Джордж Мередит - Испытание Ричарда Феверела

• Название: Испытание Ричарда Феверела
• Автор: Джордж Мередит
• Жанр: Классическая проза

Английский писатель Джордж Мередит (1829-1909) - один из создателей социально-психологического романа.

Главные герои романа "Испытание Ричарда Феверела" - богатый помещик и его сын Ричард. Воспитывая своего единственного сына, сэр Остин, покинутый женой, придерживается разработанной им самим системы. Однако слепой эгоизм, побуждающий не считаться с особенностями характера сына, с его индивидуальностью, попытки оградить его от женщин и любви оборачиваются в конечном итоге трагедией.

Переводчик романа А.М. Шадрин умер, не полностью закончив работу над книгой. Поскольку издательство получило перевод в незавершенном виде, редакторы, проведя сверочную работу, исправили смысловые неточности, унифицировали имена собственные, реалии, восстановили пропуски. При этом, однако, сообразуясь с ярким индивидуальным стилевым почерком А.М. Шадрина, — известного мастера перевода, — с его четко выраженными переводческими принципами, редакторы постарались сохранить синтаксический строй перевода, его особую музыкальную ритмику, речевые характеристики персонажей, а также сберечь своеобразие используемой им лексики.

---

Минуту спустя Ричард вернулся назад и скороговоркой сказал:

— Поезжай сейчас же в гостиницу к дяде. Скажи, чтобы он не беспокоился обо мне и меня ждал. Скажи, что мне надо было повидать тебя, скажи все, что хочешь. К обеду я вернусь, Рип, после обеда мне надо будет поговорить с тобою с глазу на глаз.

Риптон поначалу пытался было отговориться, ссылаясь на то, что должен ехать домой. Но в глубине души ему было очень интересно узнать сюжет новой комедии и к тому же, помимо всего прочего, взгляд Ричарда доверительно и неумолимо требовал от него немедленного подтверждения, что он исполнит все, чего от него хотят. И вот он оставил все свои отговорки и только спросил название и адрес гостиницы. Ричард пожал ему руку. Этот знак благодарности, полученный от героя за преданное повиновение, сам по себе значил уже немало.

Тому Бейквелу также было дано некое поручение, и, судя по его хихиканью и ухмылкам, можно было думать, что возложенная на него обязанность пришлась ему по душе. Спустя несколько минут оба они уехали — каждый в свою сторону. Воображению Риптона был предоставлен полный простор. Такова уж особенность юношеской натуры, так велика в ней жажда романтических приключений, что даже роль исполнителя чужих желаний, и та становится приятной. Если молодой человек бросает вдруг вызов всем родным и вырывается из-под опеки, то можно быть уверенным, что под поднятым им знаменем соберется целая шайка юных разбойников, его сверстников, которые созданы для бунтовства. Вся эта желторотая компания знает, что ровно ничего не получит за свое участие в предпринятом героем деле; но какое все это имеет значение, если перед ними открывается радужная перспектива пойти наперекор желаниям старших? Пусть всю сладость запретного плода вкусят не сами они, а кто-то другой, они готовы пойти на риск вместе с ним. Риптон очень охотно согласился исполнять в этом предприятии роль лейтенанта, и в ту минуту, когда он принес клятву, сердце его преисполнилось радости существования. Лондонские улицы встречали его теперь понимающей улыбкой. Теперь он уже ходил по ним гоголем. Великодушный юноша разглядывал кареты, в которых ездила столичная знать, и, бросая восторженные взгляды на светских дам, был поистине счастлив. Мусорщики, и те встречали у него в сердце радостный отклик. Он насвистывал веселые мелодии, с умилением повторял всем известные шутки; словом, он был доволен собой, ему хотелось пуститься в пляс по Пиккадилли, и все это только потому, что его друг увез прелестную девушку и посвятил его в свою тайну.

И только когда он стоял уже на пороге гостиницы, где остановился Ричард, веселое настроение его покинуло, и он немного приуныл при воспоминании о том, что ему придется возвращаться к исполнению своих служебных обязанностей и он должен будет выдумать какую-то более или менее правдоподобную историю и держать ответ за то, о чем он, в сущности, ничего не знал. Мудрецу, и то было бы нелегко справиться с подобной задачей, однако юношам — и в этом как раз им могут позавидовать мудрецы — чаще всего удается что-то сымпровизировать, — такой они испытывают прилив всех сил, и двух минут, в течение которых Гиппиас в гневе своем сетовал на племянника, оказалось вполне достаточно, чтобы Риптон сообразил, что ему лучше всего сказать.

— Подумать только, мы уже в двух шагах от дома, и вдруг он, точно клоун какой, выпрыгивает из нашего кеба и вскакивает в другой: ни дать ни взять рехнулся! Сущее безумие! Увез куда-то все наши чемоданы, да к тому же еще и таблетки, которые мне надо принимать перед обедом! И провалился куда-то на целый день, а ведь сам же обещал поехать со мной к доктору, да и еще в разные места, — восклицал Гиппиас, испуская при этом перечислении всех нанесенных ему обид яростное рычание.

Риптон не растерялся и поспешил сказать, что доктора не оказалось дома.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что он ездил к доктору? — вскричал Гиппиас.

— Даже два раза у него был, — решительно заверил его Риптон. — И собирался ехать в третий раз, уже после того как мы с ним расстались. Может быть, именно из-за этого он и опаздывает — он так упорно добивается этой встречи.

Постепенно рассказ Риптона становился все более обстоятельным; он сослался на то, что, помимо всего прочего, Ричард должен был обратиться к доктору по поводу себя самого, как он, так и его отец считали, что нельзя терять ни минуты.

— Он плохо себя чувствует, и его это очень тревожит, — добавил Риптон, постучав себя по груди.

На это Гиппиас возразил, что ни разу не слышал, чтобы его племянник жаловался на какое-то недомогание.

— Думаю, что он просто не хотел вас тревожить, сэр. В ту минуту, когда он перебирал все буквы алфавита, тщетно стараясь вспомнить фамилию пресловутого доктора, явился и сам Ричард, а вместе с ним Алджернон Феверел. Они встретились внизу в холле и, весело смеясь, вошли в комнату. Риптон вскочил, чтобы их упредить.

— Ну как, ты повидался с доктором? — спросил он, с силой сдавив Ричарду пальцы.

Ричард посмотрел на него отсутствующим взглядом. Алджернон ударил племянника по спине:

— Какого черта тебе понадобился доктор, скажи на милость?

Мощный этот толчок пробудил нашего юношу к действительности.

— Ах да, доктор! — произнес он, глядя на своего наперсника невинными глазами. — Ну как же, он говорит, что начиная с сегодняшнего дня мне в течение недели надо заниматься физическими упражнениями. — Дядюшка, — обратился он к Гиппиасу, — надеюсь, вы меня простите. Я уехал и не предупредил вас. Но я очень спешил. Я тут кое-что позабыл в вагоне. Этот дурачок Рип думает, что я ездил к доктору по поводу собственного здоровья. На самом деле я разыскивал его, чтобы привезти сюда к вам, — только для того чтобы избавить вас от лишних хлопот. Вы же не выносите вида медицинских инструментов и скелетов, что у него в кабинете, вы сами это говорили. Говорили, что от всего этого вас пробирает дрожь «до мозга костей». Помнится, это были ваши собственные слова. Вам так и лезли в голову тысячи разных способов, какими можно отправиться на тот свет. Вы разве забыли об этом?

Гиппиас решительно ничего этого не помнил, да и вообще не верил в эту историю. Раздражение от того, что этот сорванец увез коробку с его пилюлями, перевесило все остальные чувства к племяннику, и он больше не верил ни единому его слову. А так как у него не было никакой возможности опровергнуть только что сказанное, то единственное, чем он мог выразить свое возмущение, это сердито заявить, что ему стало худо и обедать он не будет. В ответ на эти слова, — а произнес он их как раз в ту минуту, когда Берри стал созывать всех на обед, — Алджернон подхватил Колитика с одной стороны, а Ричард — с другой, и они с хохотом втащили его в комнату, где был накрыт стол. Риптон последовал за ними; его все это потешало, и он чувствовал себя безмерно счастливым.

За столом было по-настоящему весело. Ричарду хотелось, чтобы весело было всем; подъем духа, ощущавшийся в каждом его движении, его царственное превосходство над истиной и героическое намерение преступить все существующие законы, его красивое лицо, говорившее о том, что он здесь господин и отмечен особою властью — так, как если бы на лбу у него сияла звезда, — все это возымело свое действие и одержало окончательную победу над Риптоном, который — в душе, во всяком случае — до сих пор в известном роде относился покровительственно к своему другу, потому что лучше знал Лондон и жизнь, и знал, что, находясь в столице, тот почти целиком от него зависит.

После того как было выпито по второму бокалу бордо, наш герой взглянул через стол на своего наперсника и сказал:

— Нам надо с тобой пойти и поговорить о деле, Рип, прежде чем ты уедешь. Как, по-твоему, у старой дамы есть шансы выиграть тяжбу?

— Никаких! — уверенно заявил Риптон.

— Но все-таки ей стоит бороться, не правда ли, Рип?

— Ну конечно, — убежденно поддержал его Риптон. Ричард заметил, что отец Риптона сомневается на этот счет. Риптон сослался на то, что отец его вообще с осторожностью подходит к подобным делам. На это Ричард игриво сказал, что иногда необходимо бывает поступать вопреки воле отцов. Риптон согласился с ним: в известных случаях, разумеется, это так.

— Да, да! В известных случаях, — повторил Ричард.

— Ничего себе нравственный кодекс у будущих адвокатов, джентльмены! — вмешался Алджернон.

— Да и светский тоже! — добавил Гиппиас. Оба дядюшки внимательно вслушивались в этот надуманный диалог, который та и другая сторона поддерживали весьма искусно, и в конце концов им захотелось побольше узнать о пресловутом деле, в котором была замешана старая дама; Гиппиас вызвался взвесить все шансы на его успех с чисто юридических позиций, а Алджернон — оценить их с точки зрения здравого смысла.

— Рип вам все объяснит, — сказал Ричард, делая почтительный жест в сторону юного законника. — Я в таких вещах мало смыслю. Расскажи им, как обстоит дело, Рип.