Николай Фробениус - Другие места

• Название: Другие места
• Автор: Николай Фробениус
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Современная проза
• Год: 2002

Герой романа, 22-летний Кристофер, пытается разгадать тайну внезапного исчезновения своего отца. Применяя самые разные сюжетные ходы (странствие по Латинской Америке, похищение и заточение в норвежской глубинке, зигзаги информационного терроризма), Фробениус рисует убедительную картину преломления современного мира – зыбкого, жестокого, многоликого – в отдельной человеческой душе.

---

Раннее утро.

Я искал мать Роберта, Гюнн Аск. Перешел через мост. Грохот водопада оглушил меня, несколько минут я стоял и смотрел на несущуюся в белом наряде воду. Старый город с запутанными кварталами желтых деревянных домов. Я чувствовал, что за маленькими окнами кто-то прячется и наблюдает за мной.

Я смотрел в землю, мне хотелось убежать прочь.

Узкая, посыпанная гравием дорожка вела к дому, в котором жила Гюнн Аск. По обеим сторонам дорожки росли березы. Я остановился, чтобы все рассмотреть: сарай, жилой дом. Когда-то это была маленькая ферма, подумал я.

Перед крыльцом был припаркован хилый «фольксваген». В переднем крыле зияла дырка. Дверца машины была отворена. Наверное, она забыла ее запереть. Я подошел к машине. Через стекло увидел на переднем сиденье что-то красное. Футляр для ключей, подумал я и заглянул в машину. Поднял футляр для ключей, он был гладкий и мокрый, я поднес его к глазам.

Это был человеческий язык.

С языком в руке я пошел к дому. Открыл дверь, вошел в прихожую. Громко позвал ее: Гюнн, Гюнн, но мне никто не ответил. Я заглянул в кухню. Там пахло свежим хлебом. На кухонном столе лежала раскрытая газета. В этой уютной кухне никого не было. Лестница вела на второй этаж.

Я открыл двери спальни.

Она лежала на животе. Ее одежда была изрезана в клочья, на меня смотрела голая спина, ляжки и голени. Я подошел к Гюнн Аск. В ее коже виднелись крохотные дырочки, как от сотни булавок. Я выронил язык. Он покатился под кровать.

Взяв Гюнн за плечи, я повернул ее на спину. Рот ее был широко открыт, языка в нем не было.

Послышался звук сирен, я испугался и выбежал из дома, побежал в лес. Нашел домик в лесу.

Отец стоял у окна и курил. Пускал струи дыма в оконное стекло. Я подошел к самому окну.

Он смотрел на меня сверху вниз.

– Это ты ее убил? – спросил я.

Он кивнул.

– Зачем? – спросил я и заплакал.

– Она воровала мои сигареты, – серьезно ответил он. – Я не мог дольше с этим мириться.

– И ты убил ее из-за каких-то сигарет?

– А ты поступил бы иначе?

– Не знаю… я…

Я захлебнулся слезами и не смог докончить фразу.

– Было и еще кое-что, – сказал он мне через стекло.

– И что же это?

– Она сказала мне, что ты нашел себе нового отца.

– Никого я не нашел… никакого нового отца…

– Не лги мне. Я видел его на железнодорожной станции. Он просто сопляк. Вы вместе пошли в город, в мою квартиру. Ты позволил ему заснуть на моем диване. По-моему, это гнусно.

Он бросил сигарету на пол.

– Я не понимаю.

– Не считай меня дураком. Я вас видел. На станции. Тебя и этого молокососа. И ты называешь его новым отцом?

Он рассердился и стал подпрыгивать за стеклом.

– Роберт! Роберт! – кричал он. – Почему ты выбрал себе в отцы этого сморчка?

Потом он скрылся в доме.

Дверь. Руки у меня отяжелели. Я с трудом поднял их и отодвинул задвижку. Остановился в прихожей и посмотрелся в зеркало. У меня было лицо Роберта. Я обыскал весь дом, но отца не нашел. В гостиной тлела брошенная на пол сигарета, огонь подкрался к занавеске. И скоро весь дом был в огне.

Я бежал через лес.

Когда я прибежал к водопаду, город исчез. Не было ни зданий, ни людей. Ни одного человека, ни одного животного, даже насекомых и тех не было. Осталась только природа: скалы, деревья, река, гора. Все живое покинуло это место. Я огляделся по сторонам, и на меня снизошел странный покой, как будто я тоже вот-вот должен был исчезнуть.

21

Он плавал в луже, разлившейся на полу, тот мальчик. Ему было не больше четырех или пяти лет, но он плавал в луже, поглядывал на меня и махал рукой. Он плавал по кругу. Светловолосая голова то скрывалась в воде, то снова выныривала на поверхность. Я стоял у края лужи и не смел сделать ни шага. Присел на корточки. Меня сжигало любопытство. Где его лицо? Мне нужно было увидеть его лицо. Узнать, кто он. Я же видел только улыбку под светлым чубом. Может, у него нет лица? Может, оно стерлось? Мне захотелось его окликнуть, но я сдержался. Мой голос мог испугать его. Он был такой маленький. Лет пять, не больше. Он мог испугаться, если бы я окликнул его. Он делал круг за кругом. Махал и улыбался. Лица его я не видел. Вода была черная. Рядом с мальчиком плыл угорь. Он обвился вокруг руки мальчика. Неожиданно мальчик поднял угря вверх и выбросил из воды. Угорь извивался у моих ног. Я не спускал глаз с его маленькой головки. Угорь открыл рот и заговорил со мной.

Свет поблек, контуры комнаты стерлись, стены приблизились друг к другу.

Подвал был замкнутым миром.

Помню, я подумал, что в нем есть что-то грозное. Что-то, чего следует опасаться. Но мне не было страшно. Я думал о дружелюбии бетонных стен. О сладком холоде.

Осколки стекла и обломки пластмассы валялись на полу, образуя какой-то детский узор. Я лежал и смотрел на него. Искал в нем знак чего-то знакомого, какой-то след, смысл.

Ничего угрожающего в комнате не было.

Дружелюбие стен.

Сладкий холод.

Потолок был безымянный и бесформенный.

– Кристофер…

Роберт нагнулся над диваном. На нем была белая майка. Он выглядел свежим. Мне было холодно. Я попробовал встать с дивана, но сил у меня не было.

– Я снова ухожу, сейчас, – сказал он.

– Что?

Я сумел чуть-чуть приподняться. Он стоял всего в полуметре от меня. Склонившись над диваном. Он сказал:

– Отец просил передать тебе привет. Ему жаль, что он не смог прийти. У нас с ним важная работа. Просил передать тебе привет.

На мгновение его фигура как будто потеряла очертания, он раскачивался взад-вперед, я снова откинулся на диване.

– Увидимся позже.

Больше он ничего не сказал. Глаза занимали все лицо, зрачки были большие, как колодцы, я сполз с дивана.

Лежал и барахтался на полу.

Он подошел к письменному столу, постоял перед остатками компьютера. Покачал головой.

На полу лежал осколок от монитора, мне удалось дотянуться до него. Роберт наклонился ко мне и хотел что-то сказать.

Его крик донесся до меня словно издалека. Он упал и пытался вытащить из ноги осколок. Из раны в голени хлестала кровь.

Теперь я сумел встать на ноги. Качаясь, подошел к двери. Открыл ее и вышел в темный коридор.

Из подвала доносился его крик – глухая боль между бетонными стенами.

Я вскарабкался по лестнице и вышел на улицу.

Было темно, почти ничего не видно.

Сигналил автомобиль.

Не помню, как я добрался до гостиницы.

22

Гостиница «Гранд-отель» находилась на Стабеллс-гате, почти на вершине холма.

Это было, как говорят, старинное, уважаемое заведение. Построенное в незапамятные года, фасад и номера являли собой классический континентальный буржуазный стиль, который здесь, в Хёнефоссе, городе еловых лесов, был не совсем уместен.

Проснувшись, я увидал под потолком люстру, скользнул глазами по пестрым обоям и вазе с цветами, стоявшей на дубовом комоде, и сразу вспомнил, что здесь жил отец. Он говорил об этом. На видеокассете. Говорил, что он поселился в «Гранд-отель», чтобы пустить Гюнн пыль в глаза. У него не было на это средств. Гостиница и теперь была весьма дорогая, но тогда, без сомнения, она была еще дороже.

Как я смог добраться до портье, спросить номер, занять его, принять душ и лечь, этого я не понимаю.

Но я не думал об этом.

Я лежал и оглядывал номер, пока меня не отвлек свирепый голод, терзавший мой желудок.

В ресторане, находившемся за стеной моего номера, мне подали лосиный бифштекс. Я выпил три стакана красного вина и старался не думать о подвале, Роберте и мальчике, плававшем в луже.

Опять принял душ. Заснул. Проснулся и снова подивился, что нахожусь в «Гранд-отеле». В этом роскошном номере.

Старомодном, думал я.

Два дня я только ел и спал. Медленно, волнами, ко мне возвращались силы.

Я проснулся, голова была ясная, нигде ничего не болело, свет бил в глаза. Сна не было и в помине, мне стало не по себе, и я снова закрыл глаза. Иначе мир вступает через глаза строевым маршем и полчища деталей начинают в голове военные маневры.

Через портье я заказал завтрак в номер, и горничная принесла мне бутерброд с креветками. Я все время лежал. Встретиться с ней глазами я не решался. Заговорить с кем бы то ни было казалось немыслимым. Что это за игра? Я не знал, каких слов она ждет от меня. Что вообще говорят люди? Что должен сказать я? Как только дверь открывалась, говорить становилось невозможно. Слова плавились в горниле рта. Глаза блуждали по стенам, по всему и ни по чему в частности.

Через три дня я вышел из гостиницы, купил в киоске газету и прочитал ее на скамье на торговой улице. Я не отвечал на взгляды девушек, которые поглядывали на меня с соседней скамейки. Не помню, что я читал, – фразы выплывали из тумана и уплывали в туман. Но мне было приятно сидеть там, читать об участниках спортлото, об американской внешней политике и различать в безымянной толпе, скользившей мимо, отдельные фигуры.

Я лежал и дремал в своем великолепном номере. Бродил по коридорам, вернее, крался по ним. Заглядывал в гостиные, в комнаты, если двери были приоткрыты. Где жили Гюнн и отец? Здесь? Или там? В том номере?