Газета День Литературы - Газета День Литературы # 137 (2008 1)

• Название: Газета День Литературы # 137 (2008 1)
• Автор: Газета День Литературы
• Жанр: Публицистика

Газета День Литературы  # 137 (2008 №1)

---

Прошло восемьсот лет, а красота слова неумираема. Сам сюжет повторялся в исторической литературе сотни раз, и попадали в плен миллионы русских, сотни миллионов умерли, сошли в нети, и уже давно напрочь позабыты половцы, с которыми воевали полки князя Игоря, а красота слова в "Слове о полку Игореве" вечна и всегда современна.

Поэтому не надо переживать, что у Анатолия Байбородина слишком кудряво написано, что это не понадобится читателю — трудно читать. В нашей русской народной стихии всегда найдётся миллион человек, кому такое слово надобно до глубины сердечной, и они без такого слова не могут жить.

Я считаю, что проза Анатолия Байбородина — прекрасная роза в букете сибирской и в целом русской литературы. Она шипова, и должна быть такой колючей, она, может, на первый погляд и не такая привлекательная внешне, как и сам Анатолий, да как и я. Не так мы ярки, морозом прибиты, не всякая девка на нас глянет, а чаще всего и плюнет, если мы близко к ней подойдём. И всё же читаешь прозу Анатолия и чуешь чудесный аромат розы, а когда взгляд напряжёшь, увидишь, как тонко написан венчик, как роса дрожит на лепестках, переливается на солнце. Вот такой русский язык в прозе Анатолия Байбородина, способный передать тончайшие переливы света, музыки. Да ведь кроме языка в прозе может больше ничего и не быть, потому что у художника главное — цвет, у писателя — слово. Нет слова — нет произведения. Язык — нация, народ, слово — душа народа.

И когда говорят о прозе Байбородина, что трудно читать, надо писать проще, без красот, что давайте искать новый язык, — всё это искус дьявола, норовящего, убив слово, убить и русскую душу.

Ну, давайте всё упростим, скукожим язык, сведём его к одной фиге, и так это будет легко воспринять, но душа-то сразу скукожится, провалится в нети. Мельчает слово, вместе с ним мельчает и сам народ, а с мелкой душой народ не совершит подвига, не спасет Отечества.

Анатолий Байбородин в Сибири и в России, может быть, один из немногих, а может, и из самых первых стилистов и знатоков русского слова. Даже это качество поднимает его прозу на добрую высоту, но не будем говорить про вершины и пики, — пусть об этом гадают наши потомки через десятки лет, и тем не менее, в нынешнем литературном плоскогорье произведения его заметно выделяются.

И в довершении скажу, что давно люблю прозу Анатолия Байбородина, и хотя в жизни мы и встречались лишь раза два-три мельком, как за писателем я за ним всё время слежу. Он обладает не только чувством пластики — это тоже сложно даётся, — но обладает и музыкой текста. Почему музыка его текстов плавна и переливчата?! Потому что такова и его душа — любовная, отчего он и пишет своих героев любовно — с большой любовью и большим тактом. Даже о людях вроде и негодных у него не поворачивается язык сказать о грубо. Это тоже свидетельство высокого литературного класса.

Для него нет мелких людей и маленьких людей; все его герои из самой житейской низины, и писатель их поднимает до уровня, когда самый заурядный человек интересен всем. Именно из такой душевной и духовной практики исходила литература шестидесятых, семидесятых годов, когда герои Шукшина, Абрамова, Астафьева, Носова, Распутина, Белова, Можаева, Акулова оказались близки не крестьянам — крестьяне не любят о себе читать, — они стали близки тем, кто выломился из народной жизни. Сорвались с орбиты, как электроны, оторвались от ядра матери-сырой земли, улетели в города, там застряли в каменных вавилонах, а душа-то страждет, болит по родной земле. Миллионы русских людей, вчера покинувших деревню, и коренных горожан, в ком проснулась родовая народная память, и стали поклонниками "деревенской" литературы, они её и возвеличили.

В том сила былой русской прозы, сила и произведений Анатолия Байбородина — сила не умирающая, — что подобная литература возвращает нас к матери-сырой земле. Пусть горожане и не побегут, сломя голову, наперегонки к земле, не будут укореняться в деревне, этого писатель и не требует, но его вдохновенная и красивая песнь родимой земле созидает душу в природной системе, а не в антиприродной, в какой живут города.

Михаил Тарковский О НУЖНОСТИ И НЕНУЖНОСТИ

Надоели разговоры о ненужности честного писателя. По-моему, наоборот гордо, что ты не расхожий, не в верховой струе ходишь, а где глубже. И хватит ныть.

Есть Рахманинов, великий русский композитор, которого изредка слушают в консерватории, а есть Маня Разгуляева, мы всегда её включаем, когда едем по зимнику. А ты сам-то кем хочешь быть? Наверняка Рахманиновым. Дак вот слушай, "рахманинов" хренов… Моцарта похоронили нищего в общей могиле. 8 флоринов 56 крейцеров — на погребение, плюс 3 на похоронные дроги. Ты хочешь писать, как Рахманинов, а получать, как Разгуляева. Не выйдет. Не нравится время, не нравится телевизор, не нравится многое. Понимаю… Жизнь одна. Тоже понимаю… Сам себе не нравишься. Ещё как понимаю… Но как говорит мой сосед: мы мужики и не в такое… попадали.

Ладно, ты не хочешь, как Разгуляева. Хочешь, как Пупкин. Давай разбираться, кто такой Пупкин. Пупкин — это эстрадное переложение Рахманинова. Подходит? Нет. Понятно. Вот есть ещё Пипкин. Полуписатель-полужурналист. Хлёсткий. Может и матюшок, и молодёжное словечко. Но он должен всё время говорить и никого не обижать, за это его и держат. Он на работе. "Россияне" звонят ему на передачу и народный гнев выпускают. Тоже не подходит.

Ты другой. Ты хочешь, как "кировец" с ножом. До земли, серьёзно, по-русски. Понимаю, сам такой. И вариант есть беспроигрышный. Эпопея класса "Войны и мира", "Тихого Дона" и "Ста лет одиночества". О нас. Все живые.

Раз прочитал — перед глазами стоят. Всё родное, русское, узнаваемое и одновременно трансвековое, дальнобойное. Про сибирскую деревню, например. Сквозная история семьи: колхозные годы, промхозные, девяностые и последние. О том, как каждые десять-двадцать лет не удавалось мужику пожить спокойно, только приспособится — по ногам. Только чуть под- нялся — на тебе! Только прискрипелся — на! То одно, то другое, то третье… То укрупнение, то перестройка.

Такую вещь по-хорошему надо было давно написать. Да чтоб ещё и перевели на десять языков. Но кишка тонка. И у тебя, и у меня. Это же лет пять сидеть надо сиднем! И голодом. И неизвестно, что выйдет. Так что нечего на время спирать, что лишь героические эпохи рождают великих писателей. Героизма полно: каждый день война где-то. И трагизма: всё время стыдно.

Ладно… Давай ближе к жизни. Ты прекрасно понимаешь, что результат твоей работы не статья критика, а письма — по ним можно точно сказать и кто ты, и кто твой читатель. Хотя каждый и так внутри знает, для кого пишет. Очень грубо: заведующая библиотекой, преподаватель литинститута, одинокая русская пенсионерка в Таджикистане. И другое: молодая продавщица косметики, директор турагенства, ведущий молодёжной программы на телевидении. Ясно, которая аудитория больше, которая в законе. Тебе какая дороже?

Всем нравится читать про известных людей — это как подсматривать. Ничего делать не надо: и так интересно. А когда погружаешься в чей-то мир, приходится работать. Не подглядывать за писателем, а в душу его влазить, в мир, в глаза его. Где-то скрючиться, где-то ногу отсидеть. И на месте писателя помочь бы, а мы ворчим.

Я, например, сам себе отсёк половину читателей тем, что не умею описывать город. Тайгу, Тихий океан, охотников и их жен — пожалуйста, потому что люблю. Город так не люблю, не понимаю, наверно. Хотя там понимать особо нечего — люди везде люди. Но в плане литературном здесь все освоено и надо разгребать место, а на это свой талант и героизм нужен.

Мне проще в свежей тайге отстроиться.

Хотя друзей в городе полно. Но в приезд туда так устаю за первые две недели, что дальше для общения не гожусь. Кто успел, тому повезло. Зовут знакомые, которых не видел два года, а сил нет. Обижаются. Ладно, говорят, что с тобой поделаешь, отдыхай. А я-то не отдыхать ложусь, а беру пивка и к однокласснику-соседу, с которым могу хоть каждый день видеться. Просто молчать или про машины говорить. Читатель такой же. На детектив есть силы. А на тайгу нет.

Сам я читаю точечно и только по наводке. Сопротивляюсь: а вдруг и вправду хорошо, сильно написано, и всё это пережить придётся. Понятно, что потом спасибо скажешь, а вначале решиться надо.

Стоял на охотничьей выставке со своими книгами. Подошёл мужик лет пятидесяти, рослый, крепкий, открытое лицо: Сколько стоит книга? С автографом столько-то. Как с автографом? Да так. Подождите, так… это… Вы? Ну да. Да нет… Побледнел, покраснел, заморгал. Встряхнул головой. "Так не бывает. Вы…Ты… Ты же там где-то…" Столик своротил, подошёл, заплакал, обнял. Стоит. Я вот Володя… Глаза красные.