Борис Тихомолов - Романтика неба

• Название: Романтика неба
• Автор: Борис Тихомолов
• Издательство: Издательство литературы и искусства
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1985

В повестях, объединенных общим названием «Романтика неба» и во многом автобиографичных, летчик Герой Советского Союза Борис Ермилович Тихомолов рассказывает о том, как он шел от детской мечты к покорению неба. Написанная пером опытного и непосредственного участника событий, трилогия впервые в нашей литературе освещает боевой путь прославленной авиации дальнего действия.

Книга с сайта «Военная литература», также известного как Милитера.

---

Сбежались ребята, окружили, радуются:

— Здравствуйте Николай Степаныч!

— Здравствуйте, ребята! Попрощаться пришли?

— Попрощаться. Спасибо вам за все!..

Сорокин растроган, взволнован не меньше нашего.

— Ну, что вы, что вы! Это вам спасибо, что хорошо учились.

Он сел на скамью, широким жестом пригласил нас. Мы уселись вокруг. Густо пахла примятая трава, шелестели, листвой тополя, лучики солнца пучками игл пронизывали ветви, все сияло, искрилось, радовалось с нами: мы — специалисты!

Я и наш секретарь комсомольской организации Сазонов попали в бригаду Александра Овчинникова. Не очень-то мы обрадовались такому назначению: никто так не смеялся над нами, как он, но, вспомнив про его падение тогда в ангаре со стремянки, мы утешились: в случае чего можно будет и напомнить ему.

Все, конечно, было непривычно для нас, когда мы пришли на работу. Битый час искали бригадира. Наконец нашли — в курилке. Увидев нас, он криво ухмыльнулся, бросил окурок в бочку с водой и нехотя поднялся. Он был еще молодой, но как-то по-стариковски развинчен. Высокий, костистый, с рябым квадратным лицом и невыразительным взглядом зеленоватых глаз.

— Пришли, работнички? — сказал они, сплюнув в бочку, полез пятерней себе под кепку. Всем своим видом он так и старался показать, что мы ему вовсе не нужны и в общем-то даже в тягость. — Ну, ладно, пошли уж… получать инструмент.

И тут я вспомнил другого бригадира — богатыря Сергея Одинцова, и как он встретил меня, и как выдавал мне «струмент», первый в моей жизни. Сейчас я буду получать уже «инструмент», и уже в другие руки. Николай Степаныч научил нас владеть атрибутами слесарного дела. Молоток, зубило, напильник, гаечный ключ, ножовка, дрель — все ловко вливалось в ладонь.

Овчинников подвел нас к инструментальной, заполнил бланк требования на два комплекта инструмента. Пожилой кладовщик с длинным морщинистым лицом, в черном халате и в очках, едва державшихся на кончике острого носа, брякнул на стойку две новеньких запломбированных брезентовых сумки:

— Получайте, молодые люди!

— Спасибо.

Я не без трепета взял в руки тяжелую сумку. От нее, остро пахло брезентом, железом, маслом и чуточку грушевой эссенцией. Как мне хотелось поскорее посмотреть, что там? А бригадир скребет пятерней в затылке. Наконец он полез в карман потертых штанов и вынул связку ключей. Выбрал один, с погнутым колечком, отцепил, протянул не глядя неизвестно кому:

— Это вам.

Алексей взял ключ.

— Наша кладовая номер два… Гм… Отоприте ее, и там… Э-э… переберете инструмент.

Говорил он медленно, тягуче, с паузами и раздражающе гмыкал, а мы стояли, как на раскаленных углях: нам бы работать поскорее!

На комсомольском собрании мы постановили: утереть нос (это, конечно, в протоколе не было записано: «утереть», но смысл остается), утереть нос тем, кто над нами смеялся, когда мы упражнялись с деревяшками, и, работать так, как нас учил Константин Петрович: не швырять детали на пол, как это, мы видели, делают некоторые работнички, бережно относиться к горючему и смазочному (а то мы сами видели, как они бензином сурков из нор вымывают и масло льют направо и налево), поддерживать в кладовых и возле стоянок идеальный порядок и чистоту, строго соблюдать противопожарные правила и, составив график работ, выпускать самолеты из ремонта не через три-четыре месяца, как они делают это сейчас, а по крайней мере в два раза быстрее.

Настрой у нас был самый боевой, а тут вот стой и смотри, как бригадир скребет себе затылок.

Наконец он что-то придумал:

— Ну вот, э-э-э… Гм… На сегодня все. А сейчас я. Гм… Поеду… Э-э-э… Вулканизировать камеры.

Мы с Сазоновым оторопело переглянулись.

— И это все? — удивленно переспросил Алексей.

— Все, — равнодушно ответил бригадир. — А тебе что, мало? Гм… Завтра начнем разбирать во-он ту… калошу, Ю-21. Пока! — И, повернувшись, зашагал прочь. Да! — вдруг обернулся он. — Инструмент числится за вами, так что-о… смотрите за ним в оба.

— Как это «в оба»? — торопливо спросил я. — Воруют, значит?

— Ну, зачем воруют! — ухмыльнулся бригадир. — Берут. У раззяв. Ясно?

— Куда уж ясней, — согласился Сазонов. — Ну и ну-у-у.

Длинная пристройка у высокой кирпичной стены ангара разделена на секции — это и были кладовые бригад, где уже копошились наши ребята.

Ржавый висячий замок долго не поддавался нам, пока мы не догадались окунуть ключ в стоявшую возле порога баночку с маслом.

Кладовая нас разочаровала. Замусоренный стружками земляной пол, поросший вдоль стен свинороем{Свинорой — многолетнее травянистое растение высотой 10–50 см, с толстыми хрупкими корневищами и длинными лежачими и восходящими стеблями}. Верстак с тисками завален разным металлическим хламом, по стенам — стеллажи, тоже с хламом. (А Знаменский нам говорил о культуре рабочего места!) Прямо у входа — опрокинутое вверх дном ведро, наверняка заменяющее скамью, потому что тут же лежал противень с разными болтами, болтиками, шайбами, шплинтами, а рядом — втоптанный в землю окурок, который немало нас удивил: значит, здесь, в нарушение правил противопожарной безопасности, еще и курят?!

Мы с Сазоновым молча переглянулись и без слов поняли друг друга. Нам нужна была работа? Вот она!

Изрядно устав, управились только к концу рабочего дня, зато кладовая стала — любо посмотреть!

Бригадира мы я этот день так и не видели, о чем, впрочем, и не сожалели.

Молодой, человек, вам надо летать!

Утром, словно сговорившись, мы пришли на работу почти одновременно. Бригадир чуть-чуть нас опередил. Он подошел к кладовой, отпер замок, открыл дверь. И тут же, отпрянув, закрыл. Лицо его выражало удивление. Посмотрел на ключ, на замок, отошел шага на три, отсчитал двери: все правильно — вторая! Снова открыл и несмело, как в чужую, перешагнул через порог.

Буркнув что-то нечленораздельное в ответ на наше «Здравствуйте, Александр Васильевич!», он переоделся и, рассовав по карманам инструмент, молча вышел из кладовой.

У меня защекотало под ложечкой от обиды, а у Сазонова задергались щеки. Мы ждали похвалы, а вместо этого — такое безразличие!

Мы взяли свои сумки.

— Пошли уж…

— Пошли.

Овчинников лениво сдергивал с самолета чехлы.

— Прикатите бочку, — сказал он в пространство. — Бензин слить.

Я кивнул Алексею и побежал за бочкой. Прикатил, подогнал ее под самолет, отвинтил пробку и вспомнил: шланг с воронкой лежат в кладовой. Сбегал, принес. Один конец шланга сунул в отверстие бочки, другой, с воронкой, прилепил к сливной трубке.

Овчинников с Алексеем, стоя на стремянках, выдергивали шпильки из моторного капота.

— Можно сливать, Александр Васильевич? — спросил я.

— Сливай, — глухо ответил тот. — Знаешь как?

— Знаю.

— Удивительно!

«Ладно, ладно, куражься, куражься, будет и на нашей улице праздник», — подумал я, забираясь в пилотскую кабину.

Пока мы учились, я много раз побывал в этом святилище. И всегда меня охватывало глубокое волнение, вот и сейчас пилотское кресло с привязными ремнями, ручка управления, педали, сектор газа и опережения, приборная доска с поникшими стрелками и запах, свойственный только самолету, все это такое желанное!.. Я зажмурил глаза и представил себя в полете. Реально представил, без сомнений: а, смогу ли я управлять самолетом? Смогу! Мне бы только в школу попасть…

Открыл кран, прислушался: бензин, журча и хлюпая, полился в бочку. Все в порядке!

Раскапоченный Ю-21, высоко стоящий на несуразно голенастых шасси, стал похож на насекомое-богомола, а мы — на хирургов, копошащихся в его «кишочках». «Кишочек» было много, и все их надо было аккуратно отсоединить.

Мы подготавливали к съемке мотор и сейчас делали каждый свое дело. Овчинников обмяк. Сначала он со скептическим недоверием смотрел, как мы работаем ключом и отверткой, и лишь часа через полтора, хмыкнув, сказал одобрительно: «Ничего — пойдет». И потом только изредка давал короткие команды: «Поддержите снизу! Гм. Так, хорошо! А теперь осторожно — бородком!..»

Сам он работал быстро и красиво. Движения его рук были точны. Уж если он накладывал ключ на головку болта, то сразу — без примерки, а отвертка так и мелькала у него в пальцах, словно сверло в головке дрели.

Уже к обеду у нас наладились молчаливо-добрые отношения, и, когда прозвучал гонг, бригадир, словно бы нехотя, слез со стремянки и, вытирая ветошью руки, сказал с ноткой удивления в голосе:

— Ну и ну-у-у! Гм. Что-то мы сегодня много сделали.

Самолет мы разобрали за четыре дня и все его «кишочки» в укомплектованном виде разнесли по цехам. И во всех цехах уже трудились наши парни. И было так приятно, когда подходит к тебе мастер, какой-нибудь твой дружок по курсам; в фартуке и рукавицах, И этаким солидным баском: «Здорово, браток! Ну, что тут у тебя? Ага — бензомасляная проводка! Бирку прицепил? Хорошо: отожжем, припаяем, сделаем новую. Будь спокоен — выйдет первый сорт!»