Сергей Утченко - Древний Рим. События. Люди. Идеи.

• Название: Древний Рим. События. Люди. Идеи.
• Автор: Сергей Утченко
• Издательство: Наука
• Жанр: История
• Год: 1969

---

Кроме того, собственно говоря, нигде не указывается, что rector должен быть всегда в единственном числе, наоборот, как правило должно иметь место соревнование нескольких лиц в целях большего приближения к идеалу. Если же слово rector и встречается в De re publica в единственном числе, то это объясняется тем каноном эллинистических трактатов, по которым материал должен быть расположен так: изложение самой дисциплины (τέχνη), а затем специальный раздел, посвященный мастеру (τεχνίτης). Так же строится и трактат Цицерона: сначала излагается сама дисциплина — πολιτικά, а затем идет раздел, специально посвященный πολιτικὸς. Поэтому государственный деятель Цицерона никак не «монарх» и даже не «президент», но просто выдающийся муж, идеальный гражданин. И, наконец, согласно высказываниям самого Цицерона, образ «ректора» дается и мыслится им самим лишь как некая норма, идеал. Таким образом, искать в цицероновом идеальном ἀνὴρ πολιτικός портретного сходства с кем–либо из римских деятелей, как то делают некоторые исследователи, нет никаких оснований. В лучшем случае он задуман как некий приукрашенный автопортрет.

Следует также отметить полную несостоятельность попыток вывести монархические тенденции Цицерона, как то делает В. Шур, из факта употребления и другого термина: princeps (иногда тоже в единственном числе). Во–первых, такое заключение неправомочно уже потому, что идеальный государственный деятель для Цицерона всегда (как отмечалось выше) rector, а не princeps, что, видимо, подчеркивалось самим Цицероном. Говоря о руководителе государства, о реформаторе, Цицерон сознательно употребляет точный термин (rector) и избегает слова princeps. Princeps, таким образом, не есть terminus technicus в государственно–правовом словаре Цицерона. Во–вторых, употребление слова princeps в единственном числе так же ничего не может доказать, кроме наличия определенных формальных приемов, как и употребление термина rector.

Но и понятие auctoritas, как указывал Р. Гейнце, всецело относится к республиканско–аристократическому кругу идей и представлений. Auctoritas — вполне может быть совмещена с res publica restituta, ибо auctoritas без внешних средств власти есть лишь покоящаяся на всеобщем признании действенная сила, прежде всего в морально–политическом плане. Ее политическое значение освящено традицией: это — προστάτης το δήμου Платона. Таким образом auctoritas principis тоже вполне закономерно и органически включается в общественный порядок республики.

Следовательно, ни термин rector, ни термин princeps не имеют никакого монархического привкуса и употребление их Цицероном вовсе не может рассматриваться как свидетельство монархических симпатий автора. Необходимо, однако, выяснить, какое место занимал rector в совершенном государственном устройстве и в чем состояли его роль и значение.

Цицерон в основном ставит своему идеальному государственному деятелю задачу, которую он постоянно рассматривал и как свою собственную: «я действовал во время консульства таким образом, что ничего не предпринимал без совета сената, ничего — без апробации римского народа, так что часто на рострах защищал курию, а в сенате — народ и соединил толпу с первейшими [людьми государства], всадническое сословие — с сенатом». Так и следует всегда поступать, но если складывается такое положение, что государственные институты, например тот же сенат, оказываются не на высоте, то руководство государственными делами может взять в свои руки civis optimus (т.е. частный гражданин, а не должностное лицо), который выступает в качестве «охранителя государства», в качестве его руководителя и правителя (rector et gubernator civitatis).

Кстати сказать, эта мысль Цицерона интересна тем, что она свидетельствует об определенной стадии разложения полисной идеологии. В подтексте данного рассуждения Цицерона сквозит если не убеждение, то хотя бы опасение по поводу того факта, что полисные институты (сенат, магистратуры, в частности, власть консулов) перестают выполнять свое назначение. Если Цицерон об этом прямо и не говорит, то, во всяком случае, он мог видеть это воочию на примере римской политической жизни в 50–е годы. Вот почему вместо должностного лица у него выступает частный гражданин, обладающий не магистратскими полномочиями, но реальным авторитетом и влиянием.

Платон связывал возникновение государства как такового с идеей справедливости. Цицерон, в общем, следует в этом вопросе за Платоном, но у него эта идея приобретает более практический оттенок, так как для Цицерона носителями справедливости оказываются всегда практические деятели, которых он и называет «руководителями» (rectores). Из обеих задач, которые поставлены богами перед людьми «или основывать новые государства или сохранять, уже основанные», — как раз «сохранять уже основанные» и есть, в первую очередь, долг политического деятеля, который «благ и мудр и понимает государственную пользу и достоинство». Если государство способно воспитывать, а, по мнению Цицерона, оно бесспорно может считаться могущественным воспитателем в духе древнеримской доблести (virtus), то всегда должны найтись конкретные носители этой доблести, которые и встанут в годы испытаний у руля государственного управления. Все это показывает, что Цицерон не считал безнадежной и всеобщей ту порчу нравов, которую рисует Саллюстий и при которой не остается уже ничего светлого, что могло бы спасти государство от окончательной гибели.

Таким образом, монархическое толкование политических тенденций трактата Цицерона оказывается несостоятельным. Следовательно, если говорить о субъективных и сознательных политических симпатиях Цицерона, то едва ли можно сомневаться в его традиционно–республиканских воззрениях. Однако, было бы глубоко неправильным ограничиться подобным односторонним утверждением. И, действительно, при попытке уяснить себе значение такой сложной и противоречивой личности как Цицерон, нельзя удовлетвориться ни одной из уже высказывавшихся точек зрения: бесспорно нельзя считать Цицерона апологетом монархии, но и неправильно было бы расценивать его как апологета традиционной республики и только. На самом деле облик Цицерона как политического деятеля и мыслителя гораздо сложнее и трагичнее. И истинные идеологические позиции Цицерона могут быть определены, прежде всего, не подсчетом того, сколько раз употреблено слово princeps в единственном числе и т.п., но пониманием общего и принципиального направления в развитии его политических воззрений.

Высказанные положения отнюдь не противоречат выводам, сделанным ранее. С точки зрения своих субъективных и осознанных симпатий, Цицерон — как мы уже и подчеркивали — убежденный сторонник традиционной, аристократической римской республики. Но этим не исчерпывается содержание его политических воззрений. Поскольку Цицерон выступал как провозвестник «общенационального лозунга», поскольку он проповедовал concordia ordinum и consensus bonorum — он объективно, в сфере политической идеологии, расчищал дорогу принципату.

Октавиан Август, как мы знаем, сначала боролся за власть в качестве наследника Цезаря, в качестве представителя «партии» цезарианцев, сохранившей известные демократические тенденции, во всяком случае, в своей фразеологии. Вместе с другими триумвирами он выступал как враг сенатской олигархии и староримской знати. Главной опорой в этой борьбе была профессиональная армия, которая ныне уже претендовала на то, чтобы ее рассматривали как римский народ.

После победы над Антонием, когда встает вопрос не о завоевании власти, но о длительном сохранении власти уже завоеванной, в социальной политике Августа начинает преобладать консервативное, реставрационно–охранительное направление. Лозунг res publica restituta обусловливал бережное отношение к римской традиции к нравам предков. Сам Август не раз подчеркивает эту тенденцию как одну из главных основ своей внутренней политики: «я вернул свободу республике» или «новыми законами, принятыми по моей инициативе, я возвратил многие обычаи предков, уже забытые в наш век». Особенно старательно он подчеркивает это там, где желает продемонстрировать свою лояльность по отношению именно к республиканским традициям; так, например, он не забывает отметить, что «я не принял никакой магистратуры, данной мне против обычая предков», или говорит, что после прекращения междоусобной войны, заняв с общего согласия высшее положение, «я передал республику из моей власти в распоряжение сената и народа римского» или, наконец, заявляет: «после этого времени я превосходил всех авторитетом, власти же имел нисколько не больше, чем остальные, которые были мне коллегами по магистратуре».

Консервативно–охранительное направление внутренней политики Августа замечено давно, и еще Р. Ю. Виппер отмечал любовь политической и социальной реакции к «национальной старине», к культу предков и традиций, говоря, что «принцепс заявлял себя прежде всего спасителем общества от бурь междоусобных войн, восстановителем национальных традиций и первым гражданином».