Томас Диш - Щенки Земли

• Название: Щенки Земли
• Автор: Томас Диш
• Издательство: Азбука, Терра - Книжный клуб
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1997
• ISBN: 5-7684-0221-7

Томас Диш — один из крупнейших представителей фантастов «новой волны», собрат по перу таких блестящих писателей, как Сэмюэль Дилэйни и Джон Слэйдек. Настоящее издание представляет два самых известных романа Диша «Щенки Земли» и «Концлагерь».

---

— Я думаю, это отвратительно! — воскликнула Кли, поудобнее вытягиваясь в небольшом антигравитационном кармане сборного домика, о котором позаботился наш Господин, чтобы мы не оказались совсем без удобств. — Говорить с ними. Есть их грязную пищу. Ты можешь заболеть.

— Я обращусь в питомник Шрёдер, и меня вылечат. В этой части штата Миннесота уровень цивилизации действительно такой же, как на Ганимеде. Мне здесь нравится. Будь моя воля…

— Дай тебе волю, и мы все станем Дингами! Питомник Шрёдер! Не смей даже напоминать мне о нем! Ты бывал там? Ты видел, как обращаются с любимцами на Земле?

— В самом питомнике не был, но…

— Ну а я была и могу рассказать тебе о тамошних варварских порядках. Несчастные любимцы живут как животные. Это похоже на жизнь до Господства. Все они бегают, не зная Сворки, под этим ужасным солнечным светом, без крыши над головой, среди этих противных овощей…

— Это всего лишь трава, любовь моя.

— Это отвратительно. Ты тоже отвратительный, раз хочешь здесь жить. Мне никогда не понять, зачем тебе понадобилось тащить меня и детей в этот ад.

— Я объяснял тебе раз десять — этого требует моя работа. Мне даже не начать продолжение романа, пока я не впитаю в себя ощущение этого места — безысходность здешнего бытия, бытия без надежды, бытия в ожидании смерти…

Любимая Матушка испустила сдавленный вздох ужаса и закрыла ладошками уши. Мысль о смерти, даже обозначавшие это понятие слова действовали на нее слишком угнетающе. Она устремилась к аптечке-автомату и со скоростью взмывающей в небо ракеты набрала код напитка для умеренного подъема настроения. Он готовился на основе ЛСД. Некоторое время спустя она предавалась радостным галлюцинациям в своем антигравитационном кармане. Нам с Плуто тоже хотелось наркотика, но Папа пообещал почитать вместо этого главу из «Собачьей жизни».

Мой отец Теннисон Уайт принадлежал к первому поколению людей, выросших вдали от планеты Земля. Он родился в 1980 году, ровно через десять лет после первых заявлений о себе Господства. Папу подбросили на ступени электростанции. Его первого Господина больше интересовали ботанические образцы, чем забота о подкидышах, поэтому начальное образование Папы было беспорядочным. Однако и в таком виде оно не шло ни в какое сравнение с тем, что человек мог получить прежде. Возможно, единственным исключением было образование Джона Стюарта Милля, но чувствуется, что оно далось ему слишком дорогой ценой. При поддержке Господ любой мог стать знатоком такого множества областей знаний, какого был способен пожелать. Языки и науки, музыка и физическое совершенство — все, для чего требуется компетентность и глубина знаний, а не просто творческий порыв, — могли стать «второй натурой» при затрате не больших усилий, чем необходимы при чтении романа, например, Джорджа Элиота.

В трехлетнем возрасте Папа был продан, передан или каким-то образом обменен (как именно Господа решали эти вопросы между собой — никто из любимцев понять был не в состоянии; когда им задавали прямые вопросы, Господа проводили аналогию с золотым эквивалентом, — но кто понимает, что такое золотой эквивалент?). Его транспортировали на астероид Церера, где Папины способности в полной мере культивировал один из первых по-настоящему великих селекционеров. По существу именно успехи Господина Цереры в значительной мере способствовали тому, что изучение и селекция Homo sapiens постепенно привлекли внимание всех Господ, занимавшихся проблемами Земли. Должны мы быть благодарны за это Господину Цереры или нет, судить не мне. Я хочу лишь дать ясно понять, что с трехлетнего возраста до двадцати лет Папа не мог желать лучшего Господина или более тщательного культивирования.

В двадцатилетнем возрасте у него обнаружилась лейкемия. Хотя Господину было проще простого избавить Папу от этой изнурительной болезни (да и было ли для них что-то сделать не проще простого?), ничего сделано не было. Как Господин объяснил Папе, прикованному к постели, вмешательство в базисный генетический материал считалось неспортивным, а ведь любое систематическое лечение и есть такое вмешательство. Папа заявил протест и получил заверение, что его заболевание требует созыва высшего консилиума Господ, однако должно было пройти определенное время, прежде чем консилиум примет какое-то решение. Между тем его отгрузили обратно на Землю почти так же, как возвращают изготовителю оказавшийся некачественным механизм. Попав во второразрядную больницу в северо-восточной Миннесоте, где пациентов был избыток, а персонала недоставало, преследуемый мыслью, что для Господ его жизнь или смерть — всего лишь вопрос спортивности поведения, он задумал свой великий роман «Собачья жизнь». Папа взялся за перо в тот день, когда Господин объявил, что его лейкемию излечат, а затем ему будет позволено вернуться домой на Цереру.

«Собачья жизнь» стала эпохальной книгой — такой же, как Библия Лютера, «Капитал» или «Хижина дяди Тома». Даже Господа читали ее и восторгались. Теннисон Уайт удостоился Нобелевской премии, был избран во Французскую академию и стал первым членом Американского конгресса сразу в двух ипостасях — сенатора от штата Аризона и представителя Девятого округа штата Миннесота. Более чем кто-либо другой он способствовал примирению людей с их Господами. Как раз это и сподвигло Дингов — ничтожный элемент человеческой популяции, все еще сопротивлявшийся верховенству Господства, — избрать его жертвой мщения. Ведь именно Папина книга дала Дингам их имя.

Роман поражает тем, что речь в нем ведется всецело с точки зрения собаки — настоящей собаки, собаки — жертвы Промышленной революции. Внешний реализм повествования совсем не нарушается даже в угоду аллегории, и все же… И все же никто не смог превзойти Папу в изображении первозданности и неизмеримости отчуждения персонажей. Гав и мистер Кромсай-Тащи так же далеки друг от друга, как человек и его Господин. Эта аналогия прослеживается чуть ли не до бесконечности.

До «Собачьей жизни» Динги (это и сейчас еще самое ходовое название, когда заходит речь о существовавших до 2037 года разнообразных диссидентских элементах, потому что они, как бы сами себя ни называли — республиканцы, баптисты, Гарвардский клуб, Бнай-Брит и т.п., — так и не смогли прийти в революцию под каким-нибудь подходящим названием) использовали слова вроде «питомник», «сворка» и даже «любимцы» только как ругательства. Папина книга била противника его же оружием. Она в два счета произвела переоценку понятий, и все вернулось на круги своя. Быть любимцем стало предметом гордости; оказаться одомашненным значило теперь приобрести более высокий статус по сравнению с дикостью. Достаточно было осознать различие между борзой и волком, умной таксой и простоватым динго, чтобы понять, почему Господа — наши… прирожденные Господа.

Были и другие, менее серьезные последствия популярности этой книги. Каждый, кто прочитал ее, каждый, кто что-то представлял собой, стали давать своим детям имена в честь знаменитых собак. Не осталось без внимания ни одно поколение щенков с необычными именами со времен обретавшихся в глубинах семнадцатого века отцов-пилигримов. Достаточно упомянуть хотя бы тех, которые сами сделали свою судьбу: Лада-дог, Бобби-францисканец, Крошка Шиба, Ринтинтин, Красавчик Джо, Проныра или Искатель Неприятностей.

Причиной возвращения Папы на Землю, несмотря на все неприятные ассоциации, связанные с его первым пребыванием на родной планете, был новый роман — продолжение «Собачьей жизни», за который он взялся после небольшой передышки. Его работа проходила в абсолютной тайне. Этот секрет был настолько глубоким, что даже в наиболее трансцендентальные моменты пребывания на Сворке он ухитрялся не позволить Господину проникнуть в него. Потому что это могло бы поставить под сомнение ценность работы как истинно человеческого произведения.

Дни его программы изысканий превращались в недели, недели — в месяцы. Любимая Матушка все скандальнее заявляла о своей скуке, а поскольку Папы не было дома целыми днями, ей не оставалось ничего другого, как изливать свои стенания Плуто и мне. Нам была уготована роль свидетелей чинимых ей бед и партнеров бесконечных робберов в бридж на три руки. Это не очень интересное занятие для мальчиков тогдашнего нашего возраста (мне было семь лет, а Плуто — десять), поэтому при любой возможности мы старались быть от нее подальше. Светлое время дня мы проводили в скитаниях по лесам и обследованиях берегов озер и речушек, которых было неподалеку бесчисленное множество. Заблудиться мы не могли, потому что у каждого был аппаратик, который подсказывал правильный путь обратно к дому буквально на каждом шагу. Мы не соблюдали ни одной меры предосторожности, которыми Любимая Матушка неизменно напутствовала нас. Я уверен, что, если бы нам посчастливилось встретиться с детьми Дингов, мы с удовольствием подружились бы с ними и приняли участие в их диких играх. К тому времени мы с Плуто уже едва выносили друг друга. Отчасти причиной тому была разница в возрасте, отчасти — изоляция от всего мира (за два месяца непрерывного общения терпение лопнет у кого угодно). Мне все же кажется, что первопричина моей и Плуто антипатии лежит в самом центре наших шишковидных желез (ведь недаром Декарт уверяет, что именно в этом органе обитает душа).