Александр Абердин - Парадиз Ланд 2-1

• Название: Парадиз Ланд 2-1
• Автор: Александр Абердин
• Жанр: Фэнтези

Еще один роман в жанре фэнтези с лирическими (любовными) отступлениями

---

       Человек, который подошел к нему, по внешнему виду был типичнейшим "кефирником". Он был одет в светло-бежевую рубаху с короткими рукавами и такие же, тщательно выглаженные, брюки, а на голове у него была надета какая-то идиотская, белая войлочная пастушья шляпа, которая совершенно не гармонировала с его нарядом и, особенно, с его дорогими солнцезащитными очками. Вячику отчего-то сразу же подумалось, что это высокий, по-спортивному поджарый мужчина лет сорока с небольшой черной сумкой через плечо скорее всего москвич. "Кефирник" широко улыбнулся и сказал:

       - Ну, вы так были увлечены работой, что я, поначалу, даже постеснялся беспокоить вас своей просьбой. Так вы свободны?

       Вячик дружелюбно улыбнулся вежливому "кефирнику", повернул ключ в замке зажигания, затем сделал правой рукой приглашающий жест, и весело сказал:

       - Прошу-с, сударь... Можете располагать мною, хоть до самого вечера, мое авто к вашим услугам.

       Сударь радостно заулыбался и, обежав вишневую "девятку" спереди, тотчас забрался на переднее сиденье, предварительно забросив свою сумку на заднее. Устраиваясь в кресле поудобнее и отодвигая его назад, он, сделав рукой легкий жест в сторону остальных водителей, стоявших на привокзальной площади, сказал, слегка сморщившись:

       - Что-то они не показались мне... - Повернувшись к Вячику, он снял на секунду очки и представился - Меня зовут Игорь Николаевич, я из Москвы.

       Вячик кивнул ему головой и сказал в ответ:

       - Вячеслав. - Трогаясь с места, он спросил своего пассажира - Куда ехать, Игорь Николаевич?

       "Кефирник" из Москвы принялся подробно рассказывать о своих планах на этот день:

       - Вячеслав, я только вчера приехал в Кисловодск, да, и, вообще, впервые оказался в ваших знаменитых краях. Не могли бы вы показать мне какие-нибудь местные достопримечательности? Еще я хотел бы посмотреть на Медовую гору, ну, а потом вы отвезете меня в санаторий "Красные камни". Ну, и еще я не отказался бы поужинать перед возвращением в каком-либо тихом и уютном ресторане, в котором хорошо готовят.

       От такого предложения Вячик чуть было не присвистнул, но сдержался и, внимательно посмотрев на своего пассажира, сказал спокойным голосом:

       - Игорь Николаевич, это будет стоить вам не менее пятисот рублей. Может быть немного сократите программу? Гора Медовая находится ведь в Железноводске.

       Любознательный москвич слегка кивнул головой, достал из нагрудного кармана рубахи бумажник, извлек из него стодолларовую купюру и, небрежно отдавая её Вячику, спросил, внимательно глядя него поверх очков:

       - Скажите, Вячеслав, вы поэт?

       Вячик кивнул головой и неохотно ответил:

       - Да. Пишу. На досуге.

       Игорь Николаевич улыбнулся и, скосив взгляд на блокнот, который Вячик положил между сиденьями, вежливым голосом тихо попросил его, словно об огромном одолжении:

       - Вячеслав, вы не могли бы показать мне то стихотворение, которое вы только что написали? Извините, но я мельком прочитал несколько строчек и они показались мне очень интересными. - Видя то, что Вячик нахмурился, он тут же поторопился сказать - Поймите, это профессиональный интерес, я ведь продюсер, работаю на телевидение и меня очень интересуют талантливые люди.

       Вячик не подал вида, что его это очень уж заинтересовало, а потому молча взял в руку блокнот и, не отрывая взгляда от дороги, открыл его на той странице, на которой было записано стихотворение. Хотя оно и было написано на почве глубоко личных, интимных чувств, связанных с нечаянным любовным переживанием, как поэт он не считал свои впечатления чем-то тайным. Поэт фигура публичная и если он не станет открывать своих душевных переживаний читателям, то какой же он тогда к черту поэт.

       Игорь Николаевич читал стихотворение чуть шевеля губами и слегка кивая головой в такт рифме, словно хотел положить эти стихи на музыку. Хотя Вячику и показалось это наигрышем, он промолчал, считая, что каждый вправе читать его стихи так, как ему это удобнее. К тому же, где-то в глубине души у него шевельнулась в своей могиле девица по имени Надежда. А вдруг ему действительно повезет и этот "кефирник" из Москвы хоть чем-то окажется полезным ему?

       Стихов за свои тридцать четыре года он написал уже очень много, и более половины из них именно случились, как случается землетрясение или камнепад в горах, как случайно встретились Тристан и Изольда, а к Парису пришли три красавицы, чтобы решить судьбу яблока. Вячику уже удалось издать четыре книжки своих стихов, его печатали в газетах и даже нескольких журналах, но, по большому счету, это еще не принесло ему большой славы, которая была так необходима каждому настоящему поэту.

       Ему очень хотелось, чтобы не он сам и не некоторые его знакомые считали его большим поэтом, ведь читая стихи некоторых деятелей от поэтического ремесла, он лишь криво усмехался, встречая в их строках откровенную пошлость, глупость, а порой и полное скудоумие. Но эти господа были раскручены, а потому считали себя метрами, хотя и не отличали гекзаметра от километра, а хорей, похоже, считали прирученным хорьком.

       Последние полтора года Вячик неделями подряд крутил баранку, заделавшись настоящим "бомбилой" только ради того, чтобы собрать тяжкими трудами пять с половиной тысяч долларов и издать за свой счет свой двухтомник в твердом переплете, на хорошей бумаге, да еще и оформить его на высоком художественном уровне. А до этого он сам, без чьей-либо помощи, добрых полгода восстанавливал аварийную "девятку", купленную им по случаю.

       Учитывая то обстоятельство, что ему удалось собрать только семьсот тридцать долларов, да прибавить к этому то, что за саму машину он мог выручить максимум полторы тысячи, двухтомник обещал появиться еще очень не скоро. Если, конечно, ему не повезет по крупному и у него не появится какой-нибудь щедрый спонсор. Вот тогда во всех его выступлениях, которые для него иногда организовывали друзья, был бы хоть какой-то смысл, ведь публика всегда аплодировала ему и все, кто приходил на его творческие вечера, спрашивали где они могли бы купить томик его стихов.

       Пассажир, прочитав стихотворение, пристально посмотрел на Вячика и попросил его каким-то странно жестким и требовательным тоном:

       - У вас есть с собой еще какое-либо произведение?

       Тот кивнул головой и коротко сказал:

       - Да. На предыдущей странице.

       Перевернув страницу, Игорь Николаевич быстро пробежал стихотворение глазами. Несколько мгновений он сидел в глубокой задумчивости, а потом, вдруг, принялся читать это стихотворение хорошо поставленным голосом, несомненно с талантом и глубоким чувством:

       За ночь благословенную твою
       я жизнью разочтусь без колебаний.
       Тугими, ненасытными губами
       до дна святую чашу изопью.
       И там, за краем неба, за крестом
       я буду о любви слагать молитвы -
       и высветятся ангельские лики,
       прислушиваясь к слову. А потом
       откуда-то с таинственных высот
       звучанье животворное прольется -
       и рано утром ляжет луч от солнца
       золотоволосый твой висок.
       Ты ощутишь, как я в тебя струю
       живое слово - и оно с лихвою
       окупит жизнь, которой я с тобою
       расчелся за одну лишь ночь твою.

       Пожалуй, из всей этой образцово-показательной декламации Вячик вынес только то, что Игорь Николаевич весьма тонко уловил, что в стихотворении нужно было размеренно произнести сложное, - "золотоволосый", а не простое, - "златовласый" твой висок, что напрашивалось само собой и грубо искажало смысл, идею и подменяло образ. Положив блокнот на то место, откуда он был взят, московский продюссер, стал оживленно смотреть по сторонам. Они уже выехали за город и переезжали по мосту через Подкумок.

       Видя это, Вячик стал рассказывать Игорю Николаевичу о том, чем были знамениты эти места. Он сразу же предупредил его, что на гору Кольцо лучше всего будет посмотреть на закате и повез московского гостя к первому месту, которое вполне стоило того, чтобы запечатлеть его на долгую память. Как аборигену этих мест, ему было не трудно рассказать любознательному москвичу несколько довольно занимательных баек, связанных с другим поэтом, Михаилом Юрьевичем Лермонтовым и поразить его воображение весьма пикантными историями.

       Поднявшись на автомобиле на гору Машук, с которой не только открывался замечательный вид чуть ли не на все Кавминводы, но и был виден Большой Кавказский хребет вместе с горой Эльбрус, Вячик повел Игоря Николаевича к машине, чтобы отвезти его, наконец, в Железноводск и показать гору Медовую. Вот тут-то московский телевизионный продюссер и поинтересовался у него многозначительным тоном: