Джеффри Форд - Портрет миссис Шарбук

• Название: Портрет миссис Шарбук
• Автор: Джеффри Форд
• Издательство: ООО ИД «Домино»
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-669-21624-6

Пьеро Пьямбо — удачливый портретист, светский лев; ему рады в самых модных нью-йоркских гостиных конца XIX века. Но несмотря на преуспевание, его снедает чувство творческой неудовлетворенности, поэтому он с радостью хватается за необычный заказ от некой миссис Шарбук — написать ее портрет, не видя ее, а лишь ведя беседы с ней из-за ширмы. Но пока удивительная миссис Шарбук рассказывает ему о своей удивительной жизни, город потрясает серия кровавых, ничем не мотивированных убийств, и Пьямбо начинает понимать, что они как-то связаны с его таинственной заказчицей…

---

ДОМ НА ДЮНАХ

На следующее утро, когда я завтракал в столовой гостиницы «Ла Гранж», ко мне подошел администратор и протянул конверт переливчато-синего цвета.

— Сэр, это просил передать вам тот джентльмен, что забронировал для вас номер.

Я поблагодарил, а когда он удалился, вскрыл конверт. Если говорить о выборе канцелярских принадлежностей, вкус миссис Шарбук был безупречным; но он подвел ее при выборе мужа. В письме, написанном знакомым мне витиеватым почерком, указывалось, как найти ее летний дом. Хотел я того или нет, добираться приходилось по воде. Дом располагался на острове Кептри посреди Грейт-Саут-Бей. Я должен был сесть на паром в Вавилоне, сойти на пристани и двигаться на восток по дюнам, пока не дойду до двухэтажного деревянного дома — желтого с белой отделкой.

Я сразу же решил отправиться туда без промедлений. Но оставалось еще одно небольшое дело. Комната в гостинице была приятной, но маленькой, — использовать ее как мастерскую я не мог. Мне нужно было снять комнату, где я без помех написал бы портрет. Будь немного потеплее, я мог бы работать и на улице, но теперь, поздней осенью, краски мои замерзали бы по утрам, а мне хотелось начинать пораньше.

Когда официант подошел, чтобы еще раз наполнить кофе мою чашку, я сообщил ему, что я художник, и спросил, не знает ли он, где можно снять комнату под мастерскую на неделю-две.

— В Вавилоне наверняка что-нибудь найдется, — сказал он. — Только вот сразу ничего не приходит в голову.

Поблагодарив его, я продолжил завтракать. Официант ушел к другим постояльцам, а к моему столику приблизился пожилой джентльмен в одежде священника и представился — отец Лумис. Это был довольно полный, невысокого роста человек в круглых очках, с носом пьяницы и копной седых волос, таких бесцветных, словно их ополоснули спитым чаем. Я никогда не питал особой приязни к церкви, но неизменно старался быть вежливым с ее служителями. Представившись, я протянул руку.

— Я случайно услышал, что вы ищете помещение под мастерскую, — сказал он.

— Всего на две недели, не больше. Я из Нью-Йорка, но у меня заказ от одного местного жителя.

— Моя церковь стоит в полумиле отсюда. У самой Монтаукской дороги. Церковь Святого Распятия. Позади есть каретный сарай. Несколько лет назад там устроили камин. Желаете его снять?

— Прекрасно, святой отец. Но мне нужна одна вещь. Свет. Там есть окна, пропускающие достаточно света?

— Это сооружение похоже на большую коробку. Одно широкое окно на восточной стороне, другое — на западной. Если вас это устроит, то я буду брать с вас всего по доллару в день, и в эту сумму входят дрова для камина.

— Похоже, мы договорились.

— И еще: тропинка от здания спускается прямо к заливу.

— Прекрасно. Надеюсь, что я смогу приступить к работе завтра утром, в крайнем случае послезавтра. Где вас найти?

— Я живу в каморке за алтарем. Двери церкви всегда открыты.

— Я буду платить вам полтора доллара в день, если вы пообещаете никому не говорить, что я там работаю, — предложил я.

Он согласился и на это условие. Мы закрепили договор рукопожатием.

После завтрака я оделся потеплее для путешествия по воде и договорился, что меня отвезут к парому. День был солнечный и морозный, а осенний пейзаж при дневном свете поражал красотой ничуть не меньше, чем при лунном. На пароме я оказался приблизительно в полдень и ждал отплытия вместе с небольшой группой людей — в основном, насколько я мог судить, экскурсантов.

Наконец паром прибыл, и мы поднялись на борт. Там была маленькая каюта, которая могла защитить пассажиров от плохой погоды, и мои попутчики воспользовались этим укрытием. А я остался на палубе восхищаться бескрайним простором Грейт-Саут-Бей, смотреть на лодки вдали, и чувствовал себя при этом, как один из моряков Мелвилла[58]. В тот день, скользя по воде, покрытой рябью, я испытал потребность писать природу и пообещал себе, что, закончив с миссис Шарбук, именно этим и займусь. Моя несбыточная мечта о морских приключениях скоро лопнула — путь до острова занимал не больше сорока пяти минут.

Я легко нашел летнюю резиденцию Лусьеры — лимонно-желтый дом притаился среди дюн. Чтобы добраться до тропинки, ведущей к крыльцу, нужно было спуститься с главной дорожки. Дом стоял фасадом к той части залива, где располагался Файр-Айленд, а за ним — Атлантический океан. Там, на вымощенной белым камнем тропинке, было значительно теплее — высокие дюны вокруг ограждали от ветра. Большинство других построек, которые я видел вблизи пристани, были сараями или хибарками рыбаков и собирателей клема, но здесь передо мной стоял настоящий двухэтажный дом: широкое крыльцо, черепичная крыша с наблюдательными мостками и узорчатыми кружевными карнизами. Колокольчики — оловянные фигурки обезьян — висели на крылечке и позванивали на ветру. Я воспринял это как разрешение идти дальше. Я даже и постучать не успел, как Уоткин открыл дверь.

— Мистер Пьямбо, — сказал он, — я рад, что вы живы-здоровы.

— Но заслуги Шарбука в этом нет.

— Вы что — встречались с ним еще раз? — прошептал старик.

— Несколько дней назад он оглушил меня пистолетом по затылку.

Уоткин покачал головой и вздохнул. Но озабоченность быстро сошла с него, и он пригласил меня:

— Прошу сюда, сэр.

Мы шли по дому, и я узнавал вывезенную из Нью-Йорка мебель, однако это строение было отнюдь не таким шикарным, как городской особняк. Меня снова провели к двери в задней части дома. Уоткин постучал, потом открыл дверь и пропустил меня внутрь. Я поблагодарил его и вошел в пустую комнату. Она уступала но размерам месту наших предыдущих встреч, потолки здесь были ниже, — но при этом пространства имелось достаточно. Обоев на стенах не было, а дощатые полы не были отполированы. По обеим сторонам я увидел окна: одно выходило на залив, другое — на дюны, по которым я только что прошел. Ширма стояла посредине комнаты, словно ждала меня, как старый друг, и я при виде ее не мог сдержать улыбки. Увидел я и свой стул. Я сел и принял уже привычную позу.

— Здравствуйте, Лусьера.

Скрипнула половая доска, звякнул колокольчик на крыльце, засвистел ветер в дюнах. В комнату проникал полуденный свет, и на ширме виднелась неясная тень.

— Пьямбо, — сказала она, — я так рада, что вы пришли. Тысяча извинений, но… — Несколько мгновений тишины, затем приглушенное рыдание.

— Не стоит извиняться. Я стал понимать гораздо больше после встречи с вашим мужем.

— Вы с ним встречались? — В ее голосе послышались тревожные нотки.

— О, да. Он, похоже, довольно необузданный тип. Что-то его мучит, хотя в точности я не могу сказать что.

— Из-за его извращенной одержимости умирают люди.

Я подумал — не рассказать ли о Шенце, но потом решил, что ей и так хватает горя.

— Я никому не сказал, что еду сюда, — сообщил я ей. — Ему известно об этом месте? Оно кажется таким идеально уединенным.

— Я всегда пыталась сохранить существование этого дома в тайне. Даже в те времена, когда я еще давала представления, я пользовалась им как убежищем, когда публика начинала слишком уж мною интересоваться.

— Я приехал сюда, чтобы закончить портрет.

— Вы сняли у меня камень с сердца. Поскольку в наших занятиях был перерыв, я подумала, может быть, вам понадобится несколько дополнительных дней?

— Я представлю вам портрет ровно через неделю. А вы мне скажете, насколько я удалился от оригинала, и заплатите соответственно. После этого, миссис Шарбук, мы расстанемся, и я снова стану хозяином своей жизни.

Она рассмеялась.

— Отлично. И вы думаете, что добьетесь успеха?

— Сейчас одно только завершение заказа можно считать успехом.

— У вас есть еще вопросы ко мне?

— Зачем вам столько портретов, написанных столькими художниками?

— На что вы намекаете, Пьямбо?

— Я пришел в ваш дом на последнюю назначенную встречу. На мой стук никто не ответил. Дверь была открыта. Я вошел и осмотрел дом.

— И заглянули на чердак.

— Я знал не одного из этих художников. Странное совпадение. Многие из них плохо кончили.

— Художники — народ весьма чувствительный. Мне хочется знать, какой видит меня мир, хотя меня невозможно увидеть. По-видимому, я сколько-то времени была каждой из женщин, изображенных художниками, — но только на их полотнах. Почему я предлагаю так много денег, если портретист добьется точного подобия? Чтобы он всерьез задумался о предмете своей работы, обо мне. Но еще важнее вот что. Я думаю, что если найдется человек, который сумеет связать мой тайный облик с моей личностью, моим разумом, моим опытом, моими словами, то, значит, для меня пришло время уничтожить ширму и выйти в мир.

— Почему же только в этом случае?

— В мире, которым управляют мужчины, внешность женщины важнее ее внутреннего содержания. Женщин оценивают глазами, а не ушами. Вот почему публика всегда была очарована мною и даже немного меня побаивалась. Я достигла огромной власти как женщина просто потому, что оставалась невидима, но в то же время обладала тем, чего желают мужчины, — знаниями об их судьбе, их будущем. Я не выйду в мир, пока моя внешняя форма и внутренняя сущность не будут восприниматься как единое целое, пока они не станут равны друг другу. Вот я и жду, устраивая время от времени проверку: нанимаю художника, и он показывает мне то, что видит.