Алексей Епихин - ВЧК-ОГПУ в борьбе с коррупцией в годы новой экономической политики (1921-1928 гг.)

• Название: ВЧК-ОГПУ в борьбе с коррупцией в годы новой экономической политики (1921-1928 гг.)
• Автор: Алексей Епихин
• Издательство: Кучково поле; Гиперборея
• Жанр: История
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-901679-44-9

Монография «ВЧК — ОГПУ в борьбе с коррупцией в годы новой экономической политики (1921–1928)» является одной из первых крупных научных работ, в которой авторами проведен глубокий анализ апробированных мер борьбы с коррупционными проявлениями в период НЭП, рассмотрена организация деятельности органов, участвовавших в борьбе с коррупцией, определена их роль и значение в выработке антикоррупционных мер и их реализации на всех уровнях власти и управления, даны рекомендации по использованию этого опыта на современном этапе.

В книге опубликованы неизвестные ранее широкому кругу исследователей нормативно-правовые документы, регламентировавшие деятельность государственных и партийных структур по борьбе со взяточничеством в исследуемый период.

Так как в книге очень много таблиц, дополнительно сделано PDF-приложение, которое находится  http://lib.rus.ec/b/208892  

---

Вместе с тем, принятие циркуляра не означало его немедленное выполнение. 20 февраля 1922 г. В. И. Ленин пишет наркому юстиции Д. И. Курскому строго конфиденциальное письмо, в котором напоминает, что при НЭПе «боевая роль» принадлежит теперь НКЮ, «чего никак не хочет понять его руководство». В. И. Ленин обращал внимание наркома на слабую борьбу со злоупотреблениями НЭПманов, на отсутствие громких показательных процессов против них. В письме он потребовал применения «тройной кары» коммунистам, уличенным в злоупотреблениях, «против кары беспартийных» и предложил оценивать работу каждого члена коллегии НКЮ, каждого сотрудника этого ведомства по послужному списку, «скольких коммунистов ты закатал в тюрьму втрое строже, чем беспартийных, за те же проступки?».[141]

Из 6548 человек, арестованных в 1 полугодии 1922 г. органами ГПУ за преступления по должности, 829 были членами РКП(б). Из них было осуждено 13 человек (1,5 % от арестованных коммунистов): к расстрелу — 1, выслано — 5, в концлагерь — 7. Освобождено — 309. Перечислено за другими органами дознания и следствия — 391 человек. Осталось по не завершенным делам под следствием 116 коммунистов.[142]

Всего же за 1922 г. органами ВЧК — ГПУ за преступления по должности было арестовано 20750 человек. Более полная информация об арестованных органами безопасности отсутствует.

За 1 полугодие 1923 г. за местными органами безопасности арестованными за преступления по должности состояло 811 коммунистов. Из них было осуждено: 8 коммунистов (0,9 % от арестованных коммунистов): к расстрелу — 2, в концлагерь — 6. Освобождено — 297, перечислено за другими органами — 425. Осталось по не завершенным делам — 81 коммунист.[143] Информация по арестам за должностные преступления среди коммунистов за 2 полугодие 1923 г. отсутствует.

Коррупция в партийных и государственных органах власти обладала двойным негативным эффектом. Во-первых, она разлагала и разрушала молодую систему государственной службы изнутри, создавая тем самым угрозу государственной и экономической безопасности страны. И во-вторых, влекла за собой общесоциальные последствия, которые подрывали правосознание всех слоев населения, насаждали аморальность, забвение интересов страны и государственной службы.

Весной 1922 г. на XI съезде РКП(б) был поднят вопрос: «Может ли коммунист давать взятку?» ЦК РКП(б) упрекали за то, что он не дал по этому поводу разъяснений. А. А. Сольц в ответ заявил: «Если какого-нибудь товарища смущает — можно ли в данном случае дать взятку или нет, он должен пойти в организацию и спросить — как ему поступить в данном случае, и вообще, взятку-то дай и устрой так, чтобы тот, который получил взятку, получил бы соответствующее возмездие. Потому что, если хлеб надо привезти, то нужно сделать, чтобы он был привезен. Это вопрос целесообразности».[144]

Несмотря на строгие указания руководителя государства и разъяснения съезда, члены партии продолжали обращаться в органы безопасности с просьбами об освобождении арестованных из под стражи.[145] Характерна на это реакция секретаря ЦК РКП(б) И. В. Сталина, который 23 августа 1922 г. обратился с письмом к Ф. Э. Дзержинскому (копия письма в ГПУ И. С. Уншлихту) с требованием отказать в просьбе видным партийным функционерам Л. Б. Красину, А. С. Енукидзе, А. П. Серебровскому об освобождении под поручительство арестованного за спекуляцию и взяточничество инженера Багдатьяна. «…Считаю своим долгом заявить, что было бы непоправимой ошибкой, если бы ГПУ уважил просьбу… товарищей и освободил инженера Багдатьяна».[146]

Несмотря на предпринимаемые меры по ограничению деятельности «касты неприкасаемых», происходило дальнейшее разложение отдельных членов РКП(б) и ответственных работников государственных организаций и предприятий. Ф. Э. Дзержинский в записке ЭКУ ГПУ от 28 марта 1923 г. писал, что «дух спекуляции уже перебросился в государственные и кооперативные учреждения и втягивает в себя все большее количество лиц, вплоть до коммунистов»

В это же время губернские партийные организации брали взятки от крепких хозяев в форме займов. Почти все губкомы РКП(б) были должниками кооперативов, которыми владели крепкие крестьяне. Эту зависимость партийного аппарата от производящей части села И. В. Сталин назвал «кулацко-партийной смычкой». Корыстолюбие советских чиновников разъедало новый строй изнутри.

Таким образом, можно сделать вывод, что вследствие коррупционных отношений, сформировавшихся в экономической, политической и социальной сферах жизни общества, в стране сложилась и динамично развивалась каста неприкасаемых. Используя свои властные полномочия, личный авторитет в РКП(б) и государстве, связи с представителями иностранного капитала, отечественными предпринимателями и богатый профессиональный опыт дореволюционных специалистов, участники касты получали большие возможности для подготовки и принятия коррупционных решений, направленных на достижение личной или корпоративной выгоды, других благ, а также для закрепления в законодательстве и партийных директивах системы своих привилегий и процессуальных иммунитетов.

Противоправные проявления выражались в различных формах, от нарушения служебной этики, малозначительных правонарушений, оказания «безобидных» услуг предпринимателям до вступления в противоправную связь с преступными элементами, вымогательства материальных средств и активного участия в предпринимательской деятельности с использованием служебного положения.

Укрепление Советской власти требовало дальнейшего совершенствования советского законодательства, карательной и исправительно-трудовой политики государства. Для решения этих вопросов при ЦКК была создана комиссия из представителей ЦК партии, ЦКК, ОГПУ, НКЮ, НКВД, ВЦСПС и др. Комиссия подготовила конкретные предложения о новом курсе карательной политики, которые 13 февраля 1924 г. были утверждены Президиумом ЦКК и коллегией НКРКИ.

Основное направление государственной карательной политики на новом этапе заключалось: в уменьшении степени репрессий по отношению к лицам, имеющим социальное происхождение из рабочих или трудового крестьянства; в установлении стабильного судебного приговоpa; в приближении наказания к моменту совершения преступления; в экономии государственных средств при выполнении задач по борьбе с преступностью; в улучшении воспитательной работы среди молодежи; в усилении репрессий к классовым врагам и рецидивистам.

В результате этого среди некоторых советских юристов получила распространение «теория классового подхода к преступнику»,[147] вследствие которой имелись факты освобождения судами от наказания взяточников, мошенников и других преступников лишь на том основании, что они пролетарского происхождения. Это привело к расширению социальной базы участников касты неприкасаемых и закреплению уже не только в партийных директивах, но и в законодательстве системы их процессуальных иммунитетов.

В связи с изменением в стране карательной политики на долгие годы официальная правовая доктрина стала заключаться в том, что социалистическое общество не порождает преступлений, что причины преступности, и особенно взяточничества, надо искать в пережитках прошлого, в сознании людей и в наличии капиталистического окружения. В результате этого в открытой печати и специальной литературе высказывалась точка зрения, что «в результате энергичной борьбы… в 1922-23 гг…взяточничество стало… все более сокращаться»,[148] и «к концу 1923 г. со взяточничеством как массовым явлением было в основном покончено».[149] Обосновывая это, известный отечественный ученый в области борьбы с этим явлением А. Я. Эстрин в своей статье о взяточничестве отмечал снижение количества этого вида преступности; «если в первой половине 1924 г. из каждых 100 осужденных за должностные преступления осужденных за взяточничество было 40,6, то в 1-й половине 1926 г. их было всего 10,8 или в абсолютных цифрах — 5 т. ч.».[150]

Между тем анализ архивных материалов свидетельствуют, что политика «двойных стандартов» в принятии решений на стадиях предъявления обвинения или вынесения приговора за взяточничество привела к тому, что в 1926 г. эти преступления вновь стали носить систематический и массовый характер.[151] Статистические данные за весь период НЭПа свидетельствуют об увеличении из года в год количества таких преступлений.

Вопрос о классовом подходе при назначении уголовной ответственности к этому времени имел свою историю. Так, после революции 1917 г. делались попытки придать советской преступности однозначно классовый характер (исключить из числа преступников рабочих и красноармейцев), но объективная статистика их отвергла. Например, в 1922 г. среди всех осужденных в стране крестьяне составляли 45 %, рабочие — 14 %, служащие — 13 %, красноармейцы — 9 %, командный состав — 0,5 %. Так как на 1 % выходило до 10 тыс. человек, то сравнительно легко представить абсолютные цифры.[152]