Роберт Ирвин - Утонченный мертвец (Exquisite Corpse)

• Название: Утонченный мертвец (Exquisite Corpse)
• Автор: Роберт Ирвин
• Жанр: Контркультура

В “Изысканном трупе” Каспар исследует секс, сюрреализм, гипнагогические образы, восковые скульптуры, организацию “Мнение Масс”, искусство наци, гипноз и безумие. Он ведет хронику кровавых обстоятельств распада Братства Серапионов. Помимо этого он пишет о своей одержимости безумной страстью и неустанном поиске исчезающей женщины. Действие книги происходит в Лондоне, Париже и Мюнхене в 40-х и 50-х годах. Так же как и в “Арабском кошмаре” и “Пределах зримого”, центральной темой нового романа Роберта Ирвина является странная сила воображения.

---

Кстати, писатели-романисты тоже пользуются приемом «изысканного трупа». Помню, Оливер был убежденным сторонником такого подхода. Стелла, героиня «Вампира сюрреализма», его самой известной книги, и есть в своем роде изысканный труп, поскольку ее ослепительно-белая кожа и черные волосы списаны с Феликс, остроумие, задница и бедра позаимствованы у Моники, а грудь – у какой-то женщины, которую Оливер мельком увидел на Кингс-роуд. Во всяком случае, он так говорил.

Разумеется, я пытался призвать гипнагогический образ Кэролайн, но мне было страшно. Мне почему-то казалось, что я совершаю какое-то святотатство, и, наверное, поэтому у меня ничего не вышло – ни разу. Волшебства не получилось. Заклинание не сработало. Сейчас я хочу попытаться снова, и я не знаю, насколько удачной будет эта вторая попытка. Подчинится ли Кэролайн магии букв, ложащихся на страницу? Она придет, если я позову? Может быть. Но допустим, ее нет в живых. Допустим, что как-то под вечер, я буду сидеть и писать эту книгу в своей комнате с четырьмя окнами, в доме на задворках вокзала Ватерлоо, и вдруг услышу негромкий, но все же настойчивый стук, и спущусь вниз по лестнице, и открою входную дверь, и нечто выйдет из серого смога, и упадет мне на грудь. Я прижму к себе это гниющее существо в корке влажной земли. Ее зубы, расшатанные и желтые, прижмутся к моим губам. Ее синее платье, сгнившее наполовину, будет испачкано грязью. И все-таки я обниму его с радостью, это тело, восставшее из могилы. Мне будет страшно, по-настоящему страшно. Но сейчас мне страшнее во сто крат. Да, вполне вероятно, что она мертва. Вполне вероятно, что ее убили. Не исключена и такая возможность, что убийцей был я.

Глава вторая 1936

– Люди добрые, подскажите несчастному слепому калеке, потерявшему зрение на службе отечеству – Боже, храни, короля Георга и Англию! – где он теперь оказался, в какой части великой Британии? – Я был громким и шумным, и я уверен, что многие оглядывались на меня.

Маккеллар, однако, старался не повышать голоса.

– Мы почти в центре Хэмпстеда. Через пару минут выйдем на Фласкуок. Нам навстречу идет епископ. Поздоровайся с ним, сними шляпу. Пожелай ему доброго дня. Слева -винная лавка. Жалко, что ты ничего не видишь. Там, в витрине – замечательная коллекция импортного хереса…

Маккеллар говорил без умолку, добросовестно описывал лавки и магазины, мимо которых мы проходили, но я слушал его вполуха, полностью поглощенный своей новой ролью. Изображая Слепого Пью, я исправно стучал по асфальту индийской тростью. Эту трость с вкладной шпагой я позаимствовал на день у Оливера. Шляпу (точно такую же, как у Валентино в «Четырех всадниках Апокалипсиса») мне одолжил апач Хорхе. Я был в пальто Неда, которое он по рассеянности забыл у меня, когда заходил пару дней назад. Впрочем, черная маска для сна, закрывавшая мне глаза, была моей собственной. Пока Маккеллар подбирал слова для описания своей версии Лондона, я разглядывал совсем другой город, проступавший на внутренней стороне век, где улицы вдруг обрывались в пропасть, и повсюду стояли восточные храмы. Я видел священников и монахинь, которые выгуливали крокодилов на пустынных, безлюдных улицах. Я заходил в дома и квартиры, выбранные наугад. Проходил по гостиным, прислушиваясь к разговорам, которые были весьма оживленны, и все же безмолвны. Я различал в толпе лица людей, подмечал каждую черточку, вплоть до мельчайших деталей, и меня даже не удивляло, что я никогда раньше не видел этих людей. Так, вслепую, бродил я по Лондону и жадно впитывал чудеса, открывавшиеся моему затемненному взору.

Fourmillante, cite pleine de reves,

Ou le spectre en plein jour raccroche le passant

Les mysteres partout comme des seves

Dans les canaux etroits du colosse puissant.*

Маккеллар вывел меня из Бодлерианской задумчивости: – Нам навстречу идет герцогиня. Поздоровайся с ней, сними шляпу. А вот лавка торговца сыром. Изумительные сыры! Чувствуешь, как они пахнут?

Я втянул носом воздух. Он был влажным, тяжелым, насквозь пропитанным угольной пылью и копотью. Сырами даже не пахло. Собственно, я не слушал Маккеллара еще и по той причине, что он все выдумывал. Он зашел за мной утром на Кьюбе-стрит, мы вышли из дома, прошли через Доклендс и сели в трамвай. Потом Маккеллар повел меня завтракать в какую-то рыбную кафешку, вероятно, на Уайтчепел-роуд. Он кормил меня чуть ли не с ложечки и объяснял нашим случайным сотрапезникам, что я потерял зрение на службе Сюрреализму. После этого мы долго бродили по улицам, и по моим приблизительным прикидкам, мы сейчас подходили не к Хэмпстеду, а к Сохо. Но Маккеллар – мастер выдумывать небылицы, и никогда не упустит возможность соврать. Для него это было почти делом принципа – необходимая тренировка воображения писателя, создающего вымышленные миры. Он даже изображал из себя восторженного почитателя доктора Йозефа Геббельса и частенько цитировал фразу «Чем чудовище ложь, тем охотнее в нее верят», добавляя от себя, что ложь – как губная помада, ведь женщины красятся, чтобы быть красивее и интереснее, а мир, подкрашенный ложью, тоже становится красивее и интереснее.

* О город, где плывут кишащих снов потоки,

Где сонмы призраков снуют при свете дня,

Где тайны страшные везде текут, как соки

Каналов городских, пугая и дразня!

Отрывок из стихотворения Бодлера «Семь стариков» в переводе Эллиса.

В Ист-Энде у нас приключилась маленькая неприятность. Маккеллар подрался с калекой-нищим, который подумал, что я вторгаюсь на его территорию. Чуть позже я слышал, как какая-то женщина (судя по голосу, шикарная дама) сказала, что меня нужно как следует высечь, чтобы повыбить из меня всю дурь. И это было последнее волнующее событие.

– Я устал, и мне скучно, – объявил я в полный голос. – Знаешь что, отведи-ка меня в бордель. В самый лучший бордель!

– Тише, приятель. Мы туда и идем. Уже почти пришли. Это лучший бордель в Хэмпстеде.

Через пару минут мы прошли через какую-то дверь.

– Это бордель?

– Да, настоящий бордель. Только не надо так громко, а то распугаешь всех девочек.

– Они красивые, девочки? -Да.

– Опиши мне, какие они.

– Обязательно. Только сначала переговорю с мадам, чтобы нам принесли выпить.

Маккеллар усадил меня на жесткий деревянный стул и ушел, оставив меня одного в помещении, явно набитом народом. Явственно пахло пивом. Я снова задумался, зачем я все это затеял. Дефамилиризация мира, безусловно, хорошее упражнение на очищение восприятия, когда знакомые явления и предметы вдруг наполняются новым значением и смыслом, и я сам убедился, что это действенный способ пережить сновидения наяву. Но я все равно чувствовал напряжение и беспокойство. Я ждал, что случится что-то необыкновенное – что-то такое, что навсегда изменит мою жизнь. Когда я вышел из дома сегодня утром, я возлагал столько надежд на этот день. Я ожидал неожиданного и представлял себя чем-то вроде приманки для чуда – этаким маленьким козликом, привязанным к дереву хитрым охотником.

Маккеллар вернулся и придвинул к моей руке стакан с пивом.

– Что ты видишь, дружище? Что это за люди? – воскликнул я. – Расскажи, ради Бога!

– Это один из лучших борделей Лондона, – заверил меня Маккеллар. – Очень приличное заведение. Кроме нас, все мужчины во фраках, но мы с мадам – большие друзья, и она пропустила нас, в качестве исключения.

Я терпеливо кивнул. Я нисколечко не сомневался, что Маккеллар привел меня в один из двух пабов на Грик-стрит. Может быть, даже в «Орла». Я бывал в этом месте, когда собирал материалы и копил впечатления для иллюстраций к «Исповеди англичанина, любителя опиума» Де Квинси. (Именно здесь, на Грик-стрит, Де Квинси встретил проститутку Анну).

– Все женщины полностью обнажены, – продолжал Маккеллар. – Они сидят или полулежат на диванах, обтянутых красным бархатом, в дальнем конце зала. Некоторые с любопытством поглядывают на тебя. Наверное, им интересно, на что это похоже – заниматься любовью со слепым. Я уверен, что кто-то из них непременно сейчас подойдет.

– А там есть красивые?

– Я же тебе говорил, они все красавицы.

До этой минуты я чувствовал лишь запах пива, но теперь где-то рядом возник восхитительный аромат нежных женских духов с легкой, едва уловимой горчинкой, и женский голос тихо произнес:

– А что с ним такое?

– Любовь слепа, – философски заметил Маккеллар.

Потом он замолчал. Мне показалось, я слышу, как он что-то пишет. Маккеллар всегда носил с собой ручку с блокнотом и записывал свои впечатления о мире. Больше всего он боялся, что ему неожиданно посчастливится пережить некое божественное откровение, а у него не случится с собой ни бумаги, ни ручки, чтобы его записать. Я сидел, попивая пиво, и размышлял о многочисленных проблемах Маккеллара. А потом, это было немного похоже на то ощущение, когда ты спускаешься по лестнице в темноте, и нога вдруг не находит ступеньку, я почувствовал, что его больше нет рядом.