Леонид Бежин - Ду Фу

• Название: Ду Фу
• Автор: Леонид Бежин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1987

Ду Фу (712-770) - величайший поэт Китая. Судьба поставила его в самый центр исторических событий: Ду Фу пришлось быть свидетелем народных войн и дворцовых переворотов, взлетов и падений его страны. Патриотическую лирику Ду Фу называли "поэтической историей" эпохи, в то же время Ду Фу - мастер пейзажной лирики, а также многих других жанров китайской поэзии. В книге рассказывается о жизненном пути поэта, о его встречах с выдающимися людьми эпохи, приводятся переводы стихов Ду Фу и отрывки из исторических сочинений, позволяющие представить картину жизни средневекового Китая.

---

Ду Фу и Янь У часто заговаривали о событиях в столице - любая новость вызывала в них отклик. Ду Фу особенно тревожила судьба стареющего Сюаньцзуна, который на склоне лет стал пленником чанъаньских дворцов. Каждый его шаг контролировался шпионами могущественного евнуха Ли Фуго, и поэт сравнивал бывшего императора с несчастной птицей, томящейся в неволе. Ее израненный рот полон крови, она испуганно прячется в гуще деревьев, издавая пронзительные жалобные крики... Вскоре Сюаньцзун скончался, а вслед за этим последовала и смерть его сына - императора Суцзуна, который под конец жизни стал беспомощной игрушкой в пуках Ли Фуго. Могущественный евнух при поддержке своих приспешников возвел на престол нового императора - Дайцзуна. Через некоторое время после этих важных событий губернатор Янь У был вызван во дворец. Провожая друга, Ду Фу писал:

Неужели всю жизнь
мне на юге прожить суждено?
Знать бы, выпадет случай
вернуться на север родной...
Коль сумеешь достичь
ты в столице высоких постов,
Ради правды, мой друг,
не страшись рисковать головой.
(«Десять рифм на прощание с господином Янем,
вызванным ко двору императора»)

Что же дальше? Что ожидает Ду Фу здесь, на юге, и как сложится его жизнь? Суждено ли ему снова увидеть родной север, или же его гроб опустят в горячий песок под южными пальмами? Встретятся ли они когда-нибудь с Янь У, или же их дороги отныне разойдутся навеки? Обо всем этом думал Ду Фу на прощальном пиру, сидя среди гостей, произносивших застольные речи в честь губернатора и обмахивавшихся шелковыми веерами. Было душно, и в самый разгар пира Ду Фу незаметно вышел на террасу. Молодой человек, соскочивший с коня, принял его за слугу и велел подать вина. Ду Фу про себя усмехнулся и, не говоря ни слова, удалился.

Кто он, этот наездник лихой
на проворном гнедом жеребце?
Вот у самой террасы он спрыгнул с коня
и без спросу уселся на стул.
Видно, некому было его воспитать, -
даже имя свое не назвав,
На серебряный чайник с горячим вином
он надменно и дерзко кивнул.
(«Молодой наездник»)

ДУ ФУ ВОСПЕВАЕТ КРАСОТУ ВЕЩЕЙ

В этой главе не случайно так много стихов. Дело в том, что после разрыва со службой в сознании Ду Фу наступает перелом: он становится профессиональным поэтом. Разумеется, это слово - профессиональным - не следует понимать слишком буквально, потому что в средневековом Китае профессионального поэтического творчества как такового не существовало; поэты могли творить ради славы, ради «утверждения имени» в поколениях своих потомков, наконец, ради самого творчества, остающегося безвестным и безымянным, но никогда - ради денег. Китайские поэты стихами хлеб не зарабатывали (иное дело - сочиненные на заказ эпитафии, надписи на мемориальных стелах и т. д.). Поэтому мы можем говорить лишь о том, что Ду Фу стал считать литературу главным делом жизни, стал работать как профессиональный поэт, то есть писать много и регулярно. Поражает само количество написанного им за 759-762 годы: сотни стиховорений, большая часть которых включалась во все литературные антологии. Поражает (особенно если учесть, что в эти годы он часто болел) непрерывность творческого труда: Ду Фу словно бы постоянно находится в состоянии «ветра и потока», как называлось в Китае поэтическое (и жизненное) вдохновение.

В лирике сычуаньского периода (город Чэнду, где жил Ду Фу, расположен в современной провинции Сычуань) поэт как бы не выбирает тем и с уверенностью подлинного мастера, которому доступны любые темы, пишет обо всем, что происходит вокруг. О сверчке, о светляке, о негодных деревьях, о больном кипарисе, о засохших пальмах, о весеннем паводке, о праздновании «дня холодной пищи» - весеннего праздника, приходившегося по европейскому календарю на начало апреля. Останавливая внимание на определенном предмете, Ду Фу воспринимает его не отдельно, а словно бы в «потоке» бытия, захватывающего «всю тьму вещей». Маленький сверчок, поющий в траве, для Ду Фу так же величествен и грандиозен, как и вся природа, а больное мандариновое дерево вызывает скорбные мысли о «болезни века». По этой причине Ду Фу невозможно назвать поэтом природы или поэтом политических аллегорий, хотя комментаторы немало потрудились над расшифровкой его «намеков на древность». К примеру, в стихотворении «Светляк» Ду Фу пишет: «Он, говорят, из трав гнилых возник - боится света, прячется во тьму». Комментаторы истолковывают эти строки как намек на евнуха Ли Фуго, но смысл всего стихотворения гораздо шире: поэт воспевает светлячка как часть огромного мира, в котором нет различия между тоненькой паутинкой и целой Вселенной. «Равенство вещей» для Ду Фу становится поэтическим законом. Он достигает того счастливого для каждого художника состояния зрелости душевных сил и полноты внутренней энергии, когда стихи рождаются - словно искра от трения - от соприкосновения с любым, даже случайно выбранным, предметом внешнего мира.

Может быть, поэтому лирика Ду Фу становится не так «густа», как раньше. «Густота и разреженность» - традиционные категории китайской эстетики, часто употребляемые критиками для оценки стихов и живописи. Применительно к Ду Фу эти категории означают, что в лирике сычуаньского периода появляется больше воздуха, больше «пустотности», как сказал бы средневековый китайский критик, и Ду Фу словно бы уподобляется живописцу, который ценит незаполненное поле белого листа бумаги не меньше, чем сам рисунок. «Густота» прежних стихотворений поэта возникала от внутренней сосредоточенности на одной - важной - теме, требовавшей духовного напряжения и кропотливых технических усилий для своего воплощения. В прежних стихах Ду Фу именно создавал литературу, понимаемую как словесный узор «вэнь» (подобный узору на чешуе дракона); в сычуаньский период им словно бы движет мысль, что литература уже изначально существует в мире, и задача поэта заключается в том, чтобы выявить ее, сделать зримой и слышимой («Излагаю, но не создаю», - говорил Конфуций). Для этого не надо много слов, достаточно лишь нескольких взмахов кисти, чтобы родилось стихотворение, в четырех или восьми строках которого выражается высший смысл бытия.

«Разреженность» целого требует особой сконцентрированности в детали. О деталях в сычуаньской лирике Ду Фу можно написать специальное исследование, настолько велика их роль для поэта. Новый Ду Фу-это прежде всего поэт тончайшей детали, как бы наводящий увеличительное стекло на самые крошечные предметы. Он обладает поистине микроскопическим зрением, способным заметить даже то, как «к пчеле приклеился листочек ивы», «усики пчел покрыты сладостною пыльцою», «рыбы мерзнут в воде, к тростникам прижимаясь бесшумно».

Столь же обостренно чуток и слух поэта, улавливающий отдаленный гомон птиц, смутный шум ветра, тихий плеск речных волн. Недаром в стихах 759-762 годов Ду Фу, по наблюдению современного китайского литературоведа Фэн Чжи, особенно охотно пользуется эпитетами «затихший», «умиротворенный», «сокровенный». Для Ду Фу то, что он «видит и слышит», предшествует тому, что он «думает и чувствует»: предметный план его поэзии прописан выпукло и рельефно, а «мысли и чувства» даются как бы намеком, остаются в глубинном подтексте строки. Читатель сам домысливает настроение стиха, дорисовывает изображенную в нем картину с помощью собственной фантазии, «вчитывает» себя в стихотворный текст. Не случайно Ду Фу в сычуаньский период так часто обращается к жанру «юн у» - «воспеваю вещи», предоставляющему широкий простор читательскому воображению.

И наконец еще одна черта сычуаньской лирики Ду Фу - ее этнографическая точность. Китайским поэтам издавна приходилось совершать путешествия в отдаленные провинции империи, а иногда даже в «варварские» земли, вот и Ду Фу, оказавшись на юге, столкнулся с новыми для него обычаями, новым укладом жизни, поэтически воссоздать который, не нарушая классического строя китайского стиха, было для северянина сложной задачей. К примеру, в китайской поэзии с древности воспевались полив огорода, ирригационные работы, крестьянский труд - для этого существовал устойчивый, отчеканенный традицией набор образов, но как заставить читателя почувствовать, что он на юге, какие отобрать детали, на каких остановиться подробностях? Ду Фу с удивительным искусством рисует приметы именно южного быта, и исследователи, знакомые с исторической этнографией Китая, до сих пор поражаются точности его описаний. «...Трубы провожу на огород» - типично южная бытовая подробность (для полива огорода там приходилось прокладывать бамбуковые трубы); «Мне надо берег укрепить камнями» - вновь характерная и точная этнографическая деталь. И таких деталей у Ду Фу очень много - они рассыпаны по страницам его книг. В сычуаньской лирике поэт достигает редкой гармонии всех выразительных средств; Инь и Ян - эти две силы обретают в его стихах классическое равновесие.