Жоржи Амаду - Жизнь

• Название: Жизнь
• Автор: Жоржи Амаду
• Жанр: Современная проза

---

Макабеа не вводила Олимпико ни в какие расходы, за исключением того случая, когда он угостил ее кофе с молоком, который она насахарила так, что ее чуть не стошнило, но она пересилила себя, чтобы не опозориться. Она положила столько сахару, чтобы не упустить ни одной возможности.

А однажды они ходили в зоосад, причем она сама заплатила за билет. Животные поразили Макабею. Она была напугана и не понимала, зачем они существуют. А когда она увидела носорога — огромную, черную, круглую громадину, то со страху обмочилась. Носорог показался ей, прошу прощения, ошибкой Создателя. Но на самом деле она не думала ни о каком Боге, это была просто привычка. К ее величайшей радости Олимпико не заметил, что с нею приключилось, и она сказала ему:

— Я мокрая, потому что села на мокрую скамейку.

И он ничего не понял. И Макабеа автоматически вознесла благодарственную молитву. Это не было молитвой Богу, просто она повторяла то, чему ее учили в детстве.

— Жираф такой элегантный, правда?

— Глупости, животные не бывают элегантными.

Макабеа завидовала жирафу, который так высоко парил в воздухе. Заметив, что ее комментарии о животных не обрадовали Олимпико, она решила переменить тему:

— В» Радио-Часах» сказали одно слово, которое показалось мне таким изысканным — мимикрия.

Олимпико с подозрением посмотрел на нее:

— Разве порядочные девушки говорят о таких вещах? Знаешь, к чему это приводит? На Манге полно девиц, которые задают подобные вопросы.

— Манге — это пригород?

— Манге — это дурное место, туда ходят только мужчины. Ты не поймешь, но я тебе скажу одну вещь: еще встречаются дешевые женщины. Ты стоила мне дешево, одну чашку кофе. Я не буду больше на тебя тратиться, хорошо?

Она подумала: я не стою того, чтобы он за меня платил, ведь я описалась.

После дождя в Зоологическом саду Олимпико уже не был прежним: он вышел из себя. И позабыв о том, что сам говорил мало, как и подобает серьезному человеку, упрекнул Макабею:

— Черт побери! Ты же рта не раскрыла. Тебе что, не о чем слова сказать?

Тогда, расстроившись, она сказала:

— Слушай, император Карл Великий звался в своей стране Каролус! А ты знаешь, что муха летает так быстро, что, если бы она летала по прямой, то облетела бы земной шар за 28 дней. — Это ложь!

— Вовсе нет, клянусь чистотой своей души, я слышала это по радио!

— Все равно не верю.

— Умереть мне на этом месте, если я вру. Пусть мои родители горят в аду, если я тебя обманываю.

— Посмотрим, останешься ли ты жива. Слушай, ты прикидываешься или на самом деле такая дура?

— Я не знаю, какая я, считаю, что я немного… Я хочу сказать, что я не очень хорошо знаю, кто я на самом деле.

— Но ты, по крайней мере, знаешь, что тебя зовут Макабеа.

— Это так. Но я не знаю, что внутри моего имени. Знаю только, что я никогда не была важной персоной.

— Так вот, запомни, обо мне еще напечатают в газетах, и мое имя станет известно всему миру.

Макабеа сказала Олимпико:

— Знаешь, на нашей улице есть петух, и он поет по утрам.

— Для чего ты выдумываешь все эти глупости?

— Клянусь, это правда. Пусть моя мать умрет, если я вру.

— А разве твоя мать не умерла?

— Ах, да… Правда…

(А я? Я, тот, кто рассказывает эту историю, которая не случилась ни со мной, ни с одним из тех, кого я знаю? Я ошарашен этой правдой. Неужели мой долг, причиняющий мне такую боль, в том, чтобы угадать во плоти ту правду, которую никто не хочет различать? И если я знаю о Макабее почти все, то это потому, что я случайно поймал взгляд одной изможденной девушки с северо-востока. Она послала мне этот быстрый взгляд всем телом. Что касается Олимпико, мне надо мысленно сфотографировать его лицо — ведь когда человека застают врасплох и рассматривают без предубеждений, его лицо говорит почти все).

Но теперь я опять исчезаю и возвращаюсь к этим двоим, которые силою обстоятельств были существами не совсем материальными.

Но я еще не объяснил Олимпико как следует. Он вышел из сертана Параибы и обладал стойкостью, рожденной любовью к этой иссохшей, потрескавшейся от засухи земле. Олимпико никогда не расставался с баночкой душистого вазелина, купленной на базаре в Параибе, и расческой. Он густо смазывал вазелином свои черные волосы, не подозревая, что эта слипшаяся сальная копна вызывает отвращение у кариок. (кариока — житель Рио-де-Жанейро). Он с рождения прокалился на солнце и был тверд как сухая ветка или камень, лежащий на солнцепеке. Олимпико мог спастись скорее, чем Макабеа, потому что совсем не случайно убил человека, своего врага, вонзив в укромном месте нож ему в печень. Он хранил это происшествие в абсолютной тайне, и этот секрет придавал ему силы. Олимпико был задирой. Но у него была одна слабость — похороны. Иногда он по три раза в неделю ходил на похороны незнакомых людей, извещения о которых он находил в газетах, особенно в «О Dia», и его глаза наполнялись слезами. Да, это был его недостаток, но у кого их нет. Та неделя, когда он не был на похоронах, была для него потерянной. Этот человек, даже если он был сумасшедшим, всегда знал, чего он хочет. А если он не был сумасшедшим — дело другое.

Макабеа, напротив, была продуктом пересечения «чего» с «почему». Поистине, казалось, что она родилась от какой-то пустой идеи голодных родителей. Олимпико, по крайней мере, воровал все, что под руку попадет, и даже из будки, в которой ночевал. Совершенное убийство и кражи делали его человеком значительным, придавали вес, он чувствовал себя не кем-нибудь, а человеком чести. Олимпико мог спастись скорее, чем Макабеа, еще и потому, что очень талантливо умел рисовать смешные карикатуры на сильных мира сего, чьи фотографии печатают в газетах. Это было его местью. Один единственный раз он был добр с Макабеей, когда пообещал ей найти работу на металлургическом заводе, если ее уволят. Она приняла это обещание как незаслуженную радость (взрыв), потому что там она нашла бы единственную настоящую связь с миром: самого Олимпико. Но Макабеа обычно не беспокоилась о будущем: иметь будущее — непозволительная роскошь. Однажды Макабеа услышала по радио, что население земного шара — около 7 миллиардов. И она почувствовала себя потерянной. Но поскольку Макабеа умела во всем находить счастье, она скоро утешилась: вероятно, эти 7 миллиардов живут для того, чтобы помочь ей.

Макабеа любила фильмы ужасов и мюзиклы. Больше всего ей нравились повешенные женщины и выстрелы в сердце. По сути дела, Макабеа была самоубийцей, даже не зная об этом, хотя она никогда не покушалась на свою жизнь. Дело в том, что ее жизнь была такая пресная, как черствый хлеб без масла. В то время как Олимпико был дьявольски живуч и обладал ценным семенем, у Макабеи, как уже было сказано (или не было?) яичники были сморщенные, как вареный гриб. Ах, если бы я смог вмешаться в жизнь этой девушки, как следует вымыть ее, налить тарелку горячего супу и поцеловать в лоб перед сном. И сделать так, чтобы, проснувшись, она почувствовала, какая это отличная штука — жизнь.

По правде говоря, Олимпико никогда даже не делал вида, что ему нравится ухаживать за Макабеей — это я понял только сейчас. Возможно, он видел, что в Макабее не было расовой силы, она была третьего сорта. Зато когда он увидел Глорию, сослуживицу Макабеи, он сразу почувствовал в ней класс. В ее жилах текло хорошее португальское вино и кровь беглого раба. Хотя она была белой, но при ходьбе покачивала бедрами, как мулатка. Она осветляла до желточно-желтого цвета свои кудрявые волосы, корни которых всегда оставались темными. Но даже так она становилась блондинкой и поднималась на ступеньку выше в глазах Олимпико. Кроме того, у Глории было еще одно преимущество, которым житель северо-востока не мог пренебречь: когда Макабеа знакомила их, Глория сказала, что «она кариока до мозга костей». И хотя Олимпико не знал, что значит «до мозга костей», он понял, что Глория принадлежит к привилегированному классу южан. Оценивая Глорию, Олимпико скоро пришел к выводу, что она некрасива, но хорошо откормлена. И этот факт сделал ее товаром высокого качества.

В это время его чувства к Макабее остыли и превратились в рутину, хотя они никогда и не были горячими.

Олимпико часто не приходил на свидания. Но для Макабеи он был возлюбленным. И она думала только о том дне, когда он захочет стать женихом. И жениться.

Из разговоров Олимпико узнал, что у Глории есть отец, мать и горячая пища в определенные часы. Олимпико просто пришел в экстаз, когда узнал, что ее отец работает в мясной лавке. Он догадывался, что Глория будет очень плодовитой, в то время как Макабеа, казалось, несла в себе свою собственную смерть.

Да, забыл сказать об одном факте, поистине удивительном: в жалком, почти увядшем теле Макабеи безграничное дыхание жизни было таким сильным и таким богатым, как у беременной девственницы, оплодотворенной партеногенезом; она видела сумасшедшие сны, в которых появлялись громадные доисторические животные, словно она жила в эпоху, далекую от нашего кровавого времени.