железной дороге надо возить по плану.

Вот тут-то и понадобился диспетчер с графиком. Посадили его управлять всеми станциями, всем движением поездов.

А я уже к тому времени на станции первого разряда работал, на крупной станции. И не телеграфистом, а помощником начальника. Набрался там опыта. Движение поездов и всю железнодорожную механику я уже вдоль и поперек знал. Ну вот и назначили меня диспетчером, привели в дежурную комнату на первый круг. С неделю я у диспетчерского стола стоял. Смотрел, как диспетчер карандашом по бумаге водит. А потом диспетчер посадил меня к столу, а сам у меня за спиной стал.

Начал и я понемногу график чертить. Пока у меня все благополучно шло, я самостоятельно работал. А как только выскочит у меня какой-нибудь поезд из своего времени - я сейчас назад оборачиваюсь, к диспетчеру.

- Как? - спрашиваю.

- Так и так, - говорит.

Работали мы с ним около месяца - ладно дело получалось. А потом он и ушел, диспетчер-то. Ушел и оставил меня одного - с графиком, селектором и громкоговорителем.

Вожу я карандашом по графику, а мысли собрать не могу. Громкоговоритель мне в уши орет, хрипит, карандаш у меня ломается. То и дело счет поездам теряю. Вот, думаю, какой-нибудь забуду, вот не доведу до Любани.