Андрей Жариков - Крушение «Кантокуэна»

• Название: Крушение «Кантокуэна»
• Автор: Андрей Жариков
• Издательство: Дет. лит.,
• Жанр: О войне
• Год: 1988

Повесть о разгроме Советскими Вооруженными Силами в августе 1945 г. Квантунской армии, о военачальниках, возглавивших эту операцию.

---

Под Сталинградом, когда генерал Малиновский командовал 2-й гвардейской армией, он как-то услышал по радио, что в боях отличились воины-танкисты под командованием подполковника Ефимова и подумал: «Значит, жив Ефимов».

* * *

В госпитале Мирон пролежал дней десять. У мальчика было нервное потрясение и контузия. Когда он поправился, ему выдали справку, что он сын военнослужащего и следует в Читу. В гимнастерке, сапогах, с вещевым мешком, где лежал сухой паек, Мирон первый раз в жизни самостоятельно отправился в далекий путь — к деду.

В Свердловске поезд стоял очень долго, и многие пассажиры вышли из душных вагонов подышать свежим воздухом. Вышел и Мирон. В ларьках продавали колбасу, яйца, печенье и конфеты, булочки и фруктовую воду. Все как до войны, когда Мирон со своими родителями ездил на разъезд Безымянный. Тогда поезд также долго стоял в Свердловске, и Мирон с отцом в том же ларьке покупал фруктовую воду. Только тогда на перроне не было так много военных и очереди у ларьков не было.

Мирону хотелось пить, но у него не было денег даже на бутылку фруктовой воды.

Прогуливаясь возле вагона, он обратил внимание на худенького белоголового мальчика в вельветовой синей курточке. Лицо продолговатое, глаза голубые, добрые и грустные. Мальчик пил лимонад и посматривал на Мирона, одетого в длинную красноармейскую гимнастерку без ремня, в серенькие брюки, заправленные в широкие голенища больших кирзовых сапог.

— Вкусная? — спросил Мирон, хотя знал, что фруктовая вода не бывает невкусной. Просто ему хотелось заговорить с пареньком.

— Ничего. Но хорошо бы с хлебом… — ответил тот. — Денег у меня хватило только на воду.

— А куда ты едешь?

— В Читу. — Посмотрев на остатки воды в бутылке, он предложил Мирону: — Хочешь?

— Давай, а то у меня все внутри пересохло. А я тебе хлеба и колбасы дам. Я тоже еду в Читу, к дедушке. Он живет на разъезде Безымянном.

— Послушай, как тебя зовут? — обрадовался новый знакомый. — Поедем вместе? У тебя есть билет? Меня зовут Славкой, я из Риги, но билета до Читы нет…

Через минуту Слава уже тащил Мирона к вагону.

— Расступитесь, товарищи! — просил он. — Братишка вывихнул ногу… Позвольте! Билет у него в руке. Не задерживайте, ему плохо…

План удался. Слава втащил Мирона в вагон и, конечно, обратно не вышел.

Устроились ребята на одной верхней полке в переполненном плацкартном вагоне и ехали вместе почти две недели. За долгую дорогу они рассказывали друг другу о себе, о своих родных и знакомых.

Родился Слава в Одессе. Он тоже единственный сын у родителей. Его отец по специальности экономист, работал в порту. А мать — врач. Славе уже исполнилось четырнадцать лет, он закончил седьмой класс и музыкальную школу, играл на баяне. Мальчик мечтал стать моряком. Он занимался спортом, любил читать, но учился неровно. Перед войной отца Славы перевели в Ригу, и он привез сюда семью. Мать Славы поступила судовым врачом на торговое судно и за неделю до начала войны ушла в дальнее плавание. А Слава поехал к дедушке и бабушке на лето в город Черновцы. В дороге стало известно, что началась война. Где-то в пути поезд остановился. В Черновцах уже фашисты… Так, оторванный от родных, Слава оказался в Москве. В Ригу поезда не ходят. Единственное, куда теперь он мог поехать, — к тете Клаве. Тетя Клава — сестра матери. Она жила в Чите, работала в паспортном отделе. Слава видел ее давно и точного адреса не знал. Но его это не беспокоило. Найдет. Лишь бы добраться. Денег на билет до Читы не хватало. К тому же хотелось есть, и часть денег он истратил на продукты.

Кто-то посоветовал купить билет до любой станции, но обязательно на читинский поезд. Лишь бы сесть в вагон, а потом можно и не выходить. Вон сколько детей едут на восток, и все без билетов. Война!

Слава воспользовался советом, доехал до Свердловска, а там повезло: познакомился с Мироном.

…До дедушки Василия ребята добрались исхудавшие, голодные, почерневшие от копоти и пыли. Съели по две миски наваристых щей с мясом и спали ровно сутки. На следующий день Слава уехал в Читу, где почти без труда нашел тетю Клаву.

Через неделю друзья встретились. Слава приехал на разъезд. Он рассказал Мирону, что квартира тети недалеко от вокзала и школа рядом. Узнал, что его примут в восьмой, а Мирона в седьмой класс.

Зимой Мирону было трудно добираться до Читы. Иногда в метель он оставался ночевать у своего друга, старался не пропускать уроков. А Слава через год расстался со школой — решил помогать фронту. Ведь враг был недалеко от Москвы, Ленинград в блокаде, почти вся Белоруссия и Украина захвачены фашистами.

Слава пошел на кожевенный завод, который выполнял военные заказы. Трудился в механическом цехе, наполненном грохотом машин и запахом смазки. Слава был помощником механика, чистил, смазывал агрегаты. Всегда в мазуте, в копоти.

Дружба ребят не гасла, но виделись они все реже. Только в выходные дни, да и то не всегда. Ходили на рыбалку, собирали грибы, выколачивали из кедровых шишек орехи. Часто вспоминали своих родителей.

Отец Славы в первые дни войны вместе со своим полком оказался в окружении и, присоединившись к партизанам, сражался в тылу противника.

Зимой 1943 года, во время успешного наступления советских войск, партизанский отряд соединился с действующей армией, и многие партизаны были зачислены в стрелковые полки. Рядовой Николай Котин стал пулеметчиком. В те дни он послал письмо в Читу Клавдии — сестре жены, смутно надеясь, что Слава может быть у нее. Но вскоре он был ранен, отправлен в госпиталь и ответа не получил.

Из госпиталя Котин разослал письма всем знакомым, в газеты, в отдел кадров торгового флота и еще раз в Читу. Может, кто-нибудь знает, где жена и сын Слава. С нетерпением ждал ответа, но шли дни, а известий никаких не было.

В палате было восемь человек. Все раненые знали о своих семьях. Правда, не у всех было легко на душе. Четверо тоже не получали писем. Их семьи были на территории, занятой фашистами, а там — известное дело — хозяйничает враг. Один из четверых — бывший председатель колхоза, брат его — работник милиции. Мало надежд, что семья жива. У троих молодых солдат родители живут на Урале, и письма приходят часто. Только радостного ничего не сообщают. У одного солдата отец погиб, у другого — два брата. А у третьего — престарелые родители, трудно живут без детей, ушедших на войну. У всех свои заботы и страдания.

Котин уже выздоравливал, когда пришло письмо. Служебное. Адрес напечатан на машинке. Сердце забилось, опустился Котин на стул, вскрыл конверт и прочитал скупые, убийственные строчки: «Сообщаем, что судно, на котором находилась Ваша жена, судовой врач Котина, потоплено вражеской подводной лодкой».

Два дня не вставал с постели убитый горем Котин.

И вдруг еще одно письмо в самодельном конверте. Глазам не поверил солдат, увидев знакомый почерк. Сын! Слава! Он в Чите.

КТО ОНИ?

Слава приехал на разъезд вечером. Как всегда, остался ночевать, чтобы весь выходной день провести с Мироном. За ужином спросил лесника:

— Василий Федорович, тетя Клава утверждает, что без кедровой рощи глухари не смогут жить в лесу, улетят и погибнут.

Дед Василий неторопливо очистил печеную картофелину, положил на тарелку и, полив кедровым маслом, ответил:

— Глухарь далеко не уйдет. Тут рядом сосновые леса. Корма ему вдоволь. На днях побывал там на зорьке. Поет глухарь.

Мирон не раз бывал с дедом на глухарином току, любовался пернатыми красавцами, слушал их песни, в книжках о глухарях читал.

— Махнем на зорьке в лес, — предложил Мирон Славе. — Знаешь, как здорово поют глухари! Темно еще, а петух начинает: «щелк, щелк». Как деревянными ложками постукивает. Опять «щелк», и слушает, нет ли соперника поблизости. А потом басовито: «тэк, тэк, тэк!» И начинается трель…

— Как у соловья? — спросил Слава.

— Ничего похожего! — засмеялся Мирон. — Это скорее как при заточке большого ножа о сухой камень: вчжик, вчжик, вчжик. Нет, это не выразишь словами… А сам сидит на ветке, голову кверху поднимает, борода под клювом торчком, и ничего в это время не слышит.

— Я видал на картинке, — сказал Слава. — Красивый: хвост и крылья черно-бурые, грудь черная с сине-зеленым блеском. Брюхо белое с черными пятнами.

— Картинка — не то, — возразил Мирон. — На картинках глухарь и тетерев похожи. Я раньше даже не мог отличить их. Тетерев — это как маленький черный петух, а глухарь в сумерках на огромного орла похож, клюв большой, загнутый, как у хищной птицы. Великан!

— В кого ты такой говорун, Мирон? — удивлялся Василий Федорович, ополаскивая посуду в тазике. — Отец — молчун, от матери слова лишнего не услышишь, ну, а я вовсе не мастак говорить. Ты не рассказывай, а поведи Славу на ток, где мы были с тобой, да покажи.