Лесли Форбс - Пробуждение Рафаэля

• Название: Пробуждение Рафаэля
• Автор: Лесли Форбс
• Издательство: Издательский Дом «Азбука-классика»
• Жанр: Триллер
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-91181-722-0

Своим дебютным романом «Лёд Бомбея» Лесли Форбс прогремела на весь мир. Разошедшаяся тиражом в два миллиона экземпляров и переведённая на многие языки, эта книга, которую сравнивали с «Маятником Фуко» Умберто Эко и «Смиллой и её чувством снега» Питера Хёга, задала новый эталон жанра «интеллектуальный триллер». За «Льдом Бомбея» последовал роман «Рыба, кровь, кости», также имевший огромный успех, и вот наконец впервые на русском языке выходит третий роман писательницы — «Пробуждение Рафаэля». На его страницах буквально оживает современная Италия — страна накануне второго Ренессанса, где тесно переплелись комичное и трагичное, романтика и насилие. Действие происходит в идиллическом Урбино — родном городке Рафаэля. Английский реставратор Шарлотта Пентон работает над восстановлением рафаэлевской картины «Немая», а телевидение снимает об этом фильм, причём и телевизионщики, и местные мачо увиваются вокруг сексапильной канадки Донны — юной актрисы, рассчитывающей на то, что участие в этом телепроекте послужит старту её звёздной карьеры. Когда же при торжественном открытии отреставрированного полотна его повреждает сумасшедшая с ножом, а затем полотно чудодейственно кровоточит, из прошлого начинают как по команде всплывать неудобные тайны, и даже могущественная мафия вынуждена искать помощи на стороне…

Мастерски исследуя взаимосвязи между искусством, религией и политикой, Лесли Форбс выстраивает захватывающий сюжет, в котором бурлит неподдельная человеческая драма. Свет, вкус, запахи — Италия раскрывается перед читателем во всей красе… Истинный праздник для ценителей интеллектуального триллера в духе Артуро Переса-Реверте или Йэна Пирса.

Booklist

Форбс легко преодолевает внутренне присущие жанру ограничения, и не только благодаря своей обширной эрудиции, отточенному стилю письма, безупречному таланту рассказчика: главная её заслуга — создание абсолютно живых героев, которым сопереживаешь с первой страницы до последней… Ей удалось написать интеллектуальный триллер в лучших традициях «Имени розы».

The Wall Street Journal

Разумеется, историей реставрации картины Лесли Форбс не ограничивается — не зря же она заслужила славу мастера триллера. И пролить свет на тайну рафаэлевской «Немой» здесь может лишь настоящая немая, некогда явившаяся свидетельницей преступления столь чудовищного, что лишилась дара речи. Как и в двух предыдущих романах — «Лёд Бомбея» и «Рыба, кровь, кости», — основную сюжетную линию подкрепляет натуральный вал дополнительной информации: тут вам и политика с искусствоведением, и высокая кухня с историей религиозных подделок…

Guardian

---

— Она, наверно, где-то там, в этом туннеле, — сказал шеф полиции.

Все согласились и ждали, что он решит.

— Но это безумие! — добавил он. — Стена может окончательно рухнуть в любую минуту.

— Она же сумасшедшая, босс, — сказал молодой полицейский.

— Может, стоит вызвать подкрепление? — предложил другой.

Шеф немного подумал и решил, что ему не принесёт славы, если он запросит ещё людей сверх своих восьми, чтобы арестовать старую больную женщину.

— Нет! Сделаем вот что: вернёмся наверх, бросим гранату со слезоточивым газом и прикажем ей выйти…

— Она глухая, босс, — напомнил Луиджи. Командир не принял его слова во внимание.

— Как знать. Она могла прикидываться глухой.

Действие слезоточивого газа всегда впечатляло его, когда он видел по телевизору в новостях разгон демонстраций, а в относительно спокойном Урбино у него ни разу не появлялось возможности использовать его.

— Так она получает шанс сдаться, не заставляя нас применять силу. Потом мы войдём, надев маски, и вытащим её наружу, раз она не соглашается на мирный вариант.

Двое полицейских, бывших родом из Рима, когда-то по неосторожности испытали на себе этот «мирный» вариант со слезоточивым газом. Они обменялись циничными взглядами бывалых центурионов, но последовали за командиром наверх, помалкивая о своих сомнениях. Луиджи, замыкавший отступление, услыхал птичье чириканье и щебет, подхватил маленькую клетку из прутьев, выставив её перед собой, вылез наружу, вызвав издевательский смех сослуживцев.

Когда по коридору поплыли клубы газа, Мута натянула на голову рубашку и, вертясь как угорь, протиснулась к кирпичам внизу стены, где ещё чувствовалась струйка сырого, пахнущего землёй воздуха, и прижалась к ним лицом. Кашель и слёзы, одолевшие её, были бы намного сильнее, не находись она в дальнем конце туннеля, куда газ дошёл значительно разреженным и где большую его часть вытянуло в трубу.

Анджелино на холме над Сан-Рокко смотрел на происходящее, обхватив себя руками и раскачиваясь взад-вперёд, и безнадёжно напевал: «Дуу-да-дуу-да, Камтаниптром-дом-дом, ах, дуу-да-дуу-да-день».

Полицейские обступили люк в подвал. Они не заметили, как газ выходит из отверстия в земле в тридцати футах позади них, но их слух оказался острее зрения.

— Она там, босс! Я слышал, как она кашляет!

Они подождали несколько минут, надеясь, что она появится. Шеф полиции приказал своим людям надеть маски и приготовить оружие. Половина их уже спустились в подвал, когда появился Прокопио на джипе. Он увидел струю газа, поднимавшуюся из подвала, и решил, что они разожгли огонь, чтобы выкурить Муту. Сыпля ругательствами, он подбежал к четверым полицейским, остававшимся наверху. Молодой новобранец, который плохо видел из-за маски, не узнал Прокопио и выстрелил; пуля прошила куртку великана и задела его плечо, оставив в нём борозду в четверть дюйма. Рассвирепев от боли, Прокопио бросился на полицейского, который снова выстрелил, и упал под весом навалившихся на него остальных троих полицейских.

Шарлотта увидела, как один из них дважды ударил Прокопио по голове.

— Боже мой! — тихо воскликнула она. — Боже мой! — Она выскочила из такси и закричала: — Пожалуйста, пожалуйста, прекратите!

— Лучше вернитесь в машину, синьора, — сказал водитель, беря её за руку. — Это опасно. Они совсем озверели.

Один полицейский, который всегда не любил Прокопио, трижды что есть силы ударил хозяина кафе по почкам и снова по голове. Это получше, чем стрелять в старух. Здоровый мужик, настоящий бык. Свалить такого — есть чем гордиться. Прокопио сломали нос, пинали в рёбра, били по горлу, ударили прикладом по голове, размозжив ухо. Потом надели наручники.

«Надо что-то делать, что-то сказать», — думала Шарлотта. Она хватала ртом воздух, готовясь закричать, казалось, сейчас она издаст вопль протеста. Но потом почувствовала, как воздух твердеет в горле, слова превращаются в скользкие кубики льда, замораживающие язык, парализующие мысли.

Позади них в зарослях кустарника взад-вперёд ходила серая тень; низко опущенная голова качается между торчащими лопатками. Временами, подталкиваемое некой силой вопреки его отшельнической натуре, существо, скуля, ползло вперёд, но останавливалось, словно натыкалось на прутья клетки.

Другое сражение разыгралось под землёй. Найдя задыхающуюся немую по хрипу и кашлю, полиция никак не могла вытащить её из убежища. Она брыкалась, сумела ударить одного из них в пах, а когда они крепко ухватили её за ноги и потащили по острым кирпичам, ей удалось крепко зацепиться рукой за пролом в стене, где когда-то была дверь. Даже когда один полицейский изо всей силы тащил её за ноги, а другой — обхватив за талию, они ничего не могли с ней поделать, не сломав ей руку. Она висела в воздухе горизонтально к земле — флаг из лохмотьев и старческой жёлтой кожи. Грубая юбка и кофта сорваны, почти голая, остались лишь пояс, Держащийся на кожаном ремне, да один рукав на руке, которой она держалась за стену, рукав мужской нижней рубахи из сурового полотна. Кожа в глубоких царапинах от кирпичей, по которым её волокли, — всё вместе делало её похожей на жертву насильников. Троим молодым полицейским, привыкшим к слезам и крикам своих подружек в такие моменты, было не по себе от молчания этой старухи. Да, она лягалась, дралась и царапалась одной рукой и даже сумела разодрать ногтями лицо одному из них ото лба до подбородка, но единственный звук, который они слышали от неё, — это душащий её кашель.

Один из римлян старался ухватить её за горло. Её всклокоченные чёрные волосы, жёсткие, как проволока, как шерсть зверя, опутали его руки и лицо с какой-то электрической, почти живой силой, забились в рот и не давали схватить её за горло, а старая гадина крутила головой, норовя впиться зубами в его предплечье. Хрипя и сопя, оттого что её нос был забит мокротой от действия слезоточивого газа, она прижалась лицом к его руке и схватила её зубами.

— Сука! — завопил он и ударил её по голове другой рукой, отчаянно стараясь не выпустить её.

Боль была ужасная. Рука готова была разжаться. Он чувствовал, как она стискивает свои крупные зубы — вот-вот перекусит. Он с воплем отдёрнул руку, чувствуя, что в зубах у неё остался кусок мяса. Она выплюнула его и раскрыла рот, ловя воздух.

Полицейский, державший её за талию, потянулся, чтобы оторвать её руку от стены. Но она свободной рукой схватила кирпич с земли и принялась бить его по маске с поразительной для старой женщины силой. Под ударами кирпича его нос превратился в лепёшку, кровь наполнила маску, и он отпустил женщину, стал стаскивать маску, чтобы не захлебнуться в собственной крови.

Придя в ярость от неспособности своих людей выполнить приказ, шеф полиции шагнул вперёд и резко ударил женщину рукояткой пистолета по руке, которой она цеплялась за стену. Раздался отчётливый треск, и рука женщины обвисла, увлекши за собой град штукатурки и кирпичей со следами её крови на них.

Они тащили её из подвала её памяти, как корни дерева из земли, и Мута знала, что будет дальше, — кроваво-красные деревья пугал и горящие корни, и слова и кости, падающие вокруг неё.

Она неожиданно разжала пальцы, и трое мужчин, тянувших её, с размаху сели на пол, комично напомнив команду в народной забаве, чей живой канат вдруг ослаб, а она скребла на лету здоровой рукой, ища, за что снова уцепиться на оклеенной газетами стене, и её острые ногти сдирали полосы бессмысленных букв и слов. И всё же она не сдалась и, несмотря на сломанную руку, болтавшуюся, как у тряпичной куклы, сумела оттолкнуть толстого шефа и побежала к лестнице.

Луиджи, один из тех, кто не пострадал в этой борьбе, молодой, быстрый и не глотнувший газа, вскочил на ноги, прежде чем шеф успел пошевелиться, и бросился за ней. В полутьме подвала он сначала налетел на печку Муты, сбив на пол кастрюльки, сковородки и сосиски, а потом на стену со старыми консервами, налетел с такой силой, что шаткие стеллажи рухнули, грохотом разбивающегося стекла напомнив взрывы Второй мировой. Скользя в луже липкого сиропа и маринада среди слив и персиков, дикой земляники и ежевики, в арбузном джеме, в каких-то загадочных, неведомых маринованных грибах, травах и маленьких рыбках, блестящих от масла, он кинулся вперёд и схватил Муту за ноги в тот момент, когда она уже была на верхней перекладине лестницы, и потащил вниз, брыкающуюся, ногти обломаны и черны от грязи. Он прижался маской к её голым, тощим старым ягодицам, закрыл глаза от ужаса того, что видит, и того, что делает, и держал изо всех сил.

Анджелино на холме, сжавшись, подвывал: «Дуу-да-дуу-да».

Прокопио выкрикивал разноязыкие ругательства, которым научился, живя в городе, полном туристов.

Полицейский, стоявший прямо над ней, оглох от крика Прокопио и ошалел от воплей своего начальника, несущихся из-под земли. Повернувшись к Муте, которую Луиджи тащил вниз и уже начавшей исчезать в люке, полицейский решил, что чёртова старуха снова собирается сбежать, и, схватив её за запястья, потащил вверх. Какой-то момент казалось, что полицейские разорвут её пополам. Но тут Прокопио, плача от бессилия, прекратил бороться с людьми, продолжавшими прижимать его к земле, и один из них смог подойти к люку. Он крикнул тем, кто был внизу, отпустить женщину и ударил её по голове прикладом так, что она потеряла сознание. К несчастью, Мута как раз подняла лицо к свету и приклад попал прямо в правую бровь, в миллиметре от глаза.