Андрей Алдан - Армия обреченных

• Название: Армия обреченных
• Автор: Андрей Алдан
• Издательство: Нью-Йорк, Архив РОА
• Жанр: О войне
• Год: 1969

Воспоминания Генерального Штаба полковника Андрея Георгиевича Алдана (Нерянина) «Армия обреченных» были им написаны в американском плену в 1945–46 гг. и чудом сохранились в его бумагах.

В рукопись внесены лишь незначительные поправки фактического и литературного порядка. Это не просто дневник — трагическое описание положения власовцев в плену у американцев, он полон глубоких раздумий и тонких наблюдений офицера генерального штаба, обладавшего исключительной памятью.

---

Как сказано, продукты поступали нерегулярно и не по норме. Сегодня привезли по 200–250 граммов хлеба, по 70–100 гр. гороха на человека, а завтра ничего, или почти ничего. В течение месяца совершенно не получали соль. Были дни, когда по раскладке на сутки для одного человека вкладывали в котел 6–10 гр. гороха и по 10–20 гр. муки и выдавали на руки по 60–80 гр. хлеба. Были и такие дни, когда горячую пищу совсем не готовили, а людям выдавали на руки суточный рацион 30–50 гр. муки и ничего больше. Из этой муки каждый волен был делать, что угодно. Одни пекли на камнях две лепешечки, другие же варили котелок похлебки.

Нерегулярность и несвоевременность подвоза продуктов обязывало иметь некий запас их хотя бы на сутки. Однако уже в 20-х числах июня «коноводы», из числа наиболее недисциплинированных солдат, донесли коменданту лагеря, что «офицеры не выдают всех продуктов, привозимых американцами, и держат их в складе для себя». Комендант, все тот же «грозный Бренон», не желая вникнуть в суть дела приказал немедленно раздать все продукты и впредь никаких запасов не создавать. Тут, к несчастью, веское последовало наказание лагеря в виде лишения лагеря на 5 суток продовольствия.

Положение в лагере в конце июня и в начале июля было особенно тяжелым. Появились «доходяги», т. е. голодные люди, но еще способные передвигаться. Они с блуждающими глазами ходят по лагерю, вперив взгляд в землю, словно разыскивая, не найдется ли что-нибудь съестного. Они толпами стоят около кухонь, около складов. В момент привоза в лагерный склад продуктов, толпа в 200–400 человек плотной стеной окружает склад и лихорадочными глазами следит, «чтобы всё было роздано, чтобы на складе ничего не осталось». В этой толпе представители всех частей лагеря. Потом они группами расходятся по своим частям, сопровождая людей получивших продукты, и продолжают следить, чтобы на полковых и батальонных пунктах также «ничего не осталось бы». Еще в момент получения продуктов на центральном лагерном складе, добровольные наблюдатели, с бумажкой в руках, высчитывают, сколько и каких продуктов придется на одного человека.

Первое время пытались урезонивать, разъяснять, а затем просто разгонять толпу, но потом бросили делать и это, посколько комендантскому наряду приходилось вступать в драку, чтобы отогнать голодных людей от склада.

На почве хронического недоедания, «доходяги» скоро перешли в разряд не встающих с постели. В начале июля (7–10) до одной трети общего количества людей уже не вставала с постели и не выходила из палаток. Появились вши, но от них избавлялись «чудодейственным» американским порошком. Великое счастье, что в это время в лагере не вспыхнула какая-нибудь эпидемия.

Голод неизбежно привел к тому, что многие из тех, кто еще мог «свободно» передвигаться, стали бегать из лагеря на двое-трое суток. После они возвращались в лагерь с… продуктами. Некоторые покупали у местных крестьян, некоторые зарабатывали, многие просто воровали. В лагерь приносили, главным образом, молодой картофель, затем кур, гусей, хлеб, иногда поросенка или даже овцу и, конечно, табак. Столь же неизбежно в лагере возник базар. Первоначально торговали полутайно, «из-под полы», на тыловых линейках частей, затем базар перешел на главную лагерную площадь. Попытки разгонять торгующих успеха не имели, поскольку у начальника лагеря фактически не было власти, а американцы потворствовали базару, т. е. не принимали сколь-либо решительных мер к его ликвидации.

На базаре можно было купить всё, начиная от кремней для зажигалки и кончая костюмами. Главным, наиболее ходким товаром, был хлеб, табак и сигареты. Стоимость хлеба доходила до 70 марок килограмм. Американские сигареты стоили 5–10 марок, немецкие от 2-х до 5-ти марок. Скоро все деньги лагеря оказались в руках немногих «королей рынка». Говорили, что у некоторых скопилось 30–50.000 марок. После эти «короли» ушли из лагеря. Отсутствие денег не прекратило торговлю, люди перешли на меновую торговлю. Меняли и обменивали всё: часы, кольца, сапоги, шинели, мундиры, рубахи, сигареты и табак и т. д.

Поставщиками продуктов на рынок были, в первую очередь, выезжавшие из лагеря на различные работы солдаты и офицеры, затем солдаты и офицеры «пикировщики» («спикировать» на местном языке означало попасть на крестьянское поле или в деревню) и, в незначительной мере, женщины, приносившие в лагерь, главным образом, хлеб. Каждая из женщин приносила, обыкновенно по средам и по воскресеньям, по две-три буханки хлеба для своего мужа или сына и для близких его товарищей.

Самое трагичное состояло в том, что торговлей занимались не только солдаты, но и часть офицеров. На этом основании солдаты огульно обвиняли всех офицеров в спекуляции. Так уж водится, что если офицер стал торговать и входить в торговые сделки со своим же солдатом, то он перестает быть офицером и солдат может бросить ему любой упрек. Дисциплина явно падала и поддерживать ее стало невозможно.

Много обидного и грубого было сказано в отношении женщин, коих также огульно называли спекулянтками.

Дезорганизованность катастрофически нарастала. Каждое утро у ворот лагеря собиралась тысячная толпа. Это люди, жаждующие попасть на работу вне лагеря. С работы, быть может, удастся кое-что привезти, да и американцы часто раздавали работающим продовольственные пакеты. Никакие расписания, очередности, ни комендантский наряд не помогали. Между официально, в порядке очереди, выделенными сегодня на работу и между «охотниками», т. е. наиболее сильными, нахальными и беспринципными, происходят драки, а американские вахтеры откровенно хохочут, потешаясь над озверевшей толпой. И только, когда дело доходит до серьезной потасовки, американские солдаты ударами прикладов винтовок, резиновых палок, а иногда стрельбой поверх толпы, добиваются водворения подобия некоторого порядка.

Когда стали посылать людей на длительное время на сельскохозяйственные работы, то к генералу Меандрову ежедневно приходили группы по 20–50 человек — делегаты от рот и батальонов — с претензиями: «почему сегодня выделили людей на работу от другой, а не от их части?»

Войсковой организм распался… Говорят, что китайцы первыми пустили в ход пословицу: «кухня есть — война есть». Это совершенно справедливо. В лагере Ганакер, в середине июля, безраздельным начальником людей стал «генерал живот», возродивший немецкий плен, прививший большинству солдат и многим офицерам инстинкты и страсти безликой и многоголосной толпы.

«Генерал живот» овладел умом и сердцем людей, главным образом, потому, что у них невелика была внутренняя спаянность и убежденность, позволяющая переносить более тяжкие испытания.

В одном из писем на имя американского командира ген. Меандров писал: «Плен немецкий, голодный, жестокий, тяжелый и откровенно издевательский был закономерен и понятен нам. Несмотря на тяжесть плена, мы как-то надеялись, что он кончится с окончанием войны. Плен американский гораздо тяжелее для нас в моральном отношении. Мы не понимаем, почему нас держат и как долго еще будут нас держать военнопленными. Впереди у нас неопределенность, которая гнетет людей»…

XI. ПЛЕННЫЕ

Наступили, наконец, дни, когда всем разговорам об «интернированных» самой жизнью был положен конец. Советские представители настояли перед американским командованием на том, чтобы лагерь был расформирован.

7-го августа из лагеря Ганакер были взяты и увезены неизвестно куда генералы во главе с Меандровым. А надо сказать, что американские офицеры, посещавшие до этого лагерь, на вопрос о возможности разделения солдат и офицеров, всегда отвечали, что этого не будет… «Ваша судьба, — говорили они, т. е. судьба офицеров и солдат — будет решаться одновременно и нет, поэтому, необходимости разделять вас».

18-го августа 1945 года около 9 часов собрали лагерь по тревоге. Приказано построиться со всеми вещами. Офицеры строятся на правом фланге. В лагере и вокруг него усиленный наряд. Около главных ворот началась посадка на машины. Офицеров направили в лагерь военнопленных № 22, Регенсбург, а солдат с небольшой группой случайно оставшихся офицеров — в лагерь Зоннендорф (около Пассау). Посадка в машины и отправка происходит в крайне нервной напряженности. Никто не знал, куда везут. В последний момент присутствующий при погрузке командир 26-ой бригады полковник Френч сказал: «Вас везут в благодатный лагерь Регенсбург, вы пробудете там недолго и получите отпускные документы». Однако машины были направлены не в Регенсбург, а на Пассау; некоторые солдаты стали выбрасываться на полном ходу. В Мюнхене, Ландсхуте и др. пунктах разнеслась весть, что «офицеры взбунтовались». Американцы открыли стрельбу, 16 чел. убиты и много раненых. «Убитых» и «раненых» погрузили, «как дрова», на машины, «куда-то» отправили.

Сравнительно долгое время, разделенные офицеры и солдаты ничего не знали друг о друге, также ничего не знали и о судьбе вывезенных генералов.