Владимир Пистоленко - Крылья беркута

• Название: Крылья беркута
• Автор: Владимир Пистоленко
• Издательство: Изд-во ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия»
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1969

Автор этой книги Владимир Иванович Пистоленко — уроженец города Оренбурга. Он хорошо знает и любит свой край, и потому в большинстве его произведений главные события происходят на Южном Урале.

В. И. Пистоленко известен как прозаик и драматург. Им написаны повести «Товарищи», «У открытых дверей», «Памятное лето Сережки Зотова», несколько сборников рассказов и около тридцати пьес.

В последние годы на телевидении были показаны телевизионная трехсерийная повесть В. Пистоленко «Бегут дороги», пьеса «Счастье Андрея Сторожева» и комедия-шутка «Трефовый король».

Роман «Крылья беркута» — новое произведение В. И. Пистоленко. В этой книге автор как бы возвращается к началу своей жизни, воссоздает бурную эпоху революции с ее сильными характерами и героическими делами.

---

— Так что смотрите, Иван Никитич, ехать — не ехать — ваше дело, — голос Рубасова стал неприятно скрипучим, — а вот хлеба, на случай нашего ухода, в их руки не должно попасть ни единого зернышка!.

В этих словах Стрюкову послышалась угроза, но он сдержался.

— Стрюков не подведет. Вот так! — И, желая прекратить неприятный разговор, уже тоном гостеприимного хозяина сказал: — Между прочим, Гаврила Сергеевич, вы как раз к ужину угодили. Так сказать, по случаю приезда Ирины Ивановны.

В это время в комнату вошла Анна и сообщила, что на стол подано.

— Вот и кстати, — сказал Стрюков. — Шумни там Ирине Ивановне и гостя зови.

Анна молча вышла.

— А кто у вас? — насторожился Рубасов.

— Поручик один, с Ириной приехал. Тоже из Петрограда. К вам собирается. Ну, это, конечно, уже его дело. Прошу в столовую.

Рубасов решительно поднялся.

— Благодарствую, тороплюсь. Не взыщите строго. Дел столько — суток не хватает. И все же я должен сказать: немного не ко времени вернулась ваша наследница. Дружески советую: подумайте насчет отъезда. Предосторожность никогда не бывает лишней.

— Думано-передумано, Гаврила Сергеевич. Ирина Ивановна, возможное дело, и ударится туда, на Уральск, в Гурьев... А я ни-ку-да!

— А если попадете в лапы большевиков?

И снова тяжелые молоты застучали в висках Стрюкова, в глазах потемнело, и он, размахивая кулаками почти перед самым носом Рубасова, зашипел:

— А вы не пускайте их! Ваше дело — не пускать!..

— Слушайте, любезный Иван Никитич, ну что же это такое? Ей-богу, я удивлен. Если бы я слышал подобные слова не от вас, а ну, скажем, от вашей дочери или вообще человека неосведомленного...

— При чем тут моя дочь?

— Не кричите...

— Она была, господин полковник, в батальоне смерти. Командовала ударной группой! Вот так...

— Прошу простить меня и не понять превратно. Но ваши слова кого угодно могли обидеть. И нам ли пикироваться?

Стрюков махнул рукой.

— Ладно. Говорено — не говорено. Забудем. Но я сказал не для обиды. Вот как я настаивал перед атаманом: надо всю казачню поднять...

Рубасов приблизил лицо к лицу Стрюкова и зло проскрипел:

— А стрелять чем? Солдатским паром?

Прищурив глаз и глядя через голову Стрюкова, он погрозил кому-то.

— Ну, суки, попались бы вы мне! Болтуны! Предатели! — Поймав недоуменный взгляд Стрюкова, он пояснил: — Я имею в виду всех этих мистеров.

— Молчат? — понимающе спросил Стрюков.

Рубасов недовольно махнул рукой.

— Выжидают. Хотят себе цену набить.

Спросив разрешения, в гостиную вошел Обручев.

Увидев полковника, он вытянулся — руки по швам — и словно замер у порога. Рубасов небрежно махнул рукой.

— Проходите, проходите, поручик, — обратился к нему Стрюков, — вам, можно сказать, повезло, — это господин Рубасов, полковник из штаба атамана.

Обручев пристально взглянул на полковника, сдержав готовое вырваться восклицание. Затем сделал шаг вперед и строго отчеканил:

— Господин полковник! Гонимый жаждой справедливости, горя желанием помочь матери Родине в страшный для нее час, я прибыл сюда и прошу содействовать...

Не дослушав его, Рубасов спросил:

— Где служили?

— Третий специальный полк.

Рубасов понимающе кивнул и протянул руку. Поняв его жест, Обручев подал вчетверо сложенный лист.

— Так-с... — Рубасов внимательно прочитал документ и возвратил его Обручеву.

— У поручика папаша был тоже полковником и погиб при защите царского дворца, — сообщил Стрюков.

Рубасов кинул на Обручева вопрошающий взгляд — так ли это? Обручев кивнул: да, так. Рубасов нахмурил лоб, задумался.

— Господа, я оставлю вас на минуту, — предупредил Стрюков и поспешно вышел.

— В контрразведку пойдете? — чуть слышно спросил Рубасов.

— Буду рад служить, — так же шепотом ответил Обручев.

— Вам придется сейчас же ехать со мной.

— Слушаюсь, — по-военному четко ответил Обручев и осторожно спросил: — Простите, господин полковник, вы Рубасов Гавриил Сергеевич?

— Да.

— Начальник карательной группы войск атамана?

— Да, — еще менее охотно ответил Рубасов.

Нарушая правила воинской субординации, Обручев вплотную подошел к полковнику и зашептал, что имеет поручение повидать лично атамана или же его, полковника Рубасова Гавриила Сергеевича.

Полковник, ничем не выдав того интереса, который вызвали слова незнакомого поручика, спокойно спросил:

— Чье поручение?

— В частности, сэра Гопкинса.

— Письмо! — сухо потребовал Рубасов, не решив еще для себя, как ему отнестись к словам этого, невесть откуда свалившегося, посыльного.

Обручев шепотом пояснил, что по ряду известных полковнику причин никакого письма не было. Все сказано ему устно. А кстати, посыльный атамана сотник Нехода не вернется: умер от тифа.

Это уже было доказательство, которое заставило Рубасова поверить словам поручика. Сотник Нехода был доверенным атамана, и через него поддерживалась связь с иностранными резиденциями в Петрограде и в том числе с Гопкинсом. О последней посылке Неходы мог узнать только тот, кому доверяли там.

Рубасов не стал долго раздумывать.

— Оружие нам отправили? — грубо спросил он.

Обручев отрицательно качнул головой:

— Нет.

— Только обещания. Мы же задыхаемся, черт возьми! Ни патронов, ни снарядов...

— Мне обо всем сказано.

— Земля же горит под ногами! — не сдержался Рубасов. — В чем там у них дело?

— Сэр Гопкинс просил передать, что сейчас не время дробить силы и вести борьбу за создание самостоятельного казачьего государства на Урале.

— Ну, это наше дело, и мы сами будем его решать, — прервал полковник.

— Я обязан передать то, что мне поручено. Прошу извинить, если...

— Еще что?

— Сэр Гопкинс советует в наикратчайшее время поднять все казачество оренбургское и уральское. Подавить на местах совдепы, стереть их с лица земли так, чтобы сама мысль об их возрождении стала невозможной.

— Или мы тут в куклы играем? — опять зло сказал Рубасов. — Удивительно, как люди не могут понять простых вещей: мы просим не добрых советов и пожеланий, а оружия!

— Оружие приготовлено к отправке. И будет отправлено, если вы дадите согласие после разгрома красных у себя срочно двинуть казачьи полки на Москву и Петроград. Это сейчас главное. В этом спасение России.

Рубасов недовольно махнул рукой, давая понять поручику, что не хочет слушать его выводов.

— Довольно этих разговоров о России, — сердито бросил он и, уставившись на Обручева немигающим, исподлобья взглядом, тоном требовательным, не допускающим возражений, спросил: — Вот что, поручик, вы передали ультиматум или простое дружеское пожелание? Как должно понимать Гопкинса?

— Я думаю, мне поручено передать, если не ультиматум, то, во всяком случае, условия. Да. Именно так. Сэр Гопкинс дважды повторил, что всесторонняя помощь будет оказана только тогда...

В соседней комнате хлопнула дверь, послышались тяжелые шаги Стрюкова. Предостерегающим жестом Рубасов велел поручику замолчать и торопливо прошептал:

— Прошу следовать за мной.

Неся в каждой руке по две затейливой формы бутылки, в гостиную вошел хозяин.

— Я вас, господа, сейчас угощу таким винцом, что по нынешним временам может только присниться. И то не каждому! Сколько лет не трогал, лишь поглядывал, берег для особо торжественного случая.

Но Рубасову было не до вина. Важное сообщение пришло так неожиданно, что целиком захватило его; он не сумел еще разобраться, как установить, хотя бы для себя, свое отношение к полученной новости. Рубасов готов был послать к дьяволу хозяина вместе с редкостным вином и вообще со всем его гостеприимством, однако постарался изобразить на лице нечто вроде радостного изумления. Взяв одну бутылку, он повертел ее, для чего-то понюхал серебряную пробку и, слегка прищелкнув языком, сказал, что да, узнает божественный нектар, шутливо вздохнул и возвратил бутылку хозяину.

— Этим, Иван Никитич, даже камень раздразнить можно, не то что нашего брата. И я, ей-же-ей, глубоко сожалею, да что там — скорблю, что не смогу принять участие.

— Это как же? — удивился Стрюков. Слова Рубасова, казалось, огорошили его.

— Не могу. Дела. Придется как-нибудь потом, в другой раз. Прошу простить, но...

С лица его слетела улыбка, и оно вновь стало официально-холодным и даже враждебным.

— Вы готовы, поручик?

— С вашего разрешения, господин полковник, я буду готов через несколько минут, — четко отрапортовал Обручев.

Рубасов кивнул, и Обручев торопливо вышел.

— Послушайте, Гаврила Сергеевич, вы куда же собираетесь? Ужин, можно сказать, на столе... Не годится уходить от хлеба-соли. И вы как там себе хотите, не отпущу — и разговору конец!