Кэтрин Джинкс - Инквизитор

• Название: Инквизитор
• Автор: Кэтрин Джинкс
• Издательство: Издательство «Иностранка»
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2006
• ISBN: 5-94145-409-0

Кэтрин Джинкс живет то в Австралии, то в Канаде, но всю свою жизнь увлеченно изучает Средневековье, эпоху Крестовых походов и великих рыцарских орденов, рвавшихся к власти в Европе и Азии. Об этой эпохе она пишет и свои книги, пользующиеся неизменным успехом в англоязычном мире. Новый роман Джинкс переносит нас во Францию XIV века, в годы, когда католическая церковь ведет войну на уничтожение с еретиками-альбигойцами. Движение альбигойцев или катаров, отвергавших церковную иерархию и папство, охватило, начиная с XII века, всю южную Францию, увлекая и знать, и простолюдинов. Дело о катарской ереси расследует инквизиционный суд, составленный из монахов-доминиканцев, но следствие обрывается зверским убийством старшего инквизитора отца Августина. Поиски убийцы возвращают его подчиненного, брата Бернара, к запутанным событиям пятидесятилетней давности. На пути к разгадке Бернар не только узнает страшную тайну отца Августина и обнаруживает предателя в своем ближайшем окружении, но и встречает свою любовь.

---

Отец Августин склонил голову. Затем он приблизился к узнику, воздел руку и произнес:

— Покайся, и будешь спасен.

Адемар посмотрел вверх. Открыл рот и тихим потусторонним голосом проскрипел, точно дерево на ветру:

— Покайся, и будешь спасен.

Я кашлянул, чтобы не рассмеяться. Адемар был неисправим.

— Отрекись от своих ошибок и приди к Господу, — потребовал отец Августин, еще более сурово. Адемар тотчас же ответил:

— Отрекись от своих ошибок и приди к Господу.

Переводя взгляд с одного на другого, я с тревогой отметил их очевидное сходство. Оба были так же неподвижны, непреклонны, как медная гора Захарии.

— Твоя жизнь тебе не принадлежит, ты не волен окончить ее по своему желанию, — сообщил заключенному отец Августин. — Если понадобится, я велю завтра устроить тебе аутодафе. Не думай, что твои трусливые уловки спасут тебя от костра.

— Я не трус, — каркнул Адемар, загремев своими цепями. — Если бы ты и вправду был слуга Богу, а не ходячая свинья-копилка, ты бы знал, что голод кусает сильнее огня.

На этот раз я не выдержал и рассмеялся:

— Так можно сказать обо мне, но никак не об отце Августине. Слава отца Августина идет впереди его: он знаменит тем, что пищей ему служат крапива и обглоданные кости. Он-то знает, что такое голод.

— Тогда ему должно быть известно, что это медленно, очень медленно. Костер — это быстро. Если бы я был трусом, я сам бы бросился в огонь. Но я не трус.

— Вы трус, — сказал я. — Вы трус, потому что вы приговорили маленькую девочку к смерти и ушли. Вы бросили ее родителей одних слушать ее плач. Так поступают трусы.

— Я не ушел! Я остался до конца! Я видел, как она умирает!

— Готов поспорить, вам это понравилось. Я знаю, какого вы мнения о детях. Вы сказали беременной женщине, что плод дьявола осквернил ее чрево.

— Ты блуждаешь в потемках, глупый монах! Ты не разумеешь этих таинств.

— Верно. Я не в состоянии уразуметь, зачем вы отдаете жизнь за ложную веру, которая однажды исчезнет, ибо исповедающим ее возбраняется иметь потомство. Глупец! Зачем вы обрекаете себя на смерть, если, согласно вашей вере, ваша душа может вселиться в цыпленка или в свинью? Или даже в епископа? Да простит меня Господь!

Адемар отвернулся к стене. Он закрыл глаза и погрузился в молчание. Поэтому я адресовал свою следующую реплику отцу Августину:

— С вашего позволения, отец мой, я мог бы велеть Понсу принести сюда отличных фаршированных грибов… возможно, вина, медовых пряников… что-нибудь для возбуждения аппетита.

Отец Августин нахмурился и нетерпеливо тряхнул головой, как будто мои слова ему не понравились. После чего, хромая, направился к двери.

— Адемар, — сказал я, прежде чем последовать за ним. — Умерев в этой камере, вы ничего не добьетесь. Но если вы умрете на виду у людей, они, возможно, будут тронуты вашей отвагой и твердостью. Ваше голодание не чинит мне неудобств, напротив — оно мне помогает. Менее всего я желаю делать из вас мученика.

Отец Августин ожидал меня в коридоре, когда я покинул камеру Адемара. В коридоре было очень шумно, потому что тюрьма — это шумное место (сколько бы соломы вы ни клали на пол, каждое слово отдается здесь таким эхом, будто это ведро, ударяющееся о дно каменного колодца), а камеры набиты озлобленными, страдающими людьми. Тем не менее он понизил голос, говоря со мной.

— Ваши слова необдуманны, брат мой, — сказал он по-латыни.

— Мои слова?..

— Называть это отродье сатаны мучеником, упоминать о сочувствии к нему толпы…

— Отец мой, ему нужен только предлог, — отвечал я. — Один предлог, чтобы поесть, и он сделает это. Я дал ему этот предлог. Поскольку вы, как мне кажется, преувеличивали, обещая ему завтра аутодафе.

— Да, верно, — согласился он.

— Вот именно. Если он не поест, он может умереть к завтрашнему дню, а уж к концу недели — непременно. А смерть в заключении… это нежелательно.

— Нет, — сказал отец Августин. — Этот сорняк безбожия должен послужить примером остальным.

— Да-а-а… — Признаться, меня волновало не то, как бы сильнее устрашить горожан, а как избежать нареканий со стороны людей высокопоставленных. Всего двенадцать лет тому назад расследование действий Святой палаты в Каркассоне, проведенное Папой Климентом, кончилось официальным выговором.

Кроме того, вынесение смертных приговоров не входит в полномочия инквизиции. Отнимать у людей жизнь — это дело светских властей.

— Как вы сами видите, — сказал я, переводя разговор на менее острые темы, — на этом этаже содержатся особо опасные преступники и те, кто упорствует в нежелании покаяться. На верхнем этаже режим менее суров и заключенным разрешено выходить в коридор и общаться между собой. Вы хотите осмотреть нижний этаж, отец Августин? Туда можно попасть через этот люк.

— Нет, — резко ответил он и потом поинтересовался: — Часто ли его используют?

— Только когда необходимо место для допроса. — Хорошему инквизитору нет нужды прибегать к пыткам. — Отец Жак изредка употреблял его и для других целей, но это было давно. Не подняться ли нам тогда наверх? Понс с женой живут на верхнем этаже, там мы могли бы и закончить, как вы хотели.

Однако, прежде чем познакомиться с тюремщиком, отец Августин пожелал осмотреть тюрьму. Он не объяснил причин своего желания, но я догадался, что если обнаружатся какие-нибудь недостатки в работе Понса, то он их отметит, чтобы по завершении осмотра потребовать разъяснений. Пока мы шли мимо камер, где сидели иногда по два человека и даже более, поскольку мест не хватало, он настойчиво выспрашивал у меня, все ли передачи от друзей и родственников попадают к заключенным. Не задерживается ли что в руках тюремщика?

— Не беспокойтесь, отец мой, — отвечал я, — если на свете есть честный тюремщик, то это Понс.

— Почему вы так уверены?

— Потому что я знаком с друзьями и родными многих заключенных. Я спрашиваю у них, что они приносят, и справляюсь у заключенных, что они получили. Ничего никогда не пропадает.

Отец Августин что-то пробормотал. Я чувствовал, что он как будто недоволен, но решил — как всегда — что глупо было бы приставать к нему с расспросами, основываясь на неподтвержденных догадках. В тишине и уповании крепость ваша[23]. Он молчал, и я молчал. Мы пошли дальше. По пути я представил ему нескольких надзирателей и нашего помощника Исарна, который часто разносил повестки. Исарн был покаявшийся еретик. Болезненного вида угрюмый юноша, чьи еретики-родители давно умерли, он почитал тюремщика с женой за приемных отца и мать. Он ел с ними, отдавал им большую часть своего скромного жалования и спал у них на столе.

Я всегда считал его безобидным существом, едва ли достойным внимания, и потому весьма удивился, когда отец Августин, услыхав о его злоключениях, воскликнул:

— Этот юноша был последователем лжеучения?

— В точности, как я сказал. Но это было в прошлом. Он раскаялся в своих заблуждениях много лет назад, еще в детстве.

— Откуда у вас такая уверенность?

Я взглянул на него с изумлением. В это время мы как раз карабкались по лестнице к Понсу, и дабы проделать это, я вынужден был остановиться и обернуться.

— Я никогда не одобрял связей с такими людьми, — заявил он. — Это опасно. Это опрометчиво. Заговор в Каркассоне — дело рук подобного человека.

— Отец мой, — перебил я, — вы хотите сказать, что не бывает раскаявшихся еретиков?

— Я хочу сказать, что мы не можем держать у себя этого юношу, — ответил отец Августин. — Удалите его отсюда.

— Но он никогда не давал повода…

— Немедленно, будьте любезны.

— Но…

— Брат Бернар, — сурово произнес отец Августин, — может ли эфиоп сменить свою кожу, а леопард — свою пятнистую шкуру?

— Отец Августин, но ваш тезка сам был еретиком, который впоследствии раскаялся, — возразил я.

— Он был святой, великий человек.

— И ему принадлежат эти слова: «Одним великим дано сочинять ереси».

— Я не желаю вступать в риторический диспут, брат. Вы ведь не станете сочувствовать дереву виноградной лозы?[24]

— Нет, — сказал я, и это было правдой. Один из отцов Церкви писал: нет еретика вне раздора. Сам святой Павел клеймил распри и разногласия, рука об руку идущие с ссорами, гневом и завистью[25]. Гармония единства — вот основа христианского мира. Только гордецы, движимые спесью и страстями, алчут сломать эту основу и посмотреть, как наш мир поглотит бездна вечной тьмы.

По плодам их узнаете их[26]. Семьи рушатся, священников убивают, братья совращают сестер, детей морят голодом. Дошло уже до того, что убежденный еретик с большей охотой зарежет монаха, чем цыпленка. Вот каков их выбор. Как вам, наверное, известно, «ересь» на самом деле и значит «выбор».