Дмитрий Гусев - Популярная философия

• Название: Популярная философия
• Автор: Дмитрий Гусев
• Жанр: Философия

Материал данного учебного пособия рассказывает об истории мировой философии от первобытных времен до нынешнего столетия. При традиционном изложении данной тематики объем работы получился бы колоссальным, а в предлагаемом варианте он составляет всего 10 листов. Автор не ставил целью последовательное и планомерное изложение всех философских учений и систем, воспроизведение всех имен и идей, деталей и нюансов историко–философского процесса. Последний его интересовал только с точки зрения решения немногих фундаментальных и вечных проблем, составляющих самую суть философии.

Другой главной отличительной чертой предлагаемой работы является адаптированное к современному читателю изложение материала. Как правило, учебная философская литература страдает чрезмерной академичностью, перегружена специальной терминологией и излагает материал на повышенном уровне, что делает его во многом непонятным и непривлекательным, а подчас дискредитирует философию.

Данное произведение свободно от подобных недостатков. Материал в нем изложен предельно понятно и логично, специальная терминология сведена до минимума, а наиболее важные понятия тщательно прорабатываются. Для иллюстрации сложных философских идей и проблем приведены простые и яркие аллегории и жизненные примеры, что делает учебное пособие живым, интересным и доступным самым различным возрастным и социальным группам читателей.

Данное пособие предназначено студентам высших учебных заведений, учащимся старших классов общеобразовательных школ, гимназий, лицеев и всем, кто интересуется философией.

Автор – Гусев Дмитрий Алексеевич, кандидат философских наук, доцент кафедры философии Московского Педагогического Государственного Университета им. В. И. Ленина.

---

Нам кажется, что мы поступаем свободно, что выбираем нечто и можем что–то изменить, но это иллюзия и самообольщение. Человек и его существование — грандиозная сумма огромного количества обстоятельств, параметров или факторов, которая обуславливает, формирует, задает русло или колею, в которой движется наша жизнь в строго определенном направлении. Подобное воззрение является фатализмом, но только здесь не сверхъестественная сила влияет на человеческий путь, а сложение всех естественных сил и обстоятельств ведет жизнь человека в какую–либо сторону. Поэтому данный фатализм мы называем естественным.

Человек, говорят даосские философы – это полет стрелы: она движется туда, куда послала ее рука стрелка и ее движение зависит от степени натяжения тетивы, от сопротивления воздуха, от препятствий на ее пути. Разумеется, направление полета стрелы может измениться: подул сильный ветер, пошел дождь, или она во что–нибудь врезалась, но способна ли стрела самостоятельно изменить направление собственного движения, самостоятельно отклониться в ту или иную сторону, полететь назад или не лететь вовсе? Поэтому и человеческая жизнь летит в том направлении, которое задают ей факторы и условия, ее формирующие, внешние параметры и обстоятельства, ее определяющие, и она не может произвольно изменить данное направление. Путь жизни, заданный всей суммой внешних сил, называется дао. Этот путь присутствует у любой вещи, поскольку каждый предмет мира и его существование, как и человек — тоже результат всех возможных факторов. И у всего мироздания есть собственное дао. Если сложить абсолютно все вещи нашего мира, все силы в нем действующие, все причины и следствия в грандиозном и необъятном взаимодействии и целостности, получится единый путь — дао нашего мироздания.

Если жизнь человеческая есть заданность, значит, она известна от начала до конца: требуется только просчитать все факторы и параметры, из которых она складывается. Мы просто не можем все учесть, и тем более просчитать, так как никто не может объять необъятное. Оттого нам и кажется, что результат нашей жизни неопределен, во многом случаен и только будущее окончательно все осветит. В действительности все, что произойдет, вполне известно уже сейчас, но только не нам, словно как ответ задачи помещен в конце учебника — он уже есть, готов, он следует из ее условия, но ученику предстоит решать поставленную задачу, проходить последовательно все ее пункты, стараясь добраться до результата.

Ответ нашего существования тоже готов, так как вытекает из заданной совокупности исходных и текущих параметров, он помещен в конце книги под названием «Наша жизнь», только неизвестен нам вследствие нашей неспособности охватить аналитически данную совокупность, отчего мы и думаем, что ответа нет, и самообольщаемся, будто он зависит от наших действий, планов и замыслов.

Подкинем монету: может выпасть орел или решка. Нам кажется, что выпадение того или иного совершенно случайно и потому непредсказуемо. Но если нам было известно первоначальное положение монеты, сила толчка, сообщенного ей, количество ее переворачиваний в полете, сопротивление воздуха, сила земного тяготения и все прочие условия движения, если мы могли их учесть и просчитать, тогда выпадение, допустим, решки явилось бы событием не случайным, а совершенно закономерным и не внезапным, а вполне ожидаемым и предопределенным.

Естественный фатализм говорит о парадоксальных вещах: получается, что жизнь нам совсем не принадлежит, так как она, да и мы сами – только сумма не зависящих от нас факторов и условий. Жизнь происходит с нами, для нас и делается нашими вроде бы руками, но в то же время совершенно помимо нас, вне нас и от нас не зависит. Наша собственная жизнь – театральное представление, на которое мы смотрим, как зрители из зала, она происходит с нами, но вместе с тем она – феерия, на которую мы взираем совершенно со стороны. И даже если мы являемся действующими лицами в данном представлении, мы играем не нами составленный сценарий и не нами избранные роли.

Что остается нам? Спокойно смотреть на происходящее и безучастно дожидаться, чем оно закончится, видеть течение собственной жизни, нисколько не подчиняющееся нам и не делать бессмысленных попыток что–либо в нем менять. Что же хорошего в подобном понимании мира? Чем положителен естественный фатализм? Кажется – ничем. На самом деле наоборот: если от меня ничего не зависит и я – некий заданный набор параметров, развивающийся самостоятельным путем, тогда я нисколько не виноват в собственных неудачах, и нет моей заслуги в моих успехах.

Чтобы не случилось в жизни – хорошее или дурное – я ни при чем, ведь так получилось, так сложилось, само собой сделалось, вне меня и помимо моей воли, ибо жизнь моя мне не принадлежит, и сам я в ней ничего не значу и не могу. Также я ни к чему не стремлюсь и ничего не избегаю, потому что и то и другое бесполезно, я никому ничего не должен и, самое главное, я не должен ничего себе.

Свобода от долженствования, от напряжения, от борьбы и погони за чем–то, которые наполняют жизнь страданиями, следовательно, свобода от страданий – вот результат естественного фатализма. Свобода от желаний и стремлений, надежд и отчаяния, проистекающая из бездействия есть величайшее благо, умиротворяющее человеческую жизнь. Я – результат внешних сил, заданная сущность, порождение совокупности условий – сам себе не принадлежу и сам себя не формирую.

Напротив, все вышеуказанное делает меня и мою жизнь. Я такой, какой я есть и другим быть не могу. Могу ли я в данном случае кому–нибудь позавидовать – у него лучше, чем у меня? Не могу, потому что он – другой, не такой, как я, и у него иная жизнь. Могу ли я над кем–то посмеяться или презреть кого – он хуже меня? Не могу, потому что он другой, и у него не такой, как у меня жизненный путь. Каждый человек задан для себя мирозданием, каждый идет собственной дорогой, играет собственную роль, исполняет собственное дао, у каждого собственная миссия и смысл во Вселенной – и у блистательного могучего монарха, и у жалкого нищего раба.

Бесполезно пытаться быть не собой – другим, занять чужое место и сыграть не свою роль. При подобном взгляде и зависть, и гордость совершенно исчезают, и никого нельзя оценить с точки зрения «лучше – хуже». Не «лучше», а другой, не «хуже», но только иной. Невозможно сравнить двух людей, как невозможно сравнить, скажем, сосну и березу. Что лучше – сосна или береза? Какая краска хуже — красная или синяя? Какая человеческая жизнь удачливее, а какая достойна презрения? Никакая! О каждой можно сказать только то, что она есть, и зачем–то нужна мирозданию. Сосна не сможет стать березой, сколь не убеждайте ее, что березой быть гораздо лучше, чем сосной.

Один человек никогда не станет другим человеком, только потому, что они – разные сущности мира. Невозможно ругать одного за то, что он – такой, и невозможно хвалить другого за то, что он не подобен первому, как невозможно ругать негра за то, что он не китаец, лес – за то, что он не фруктовый сад, пустынную колючку – за то, что она не прекрасный цветок.

Жизнь, исполненная подобного взгляда, ни к чему не стремящаяся, тихая и спокойная, погружена в созерцание своего дао и в безмятежное следование ему. Невозмутимо и мирно течет она неспешным потоком в обозначенном русле, не подверженная страстям, беспокойству и напряжению. Просто и умиротворенно внемлет она окружающему миру, как вечно внемлет небу цветущая и увядающая, всегда прекрасная и безмолвная природа. Истина даосизма – жизнь, не противостоящая мирозданию, но спокойно в нем растворяющаяся, и достигающая мудрого счастья.

Глава III. Расцвет философии (античность)

§ 9. Золотой век человечества

Философия в чистом виде появилась у древних греков. Самое слово «философия», как говорилось выше, греческого происхождения. Поэтому можно утверждать, что философию как таковую придумали греки. Они начертили весь круг философских проблем и вопросов, наметив пути их решения. Последующие народы и эпохи развивали дальше, обогащали и продолжали первоначальные положения и идеи, сформулированные греками. Немецкий ученый Ф. Энгельс в книге «Диалектика природы» говорит, что «… в многообразных формах греческой философии уже имеются в зародыше, в процессе возникновения, почти все позднейшие типы мировоззрений».

Кроме того, философия древних греков дошла до нас в необыкновенно ярких и выразительных формах. Она представляет нечто среднее между наукой и искусством, и поэтому ее можно было бы назвать научной художественностью или художественной научностью. Греки имели особый дар, наверное, навсегда утерянный в человечестве, говорить о сложнейших вопросах мироздания необычайно просто, но в то же время точно, ясно и выразительно. Философия для них никогда не являлась родом деятельности, или профессиональным занятием, она являлась, скорее, образом их мышления или стилем жизни: они существовали философствуя или существуя, философствовали.