Дэвид Кейс - Клетка

• Название: Клетка
• Автор: Дэвид Кейс
• Издательство: Фантастика
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-91377-046-2

Хелен уже отчаялась найти себе спутника жизни, но тут ей посчастливилось выйти замуж за неплохого в общем-то человека. Да, он немного странный и дико старомодный, но тут уже ничего не поделаешь. Но она еще не знает, что каждое полнолуние ее мужу приходится запираться в огромной стальной клетке, находящейся в подвале их дома…

---

Но это и есть перемена в ходе болезни — появление мыслительной способности. Возможно, существо становится более нормальным, более похожим на человека. Возможно, я и то существо, которым я становлюсь, делаемся ближе друг другу. Но невозможно сказать, кто из нас движется к этому тесному союзу и то ли болезнь берет надо мной верх, то ли я начинаю излечиваться; не могу определить: это новое развитие — хорошо или плохо… Это вызывает у меня дрожь. Я начинаю обильно потеть, а под ложечкой сосет от страха.

Теперь я спокойнее. Я прилег на несколько минут. Я еще чувствую кровь и пену на губах, хотя и почистил зубы несколько раз. Минувшей ночью я прикусил губу. Она распухла и болит. Не могу избавиться от этого привкуса во рту, — наверное, он у меня в голове. Утром я проснулся и, сглотнув, испытал тошнотворное чувство. Я знал, что не смогу почистить зубы и прополоскать рот, пока не придет Хелен и не выпустит меня. Казалось, я ждал очень долго, хотя откуда мне знать. Время, похоже, не движется, пока оно заперто в этой клетке. Разумеется, время — это конкретная величина и оно соотносится с другими величинами, но, возможно, на него влияет моя болезнь. Было бы интересно измерить его, будь такая возможность.

Я уверен, что минувшей ночью это длилось дольше. Совершенно определенно. Возможно, это длилось дольше, потому что у меня осталось больше впечатлений и воспоминаний, но жена сказала, что, когда она постучала утром в обычное время, из клетки никто не ответил. Я всегда отвечаю, что все в порядке, прежде чем она откроет дверь, а в это утро я не ответил, как обычно. Она сказала, что слышала… какие-то звуки… но то был не ответ. Она говорила уклончиво и не сообщила мне, какие именно это были звуки.

Тогда Хелен вернулась наверх и выждала еще час. Представляю себе, как она, должно быть, волновалась и переживала все это время, думая о том, что могло произойти. Бедная женщина. Она так меня любит, но ничего-то не может понять. Она не знала об этой болезни, когда выходила за меня, и для нее это стало страшным ударом. Я благодарен ей за то, что она выдержала это испытание так мужественно. Наверное, она переживает и страдает не меньше, чем я, но по-своему, по-женски.

После того как прошел еще час, она спустилась вниз и снова постучала в дверь клетки. На этот раз я ответил, и она открыла дверь. Она открывала ее очень медленно, и я услышал, как она затаила дыхание, прежде чем заглянуть. Она, наверное, чуть с ума не сошла от страха за меня. Не думаю, чтобы она меня боялась.

Я не помню, когда она постучала в первый раз, и удивился, когда она рассказала мне об этом. У меня осталось смутное ощущение, будто я притаился за дверью, мышцы ног напряжены, руки вытянуты вперед, точно я жду, когда кто-то откроет мне дверь. Но оно очень смутное. Оно могло возникнуть и в любое другое время. Я знаю, что больше никогда так не буду ждать жену.

6 июня

Я очень разволновался, когда подумал о том, что на сей раз это продолжалось дольше, чем в прошлый раз. Дольше, пожалуй, чем когда-либо прежде. Я пытаюсь вспомнить в связи с этим историю своей болезни с самого начала, чтобы можно было проследить, как она прогрессирует и развивается. Я чувствую, что определенно грядет какое-то изменение, и надеюсь, это будет первым шагом к выздоровлению. До сих пор с каждым разом становилось лишь хуже и хуже.

Может показаться, что раз уж это продолжалось дольше, то это лишь еще один шаг к ухудшению, но нельзя не учитывать того, что на этот раз я запомнил мысли существа. Раньше такого никогда не было, во всяком случае с того времени, как со мной начали происходить изменения. Примерно так все и было, когда это началось. Быть может, это первый признак того, что я на пути к прошлой, здоровой жизни, что начался процесс излечения. Это продолжалось дольше, возможно, еще и потому, что все происходило не столь интенсивно. В самом деле, представить себе не могу, что может быть еще хуже, чем сейчас…

Задумываясь о своей жизни, я прихожу к выводу, что не могу точно сказать, когда это началось впервые. Наверное, болезнь развивалась постепенно. Я бы точно запомнил, если бы это свалилось на меня внезапно, неожиданно. Человек с менее твердой памятью, возможно, и вышвырнул бы это из головы, дабы избавиться от ненужных воспоминаний, но я не стал бы так поступать.

Если бы я только мог знать в те дни правду, возможно, нашелся бы и способ противодействия. Сомневаюсь, но, может, и нашелся бы. Однако такие мысли даже и не могли прийти мне в голову.

Я никогда не был суеверным ребенком. Я даже не верил в… существо, которым стал. Я не верил в существование Санта-Клауса, фей, ведьм или эльфов, которые оставляют деньги под подушкой и забирают зубы у маленьких детей. Мои родители тоже не верили во всю эту чепуху и с самого начала говорили мне правду. Так как же мог я верить в существование… не буду писать это слово. Я знаю, что делаю, — не желаю признавать то, что мне известно, словно это признание будет сильнее самого факта. Но ничего не могу поделать, и это не малодушие слабого человека, чей мозг отвергает правду, не бессмысленная уловка. Просто я решительно отказываюсь перенести это слово на бумагу. Я знаю это слово. Думаю о нем. Оно пляшет в моих мыслях, и у меня достаточно мужества для того, чтобы знать, что это слово живет в моем сознании, а я не предпринимаю ни малейшего усилия, чтобы выбросить его вон. По мере сил я живу со знанием этого факта. Я уверен, что на протяжении всей моей жизни наследственная болезнь была во мне, у меня в крови, что она разносилась по всем капиллярам моего тела, завладевая мною, по мере того как я рос, и становилась все сильнее, выжидая, таясь… Теперь я это знаю, но разве мог кто-нибудь предвидеть это? Это ж не моя вина.

Я всегда был довольно буйным ребенком. Часто сердился, выходил из себя. Но так ведут себя многие дети. Это весьма обычно. Физических изменений, которые могли бы послужить какими-то признаками начинающегося недуга, во мне не происходило. И все же… вспышки гнева, когда я дрался с другими детьми или разбивал свои любимые игрушки… эти вспышки происходили непонятно отчего. Они не были следствием чего-либо, что рассердило бы меня или огорчило; казалось, они происходили без всякой причины, в любое время, и не важно, был ли я в ту минуту счастлив или несчастлив.

Помню, однажды сосед, мальчик моего возраста, но поменьше меня ростом, бросил в меня камень и попал в бровь. Было ужасно больно. Камнем содрало кожу, и струйка крови потекла по моему лицу. Мальчик тогда испугался, потому что сделал мне больно без всякой причины, и еще потому, что я был гораздо сильнее его и мог ответить. Но я не стал этого делать. Я даже не рассердился, что удивило его, потому что он знал о моих вспышках. Я просто смотрел на него и не чувствовал никакого гнева, при этом кровь продолжала идти. Помню, кровь собиралась в уголке рта, и я слизывал ее. У меня слегка кружилась голова — от удара, наверное, — а я стоял, слизывал кровь и ничего не предпринимал. Тот мальчик, быть может, думал, что я боюсь его, ибо не отвечаю, и после того случая стал преследовать меня. Он поджидал меня после школы, бросался в меня камнями, толкал, а иногда бил кулаком. Я никогда не сердился на него. Никогда не хотел наказать его или избить и все его нападки воспринимал без гнева. А он хвастался тем, что терроризирует меня, и все остальные дети смеялись надо мной, но мне было все равно. Мне всегда было все равно, что думают другие. Вот пример того, что иногда во мне трудно было возбудить гнев, даже в тех случаях, когда это было бы совершенно оправданно.

А в других случаях… без какой-либо видимой причины… вспоминаю один вечер. Смеркалось. Я играл со своей любимой игрушкой, с заводным паровозиком. Я долго с ним играл и был вполне счастлив. Но неожиданно схватил его с рельсов, бросил об пол, и тот разбился. Но я продолжал бросать его снова и снова, пока паровозик не разбился на мелкие кусочки. В комнату вошла мать. Она очень рассердилась на то, что я разбил паровозик, и угрожающе заявила, что больше не купит мне ни одной игрушки, но мне, казалось, было все равно. Даже потом, на следующий день, я не жалел о том, что у меня больше нет паровозика. Думая о нем, я чувствовал, что правильно сделал, что разбил его. Я был рад тому, что так поступил. И чувствовал от этого какое-то удовольствие.

Именно непоследовательные поступки, вроде этих двух случаев, отличали меня от других слишком живых детей. Теперь я понимаю, что вспышки, должно быть, проистекали вследствие того же цикла, по которому сейчас развивается моя болезнь, но в то время у меня не было причин думать о какой-либо регулярности своих странных поступков или вычленять какой-то ритм. Не думали об этом и мои родители. Они, наверное, считали, что это издержки переходного возраста, и полагаю, что это не слишком их беспокоило.

О матери я помню немного. Она, по большей части, находилась в тени отца. Это был мужчина большого роста, всегда державшийся прямо, широкоплечий. И строгий. Он был набожный, высоконравственный, и я должен благодарить его за то, что воспитан правильно. Я всегда избегал того, что порочно и безнравственно. Он не раз наставлял меня. Произнося слова своим низким голосом и тыча указательным пальцем мне в сердце, он, исходя из собственного житейского опыта, рассказывал, как ему в жизни приходилось поступать и (что существеннее) чего он избегал. Я смотрел на него снизу вверх, пораженный его знаниями, добротой, его силой, и я всегда старался прожить жизнь, которой он бы гордился. И думаю, мне удалось бы это, если бы не недуг. Я никак не могу допустить, что и отец, наверное, носил в крови ту же болезнь, что этот добродетельный и строгий человек передал проклятие своему сыну, сам того не ведая. Вот еще одно доказательство того, что это не моя вина, что даже такой замечательный человек, как мой отец, ничего не знал о том, что и он мог быть поражен этой болезнью.