Василий Галин - Ответный сталинский удар

• Название: Ответный сталинский удар
• Автор: Василий Галин
• Жанр: История
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9265-0557-0

Оценивая политику И. В. Сталина в 1930-е гг., не следует забывать о международной обстановке в этот период. Советский Союз оказался один на один с сильнейшими противниками: не только фашистская Германия представляла угрозу для СССР, но и страны так называемой «западной демократии». «Антикоминтерновский пакт», «Мюнхенский сговор», провоцирование Финляндии на войну с СССР — части одной антироссийской подлости.

В таких условиях Сталин был вынужден нанести ответный удар…

---

Советская общественность и Советское правительство с чрезвычайной настороженностью и скепсисом отнеслись к «миролюбивым» заверениям Гитлера от 23 марта и 17 мая, к ратификации Берлинского (Московского) договора и к выступлению Нейрата от 16 сентября 1933 г., считая эти выступления и акты лишь маневром. По данным отчета за 1933 год, в Германии было проведено 39 кратковременных арестов советских граждан и 69 обысков на их квартирах. За тот же 1933-й, отмечает С. Кремлев, одних письменных нот германскому МИДу наркомат Литвинова подал аж 217, не считая по выражению полпредства в Германии «бесчисленных устных заявлений».

Но главным, по мнению авторов отчета, была практическая сторона сотрудничества: «Советско-германский товарооборот в первые девять месяцев 1933 г., по сравнению с тем же периодом 1932 г., уменьшился на 45,7 %… Значительное сокращение всего товарооборота и особенно сокращение германского экспорта в СССР обусловили довольно сильное, абсолютное сокращение (на 61,1 %) активного для Германии сальдо советско-германского торгового баланса».

Коллективная безопасность

1933 г. стал действительно переломным в отношении положения СССР на международной арене. Народный комиссар иностранных дел Литвинов был убежден в формировании единого фронта против СССР западными странами. Литвинов докладывал Сталину: «В настоящее время призывами к антисоветской войне не только пестрят газеты почти всех буржуазных стран, но ими полны выступления влиятельных политических деятелей и представителей делового мира. Об этом говорят не только в таких империалистических странах, как Англия и Франция, но ив только что допущенной в приличное империалистическое общество — Германии». При этом Литвинов не сомневался, что роль непосредственного исполнителя агрессии отводится именно последней.

Это мнение разделяло большинство руководства СССР. Показателен в этом плане разговор американского бизнесмена Файлина с Микояном. В 1927 г. Файлин спрашивал: «В Советском Союзе… со столбцов печати правительство призывает к обороне страны, хотя, насколько ему известно, нет никакой опасности войны. Не желает ли советское правительство таким образом потушить оппозицию и объединить все силы страны, которые в противном случае не были бы объединены?»

[В ответ] тов. Микоян указал… что, к сожалению, военная опасность гораздо сильнее, чем это представляет себе Файлин. «В 1914 г. за несколько месяцев до войны никто не ожидал ее, но мы на опыте 1914 г. знаем, как подготовляется мировая война, и мы наблюдаем в современности те же процессы и поэтому мы должны быть на страже. Если бы мы знали, что Советскому Союзу угрожает от войны так же мало опасности, как угрожает американскому капитализму от коммунизма, то мы были бы гораздо спокойнее».

Развитие событий подтверждало эти прогнозы. В 1928 г. VI Конгресс Коминтерна пришел к выводу, что период стабилизации капитализма заканчивается и наступает новый, «третий период» кризиса капитализма, революций и войн. Через год начало Великой депрессии показало, что это предсказание Коминтерна о кризисе капитализма было пророческим. Кто должен был стать первой жертвой новой войны, сомнений в советском руководстве не вызывало.

Между тем советское военное командование, в том числе М. Тухачевский, Я. Берзин, считало явно враждебными по отношению к СССР только Англию, Францию, Польшу, Румынию, Финляндию и Прибалтийские страны. Германию Тухачевский и его сторонники врагом СССР не считали, что явно противоречило реалиям международной обстановки.

Приход Гитлера к власти потряс французов. М. Литвинов тогда наблюдал «полуанекдотический случай, когда содержатель карусели под Парижем перемалевал красовавшегося в течение десятков лет кавалергарда в красноармейца». Не прошло и месяца после прихода Гитлера, как Эррио уже заявлял: «Я придаю большое значение сближению французской и советской демократий для борьбы с фашизмом». П. Кот, французский министр авиации, докладывал: «Через несколько лет, в ходе конфликта, который продлился бы более 1 месяца, индустриальная мощь Франции была бы равной 1, мощь Германии выражалась бы коэффициентом 2, России — коэффициентом 4 или 5. В таких условиях соглашение между Германией и Францией привело бы к разгрому Франции, а прямой союз Франции и России дал бы победу нашей стране».

Французы уже ощущали дыхание приближающейся войны. В конце 1933 г. У. Додд записывал слова французского посла: «Англичане вновь склоняются к признанию того, что Германия угрожает миру в Европе… если Соединенные Штаты и Англия не придут на помощь Франции, мир опять будет вовлечен в большую войну». Англия и США особо не торопились, тогда взоры Франции вновь обратились к России. Так, один из шефов французского МИДа Леже заявлял советскому полпреду в Париже М. Розенбергу, что его «руководящей мыслью было найти наиболее эффективную формулу для сотрудничества СССР и Франции против Германии».

За сотрудничество с СССР выступали: Ванжер, гендиректор корпорации «Петрофина», Марлио, алюминиевый магнат, председатели банков «Union Parisien» и «National de credit», Дюшемен, глава Федерации промышленников. Германская угроза заставила высказываться за сближение с СССР даже националистов и антикоммунистов, таких, как граф д'Аркур, Ж. Нуланс, маршал Лиотэ, генералы Вейган и де Тассиньи, редактор «Echo de Paris» Анри де Кериллис. В Сенате за пакт о взаимопомощи голосовали Мильеран, М. де Ротшильд, Ф. де Вандель, председатель «Comite des forges» (комитета тяжелой промышленности), правые радикалы Ж. Кайо и К. Шотан. Французский министр иностранных дел Л. Барту восклицал: «Посмотрите на него (Литвинова) внимательно. Разве он похож на бандита? Нет. Он вовсе не похож на бандита. Он похож на честного человека».

Литвинова не надо было уговаривать. «Всего через месяц после прихода Гитлера к власти, — отмечал Г. Дирксен, — стал очевиден уклон политики Литвинова в сторону Франции». Советско-французские переговоры начались в июле 1933 г. Германию не могли не волновать происходившие перемены. Официальное заявление немецкого правительства гласило: «Мы можем усмотреть действительную причину, вызвавшую прискорбное отчуждение в германо-советских отношениях, только в установке Советского Правительства по отношению к национал-социалистическому режиму в Германии. Поэтому мы можем лишь снова подчеркивать, что различие во внутреннем устройстве обоих государств, по нашему твердому убеждению, не должно затрагивать их международные отношения. Успешное развитие этих отношений является в конечном итоге вопросом политического желания. В области внешней политики не имеется каких-либо реальных явлений, которые препятствовали бы этому желанию; наоборот, многочисленные общие интересы обоих государств указывают это направление». Германский посол в Москве, обращаясь к Литвинову в то время, отмечал, что «основная причина ухудшения советско-германских отношений — антигерманская установка вашей прессы. Собственно, лично мне непонятен и смысл заключения вами пакта о ненападении с Польшей. Но это — неофициально и к слову. А возвращаясь к теме, скажу, что после прихода Гитлера к власти ваша пресса начала систематическую травлю Германии».

4 декабря Литвинов был вынужден объяснить свою позицию Муссолини: «С Германией мы желаем иметь наилучшие отношения», однако СССР боится союза Германии с Францией и пытается парировать его собственным сближением с Францией. 13 декабря Литвинов повторил: «Мы ничего против Германии не затеваем… Мы не намерены участвовать ни в каких интригах против Германии».

11 января 1934 г. было подписано советско-французское торговое соглашение, а 16 февраля — советско-британское. Однако внешне безобидный шаг оказался только началом. Спустя полгода на Лондонских переговорах Л. Барту уже заявлял: «География определяет историю… Французская республика и монархическая Россия, несмотря на различие их форм правления, пошли на установление союзных отношений». П. Рейно, вице-председатель Демократического союза, высказывался в том же ключе: «География определила союз между Третьей республикой и царской Россией перед лицом кайзеровской Германии. География диктует союз Третьей республики и большевистской России перед лицом гитлеровской Германии». Л. Барту поддержал Э. Бенеш: «Франция не должна будет при каждом новом конфликте с Германией изгаляться перед лицом двух арбитров — Англии и Италии — которые всегда толкают ее на компромисс. Наряду с Малой Антантой… она будет иметь еще и Россию, с которой можно договариваться и маневрировать».

18 сентября СССР вступил в Лигу Наций. Л. Барту в этой связи заявил: «Моя главная задача достигнута — правительство СССР теперь будет сотрудничать с Европой». И. Сталин пять лет спустя, говоря о причинах этого шага, отмечал: «Наша страна вступила в Лигу Наций, исходя из того, что, несмотря на ее слабость, она все же может пригодиться как место разоблачения агрессоров и как некоторый, хотя и слабый, инструмент мира, могущий тормозить развязывание войны». Литвинов, по мнению М. Карлея, стал наиболее заметным советским сторонником новой политики, которую назвали «коллективной безопасностью». Мир, как он утверждал, неделим.