Олег Лукьянов - На одной далёкой планете

• Название: На одной далёкой планете
• Автор: Олег Лукьянов
• Издательство: Приволжское книжное издательство. Хозрасчетное РИО
• Жанр: Детективная фантастика
• ISBN: ISBN: 5-7633-0657-0

В книгу вошли ранее издававшиеся повести и рассказы автора. Соединенные в одном томе, они дадут более полное представление о творчестве фантаста. Предлагаемые произведения отличает динамизм сюжета и глубокий подтекст. Герои Лукьянова попадают в самые невероятные ситуации на земле и на других планетах. От их поступков порой зависит и настоящее, и будущее всего человечества, что придает повестям и рассказам особую остроту

---

— Понятно, понятно, — механически повторил профессор, отхлебывая лимонаду. — Логика есть, продумано все хорошо… Значит, вас целая бригада и намерения, как видно, весьма серьезные, коль так основательно взялись за меня.

— Да, намерения серьезные, только бригады никакой нет. Кроме нескольких эпизодических персонажей, есть лишь два человека, играющих поочередно одну и ту же роль: вы и… он.

Актер с улыбкой постучал себя в грудь большим пальцем.

— Можно добавить к этому, что если с одним мы быстро и легко нашли общий язык, то другой упорно меня отрицает, несмотря, кажется, на весьма убедительные доказательства.

— К сожалению, ваши… доказательства можно объяснить и не прибегая к эффектным гипотезам, — возразил профессор.

— Безусловно. В качестве научных фактов они не годятся, но я и не собирался оставлять объективные факты. Мне хотелось убедить только вас.

Профессор молча пожал плечами. Актер засмеялся, зашевелился в кресле, складывая на груди руки.

— Значит, и ваш вечно занятый трудяга-директор, и не умеющий лгать Володя, и случайный генерал — всего лишь талантливые лицедеи? Ну, хотите что-нибудь еще? Хотите, сейчас все сидящие в этом зале одновременно поднимут правую руку? Впрочем, это вас тоже не убедит: я ведь с ними заранее договорился.

— Да, это меня не убедит, — сказал профессор, понемногу обретая уверенность в себе.

— Интересно бы знать почему?

Профессор пожал плечами.

— Потому что речь идет о деле, действительно из ряда вон выходящем, как вы сами вчера справедливо заметили, и здесь нужна предельная строгость и точность… В науке существует золотое правило, которого я считаю нужным придерживаться: не придумывать новых, а тем более фантастических объяснений явлениям, которые принципиально могут быть объяснены в рамках известного.

— Бритва Оккама?

— Она самая, — кивнул профессор. — Прекрасный инструмент, нечто вроде компаса. Без него наука давно бы заблудилась в густом лесу вымыслов.

— Инструмент действительно полезный, — согласился актер. — Но стоит ли абсолютизировать его возможности? Не приведет ли такая жесткая ориентированность к атрофии фантазии, а следовательно, интуиции, губительной для настоящего ученого? Ведь с помощью логического аппарата можно опровергнуть все, что угодно, рационализовать любую тайну. Неужели интуиция не подсказывает вам, что в данном случае вы действительно имеете дело с чем-то необычным, выходящим за рамки известного? Существует, наконец, внутреннее чутье, сердечное чувство, которое позволяет иногда безошибочно отличить честного человека от фальсификатора, истину от вымысла.

Анатолий Николаевич усмехнулся.

— А вот это, простите, красивые слова. Сами по себе они, конечно, хороши, но к системе научного мышления никакого отношения не имеют. Вы, я заметил, все время нажимаете на эмоции — обычный прием, когда не хватает доказательств. Видимо, это неизбежно для той задачи, которую вы перед собой ставите. Ведь вы хотите убедить меня в вещи поистине фантастической. Что где-то в невообразимых далях Вселенной разум достиг столь колоссального уровня развития, что может вступать в контакт на расстоянии, используя мозг человека в качестве своеобразного приемника. Не слишком ли? Отвлекаясь от ваших блестящих трюков, разгадка которых хотя и непроста, но все же вопрос времени и сил, давайте оценим саму посылку. Если даже такой разум и существует, то какое ему, спрашивается, дело до нас, людей? У него своя, неизмеримо более обширная, чем наша, сфера познания в бесконечном мире, свои потребности и цели. Что нового для себя он узнает, вступив с нами в контакт? Пытаться общаться с человеком для него, вероятно, такая же нелепость, как для меня, скажем, разговаривать с ребенком о теории относительности. Вы и ваши помощники, безусловно, неглупые люди, даже талантливые и, конечно, превосходные актеры. Но вы всего лишь люди. Вас выдает ваша человеческая логика, человеческая психология и, как следствие, сама манера выражать свои мысли.

— Прошу прощения! А как же прикажете их выражать, чтобы быть понятным? Как вы сами разговариваете с детьми, с вашим собственным внучонком. Он ведь и не подозревает, какая уйма мозгов у его доброго дедушки, и принимает вас за равного.

— Но в таком случае вам все-таки придется объяснить, какие причины могут заставить могущественный разум снизойти до примитивного Гомо сапиенс? Я, например, обдумывая вчера этот вариант, так и не смог найти убедительной причины.

— Так и не смогли?

— Так и не смог.

— И по-прежнему убеждены, что являетесь жертвой мистификации?

— Не знаю, жертвой чего я стал: мистификации, эксперимента или чего-нибудь еще. Знаю только одно — есть принципы, которые нельзя нарушать ни при каких обстоятельствах, иначе можно залезть в болото, из которого потом не выберешься…

В разговоре наступила продолжительная пауза.

— Ну, хорошо, — сказал актер, как будто даже довольный упорством профессора. — Мы еще доберемся до причины, а пока ответьте, пожалуйста, еще на один вопрос. Как вы оцениваете вчерашний трюк с папкой?

— О, блестящий трюк! — оживился профессор. Ему было приятно похвалить наконец оппонента. — Нечто подобное я в свое время видел в Индии на выступлении одного знаменитого йога. Я в общих чертах сразу догадался, на что вы намекаете. Теперь вы сами подтвердили мою догадку. Вы хотели показать, что владеете более чем тремя измерениями и мы — трехмерные примитивы — все равно что картинка, нарисованная на бумаге. Я поднимаю соринку и переношу ее в другое место плоскости. Как будто просто? Но только для меня. А нарисованный человечек потрясен до глубины души. Как же так? Исчезает в никуда и появляется ниоткуда! Аналогичный намек заложен и в манипуляциях с мозгами. Все это, несомненно, действует на воображение, и я, пожалуй, готов признать, что вы — гений, но в качестве аргумента в таком серьезном разговоре, как наш, простите, не годится. Грош мне была бы цена как исследователю, если бы каждый раз, сталкиваясь с неизвестным, я бы искал ему фантастическое объяснение, игнорируя голос рассудка. Можете считать меня упрямым ослом, но я не могу думать иначе…

Профессор замолчал, вполне как будто удовлетворенный своей позицией. Он, если бы даже сам захотел, не мог бы заставить себя думать иначе. Действительно, есть принципы, которые нельзя нарушать безнаказанно, и тут Анатолий Николаевич был непоколебим.

Глава 5

— Надо, однако, что-то делать, а? — стронул актер с места зашедший в тупик спор. — Как-то довести дело до конца. Либо да, либо нет. Может быть, у вас есть какие-нибудь идеи?

И опять, как в начале вчерашнего разговора, в его тоне профессору почудился намек, подсказка (Анатолий Николаевич усилием воли подавил неприятное чувство), и вслед за тем из глубин сознания с пугающей неожиданностью выплыла простая и ясная мысль, как можно точно и наверняка разоблачить этого гениального мистификатора. Разоблачить сейчас же, не прибегая к сложным тестам, экспериментам, помощи свидетелей и прочим громоздким приемам. Он же сам отрезал себе путь, назвавшись сверхразумным существом!

Анатолий Николаевич выдернул из пластмассового стаканчика салфетный треугольник, взял услужливо предложенную актером ручку и сделал аккуратный рисунок: колодец и две перекрещенные жерди, идущие от углов дна к стенкам.

— Вот. Определите диаметр колодца, если длина жердей — тридцать один и пятьдесят с половиной, а высота их точки пересечения над дном колодца девятнадцать.

— Задача египетских жрецов, — с неприятно задевшим профессора удовлетворением сказал актер, принимая салфетку, — сводится к алгебраическому уравнению четвертой степени.

Он положил листок перед собой, взял у профессора ручку и принялся записывать.

Профессор с недоверием и одновременно с некоторым беспокойством следил за тридцатикопеечной ручкой, уверенно двигавшейся по бумаге. Что он делает? Не пытается же в самом деле решать? Да тут во всем ресторане салфеток не хватит!

— Сорок знаков достаточно? — спокойно спросил актер.

У профессора язык не повернулся сказать «да»: так дико прозвучал теперь этот вполне обычный в иной ситуации вопрос. Он взял протянутый лоскут и увидел длинный ряд цифр, написанных под рисунком мелким каллиграфическим почерком.

— Очень хорошо, — сказал он после короткой паузы. — Очень хорошо. Теперь посидите немного, мне нужно сходить позвонить.

Он хотел было встать, но актер жестом остановил его.

— Не стоит затрудняться, Анатолий Николаевич. Звонить можно отсюда.

В ту же секунду на столе перед профессором появился черный телефонный аппарат. Профессор вздрогнул от неожиданности, но сразу же взял себя в руки. Спокойно! Пора бы уже привыкнуть. Только покосился по сторонам — не видел ли кто.