Александр Колотило - Афганистан идет за нами вслед

• Название: Афганистан идет за нами вслед
• Автор: Александр Колотило
• Жанр: О войне

Пополнен список засекреченный:последний вздох, последний крик…И чей-то суженный, не встреченный,тюльпаном скошенным поник.Зоя Журбенко

---

Алексей затянулся, напустил дыма в банку и прикрыл отверстие ладонью. Странное дело, но скорпион сразу обмяк, стал вялым, даже как будто бесформенным.

— Вот так-так, — покачал головой Батурин, — некурящим оказался…

— Что значит — наши «Охотничьи», — поддержал Терентьев, — не только муха на лету падает. Скорпион, и тот околел…

Все весело посмеялись тогда.

Потом они увидят и фаланг, и пауков, и змей. На всякую мерзкую живность насмотрятся. Однажды поймают и фалангу. Она покажется еще более неприятным насекомым. А из змей солдаты станут делать ремешки под горами в боевом охранении. Но чаще всего в палатке будут появляться пауки. Однако о случаях укусов Степанов не услышит. Утром, правда, всегда будет стараться вытряхнуть обувь — мало ли что ночью могло залезть. Как-то станет Алексей спросонья натягивать на ноги сапоги, как вдруг почувствует: внутри что-то есть. Несложно будет представить его состояние. Он тихо-тихо высунет обратно ногу из сапога, осторожно вытряхнет его. Окажется, забрался обычный паучок, большой, правда.

Но самые большие неприятности будут доставлять мухи и «афганцы». Начнется жара… Работать в машине станет совсем невозможно. В кунге будет градусов за сорок пять. Придется раздеваться до самого минимума. Через каждые полчаса бегать в душ. Оборудуют его потом, когда уже обживутся. Только сядет опять за работу, как мухи тут же по всему телу — вдоль и поперек. С полсотни. Прямо-таки начнут лизать своими хоботками: пить воду. Через пять минут он будет опять сухим, но от мух по-прежнему — никакого отбоя. А в палатке… Придет отдохнуть. Вроде бы и укрытым лежать невоможно — жара, брезент прямо на-каляется, — но и раздеться нельзя — мухи заедят. Однако что интересно: только начнет дуть «афганец», мухи тут же тесно облепят веревку, натянутую внутри палатки. Чуть ли не гроздьями повиснут на ней, и тогда уже перестанут кусаться. А почему? — Ветер треплет палатку, гуляет по ней, и, оказывается, что самое спокойное место — это веревка: она лишь чуть колышется…

Как-то Николай Мартынов спросит у Степанова, почему дуют ветра «афганцы».

— В степи, — скажет он, — там все понятно, но почему в горах?

Алексей объяснит, что все происходит из-за разницы в температурах. Именно в горах-то вся и загвоздка. На вершинах даже в самое жаркое время года снег никогда не тает. А внизу жарит. Отсюда и ветер.

Выйдут они утром на построение, надев комбинезоны на голое тело… Станут спиной к солнцу и будут чувствовать, как его лучи прожигают ткань насквозь. Надо ли говорить о том, что будет твориться днем?.. Правда, с Кабулом им еще повезло. Здесь высота была где-то тысяча семьсот над уровнем моря. Прохладнее.

«Афганец» будет начинаться в десять-одиннадцать утра. При этом небо будет оставаться ясным, а ветер все в одном и том же направлении будет дуть и дуть. И притом очень сильно. Последние дожди пройдут в Кабуле в конце апреля — начале мая. А потом до самого нового года не упадет ни одной капли. Поначалу еще весной будут наползать тучи, подниматься ветер… Будет казаться, что вот-вот хлынет ливень. Да куда там! Одни смерчи. Самое поганое, когда они будут налетать на палатку. После этого на одеялах можно будет расписываться — столько на них будет пыли. Но все это обитателей палатки ожидало еще впереди.

2.

Автомобиль подъехал к вертолетам.

— В третий летите? — спросил вышедший из кабины офицер-оператор.

— К ним, — кивнул головой капитан Мясников, направлявшийся в батальон по приказу начальника связи.

— Саша, передай Ивановскому вот это, — протянул прибывший пакет.

— Обязательно, — заверил капитан.

Вскоре два «Ми-шестых», сделав небольшую пробежку по взлетке, по-днялись в воздух. Перевалили через горный хребет и спустя десять минут сели на аэродроме в Баграме. Здесь тоже стояли десантники. Были у прилетевших дела и в этой части. Решали их весь день, поэтому пришлось заночевать. Степанова радушно пригласил в свой бункер начальник штаба батальона старший лейтенант Павел Борисов. Оба бывшие суворовцы, они заканчивали и одно высшее командное училище. Встретившись, очень обрадовались. Борисов отличился в первые дни и был представлен к награде. Обогнал он Степанова и в должности — получил майорскую, а тот еще о ней даже не помышлял. Однако Алексей не зави-довал товарищу: заслужит. Павел имел ранение.

— О, да вы как короли живете! — восхищенно произнес Степанов, осматривая бункер. — Летом прохладно, зимой тепло… А в палатках все наоборот.

— Переходи к нам, — улыбнулся Павел. — Дам тебе для начала роту…

— Э, нет, бери выше. Я уже ею командовал…

— Так ты успел дисквалифицироваться.

— Издеваешься над «штабной крысой»? — притворно обиделся Алексей — Знаю, как вы нас крестите. Сам таким был…

Степанов подошел к столу, над которым висела лампочка. Взял в руки пепельницу, сделанную из панцыря черепахи.

— Твои упражняются?

— Мои… Ругал уже. Зачем, говорю, загубили? Для забавы?

— Молоденькая была… Панцырь прямо светится… — Алексей отставил пепелъницу в сторону.

Показалось, что у края панцыря eще осталась кровь.

— Не расстраивайся, Алеша. Что сделало, то сделано. Больше не будут. — Борисов спрятал пепельницу под стол, поставив на ее место обрезок гильзы из КПВТ — крупнокалиберного пулемета.

— Это уже лучше, — сказал Степанов. — А то рука не поднимается стряхивать пепел…

Перекурили.

— Слушай, Степаныч, ты, кажется, играл на баяне… Может изобразишь?

— А что, есть?

— Сейчас…

Солдаты принесли раздерганный инструмент. Несколько кнопок были сломаны, меха свистели, как прокуренные легкие старика. И все-таки на баяне можно было немного игратъ.

— Давай нашу, «Кадетскуа маму»… Не забыл еще?

Степанов запел под баян:

«С детских лет твоей ласки я навеки лишился
И ушел из родного дорогого угла.
Ах, любимая мама, в чем я так провинился,
Что меня ты так рано в СВУ отдала?..
Там нас дяди чужие грубо брали за ворот,
По ночам заставляли нас полы натирать,
А потом месяцами не пускали нас в город
И учили науке, как людей убивать…
Тот, кто жил и учился под заботою мамы,
Никогда тот не сможет грусть кадета понять:
Нас растили метели, воспитали бураны,
И приклад автомата мог лишь только ласкать…»

Борисов стал подпевать Степанову, и последний куплет они уже допели в два голоса:

«Ах, любимая мама, я тебя не ругаю.
Ты всегда мне желала счастья в жизни, добра…
А теперь я с друзьями в жизнь иную вступаю,
Только жаль, пролетела золотая пора…»

Конечно, ни Борисов, ни Степанов никогда не жалели о том, что окончили суворовское военное училище. Более того, каждый из них гордился своим значком выпускника СВУ. Не расставались они с ними даже здесь, в Афганистане. А столь жалобная песня — это дань традиции. Так сказать, «кадетская классика». Хотя, наверное, не трудно было понять чувства и тоску по дому, родным и сверстникам тех десятилетних мальчишек, которые в послевоенные годы вплоть до середины шестидесятых после третьего класса надевали суворовские погоны и попадали в казарму…

Спели одну песню, потом еще…

— Эх, хотя бы ради приличия чего-нибудь на стол, — сокрушенно вздохнул Борисов. — Ты все-таки гость…

— Ничего, Паша, переживем, — Алексей отставил баян. — Вернемся в Союз, тогда мы с тобой… Все вспомним…

Вышли из бункера. Вечерело. Солнце прямо на глазах уплывало за снежную вершину горы. До того она была высока, что все самолеты обходили стороной. Лишь один не свернул. В самый первый день. «Ил-семьдесят шестой». Махина о четырех турбинах, он врезался в эту гору. От сорока семи человек, находившихся на борту, мало что нашли. Альпинисты принесли в штаб несколько военных билетов, писем… Один командир экипажа остался цел — опознать можно было… В грузовой кабине находился бензозаправщик…

Прогуливаясь вдоль бункеров, Степанов и Борисов встретили худенькую средних лет женщину.

— Познакомьтесь с моим другом… — представил ей Алексея Павел. И гостю:

— Наш стоматолог…

«Господи, русская…» — подумал Степанов. Слабо пожал протянутую руку, боясь причинить боль — вдруг не рассчитает.

Они уже четыре месяца видели русских женщин только на экране в клубной палатке. А тут вот стоишь рядом и разговариваешь. Лицо у женщины было некрасивым. Но этого никто не замечал. Было приятно смотреть в ее серые глаза, вокруг которых уже начали собираться мелкие морщинки, слушать ровный тихий голос, говоривший по-русски…

Только солнце исчезло за вершиной горы, сразу начало темнеть. Одновременно похолодало. Попрощавшись с врачом, офицеры вернулись в бункер — завтра вылет. Чуть свет…