Эдмон Поньон - Повседневная жизнь Европы в 1000 году

• Название: Повседневная жизнь Европы в 1000 году
• Автор: Эдмон Поньон
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: История
• Год: 1999
• ISBN: 5-235-02367-6

Ожидали ли люди тысячу лет назад конца света? Действительно ли "ужасы тысячного года" – массовые бедствия и страшные природные катаклизмы – приводили жителей европейских стран в раскаяние и трепет, заставляя их прекращать войны и покидать дома прощаясь с жизнью? Ответ на эти вопросы читатель найдет в предлагаемой книге. Ее автор, крупнейший французский историк-медиевист, воссоздает жизнь Европы – во всем ее многообразии – в один из действительно переломных моментов мировой истории.

---

Как всегда, мы имеем данные только о тех людях, которые вписали свое имя в историю. Как умирали простые крестьяне, если это случалось не во время паломничества, подобно Лиебо? Были ли среди них такие, которые принимали монашество? При каких обстоятельствах встретил свой последний час презревший святого Бенедикта богатый земледелец, о котором мы поговорим в одной из следующих глав? Даже замечательный историк Филипп Арьес[89], автор книги «Человек перед лицом смерти», не может нам об этом рассказать.

Но если тайна души хранилась свято, то о смерти монастырское перо вообще не было склонно молчать. Вот, например, история монаха из Ла-Реомы в Тарденуа, о последних месяцах жизни которого нам очень подробно сообщает Рауль. Все началось с того, что после заутрени, то есть ночью, в церкви его посетило видение: ему явились испанские монахи, которые, несмотря на свой сан, имели право брать в руки оружие в борьбе против сарацин и погибли в бою. Теперь же они были призваны к Богу, чтобы «всем вместе разделить судьбу благословенных». Однако они проходили мимо Ла-Реомы, «поскольку там находилось много людей, которые вскоре должны были к ним присоединиться». Когда они уже уходили, один из них сделал знак нашему монаху по имени Гуфье следовать за ним; но, прежде чем он успел повиноваться, все исчезло. Он сразу понял, что скоро покинет этот мир.

Это случилось в первое воскресенье после Троицына дня. Через пять месяцев, «то есть в следующем декабре», уточняет Рауль, ошибаясь по меньшей мере на месяц, поскольку Троицын день мог быть не позже 13 июня, Гуфье, разбиравшийся в медицине, был послан аббатом в монастырь Сен-Жермен в Осере, чтобы оказать помощь нескольким заболевшим братьям. Едва прибыв, он захотел приступить к своим обязанностям. Ему посоветовали отдохнуть до завтра, но он объявил, что завтра уже ничего не сможет сделать. И действительно, начинало светать, когда он почувствовал сильные боли. Он дотащился как мог до алтаря Святой Девы, прочел мессу, вернулся в келью, лег на постель и увидел сияющий образ Марии, которая пообещала ему быть защитницей при «переходе». Приор и будущий аббат монастыря Сен-Жермен по имени Ашар, которому Гуфье рассказал об этом и предыдущем видениях, понял все правильно и сказал: «То, что вы видели, редко бывает дано увидеть людям, должно быть, вы скоро проститесь с этой плотью…»

Монахи навестили его, как приличествовало в подобных ситуациях. Он умер на исходе третьего дня, при наступлении ночи. Когда его обмывали, «согласно обычаю», готовили саван и звонили в колокола, некоему мирянину, «человеку, тем не менее, весьма благочестивому», почудилось, что звонят к заутрене, и он встал, чтобы идти в церковь. Когда он ступил на деревянный мост, находившийся где-то на полдороге, многие люди, бывшие рядом с этой дорогой, услышали в стороне монастыря голоса, которые кричали: «Давай! Давай! Приведи его к нам поскорее!» И кто-то ответил: «Этого не могу, но приведу другого, если будет возможность». Благочестивому мирянину в этот момент показалось, что он видит, как кто-то из его соседей идет по мосту ему навстречу. Но на самом деле это был дьявол, который сразу же превратился в башню, поднявшуюся в воздух. Наш путник рухнул на мост. Крестное знамение рассеяло видение. Он вернулся домой, еще более твердый в своей решимости развивать в себе добродетель благоразумия. И вскоре он умер «в мире».

В этом изобилующем деталями рассказе есть много данных о том, как умирали в 1000 году: покойники, по крайней мере те, кто имел особые заслуги, предполагали «разделить судьбу благословенных», и они должны были достичь этого в определенном месте, поскольку они шли куда-то, остановившись по пути в Ла-Реоме. Они шли туда группой, разраставшейся по мере того, как к ней присоединялись те, кто умер спасенным в краю, по которому они проходили. Однако прежде чем присоединиться к такому каравану, каждый умирал сам по себе, и тотчас же демоны пытались утащить усопшего с собой в ад. Понятно также, что подобные видения служили несомненным предвестником приближающейся смерти.

Глава IX СЛОИ ОБЩЕСТВА И ИХ ВЗГЛЯДЫ НА ОКРУЖАЮЩИЙ МИР

Никто не может прожить всю жизнь, не отдавая себе отчета в том, в какой человеческой среде он живет. Во времена, когда то, что мы называем средствами массовой информации, еще не существовало, представления каждого об окружающем мире в первую очередь зависели от того, какое место в обществе он занимал. Широкий просветленный взгляд на мир был позволителен лишь тем, кто по обязанности или по честолюбию реально мог оказывать влияние на окружающую среду, на политические или духовные интересы общества. Что касается тех, кто стоял ниже их, то по мере нисхождения по социальной лестнице мы наблюдаем уменьшение возможности ясного и практически осмысленного восприятия мира. Кругозор наиболее бедных слоев населения при этом расширялся за счет тех устных рассказов, которые они имели обыкновение слушать. Этого литературного явления мы еще коснемся в другой главе.    

Папа и император

Тысячный год — действительно уникальная дата. Оказывается, именно в 1000 году — вернее, незадолго до него и незадолго после — два совершенно неординарных человека занимали место, откуда они могли наиболее полно осознавать окружающий мир и пытаться направить его судьбу. Этим местом был Рим. Этими людьми были папа и император.

Сначала о папе. Он вознесся столь высоко отнюдь не благодаря своему высокому происхождению. Маленький Герберт, которого около 945 года монахи аббатства Сен-Жеро в Орильяке сочли достойным стать сначала учеником в их монастыре, а затем одним из них, был сыном бедных крестьян, возможно, пастухов, о которых нам ничего не известно. Всех последующих успехов он добился только благодаря своей жажде знаний, высоким политическим и духовным идеалам, на которые его вдохновило усердное чтение произведений великих авторов, как церковных, так и светских, и наконец, своей внутренней потребностью и таланту воплощать в реальность эти идеалы. Мы сможем впоследствии проследить за его настойчивой приверженностью к учебе, которая, как говорят, даже привела его в Испанию, где в то время сокровища греческой и александрийской науки принадлежали мусульманам. Затем, в 973 году, архиепископом Реймским Адальбероном он был назначен на пост «учителя богословия», то есть директора епископской школы, где он, полностью согласный с идеями своего нового учителя, посвятил все свои способности их осуществлению. Убежденные в том, что благо христианского Запада состоит в объединении его под единой властью, как это было при Константине[90], а затем при Карле Великом, они оба старались распространить на Западнофранкское королевство, которое тогда еще не называли Францией, императорскую власть, восстановленную за 11 лет до этого саксонским королем Германии Оттоном I, прозванным Великим. Потомки Карла Великого не были готовы к такому подчинению, но у них было слишком мало сил. В 987 году, воспользовавшись благоприятным случаем, Адальберон добился того, что наследником покойного Людовика V был избран герцог Гуго Капет, которого он и его «учитель богословия» считали наиболее сговорчивым. Спустя 4 года Герберт, в свою очередь, стал архиепископом Реймским. Но его будущность принадлежала другому поприщу: ему было суждено находиться подле того императора, которому он считал необходимым служить, помогая отнять корону у последних Каролингов. К этому времени он уже давно вращался на этой орбите: Оттон I какое-то время держал его при своем дворе, Оттон II навязал его в качестве аббата мятежным монахам Боббио[91]. Юный Оттон III принял его в 996 году с распростертыми объятиями, ибо он давно знал его и восхищался им, и сделал его архиепископом Равенны. И вот в 999 году по милости императора Герберт становится папой. Он принимает имя, которое многое объясняет: Сильвестр. Именно так звали жившего на шесть веков ранее папу, при котором римский мир открылся навстречу христианизации во время правления императора Константина.

Оттону III было 20 лет. Был ли он новым Константином? Он в это верил, он этого хотел. У этого внука грубого саксонского короля были бабушка-итальянка и мать-византийка. Он был напичкан латинской и греческой премудростью. Его вера была пламенной, мистической, неспокойной. Он верил в то, что его миссия — принести власть Рима и мир Христов на весь христианский Запад, а, может быть, позднее и на Восток. Это было именно то, о чем думал и чего хотел Сильвестр. Кесарь и Петр[92] наконец оказались в согласии. Они объединились: где же еще, если не в Риме? Покинув Ахен, бывший имперской столицей со времен Карла Великого[93], Оттон избирает местом своего жительства Вечный город. Вопреки страстям и бурям. Вопреки желаниям своих естественных сторонников, немцев. Вопреки желанию римлян, которых пришлось безжалостно подавлять. Но наконец, какая жизнь! Его дворец возвышается на Авентинском холме. Пока это всего лишь «маленький временный дворец», ибо новый, который он, подобно Августу или Траяну[94], велел построить на Палатинском холме, еще не готов. Кирпич, из которого строился дворец, облагородили беломраморным античным портиком с колоннами, спрятали за пилястрами и рельефами, взятыми из античных зданий и вмурованными в новые стены. Поскольку он считал себя Константином, а Константин жил в Византии и дал этому городу свое имя, Оттон строит свой императорский двор по модели двора басилевса, правящего в Константинополе. Он детально копирует византийский этикет. Он принимает пищу в одиночестве. Он одевается как басилевс — в золотой плащ и пурпурные сандалии. Его придворные получают византийские титулы: «куропалат», «логофет», «паракимомен», «протовестиар»…