Газета День Литературы - Газета День Литературы # 103 (2005 3)

• Название: Газета День Литературы # 103 (2005 3)
• Автор: Газета День Литературы
• Жанр: Публицистика
• Год: 2005

Газета День Литературы # 103 (2005 3)

---

Это, пожалуй, слишком лирическая и мягкая оценка этого романа. На самом деле "Дорога никуда" сурова и жестока.

В "Четвертой прозе" Осипа Мандельштама есть знаменитые слова, которые обычно при цитировании урезают: "Все произведения мировой литературы я делю на разрешенные и написанные без разрешения. Первые — это мразь, вторые — ворованный воздух. Писателям, которые пишут заранее разрешенные вещи, я хочу плевать в лицо, хочу бить их палкой по голове и всех посадить за стол в Доме Герцена, поставив перед каждым стакан полицейского чаю и дав каждому в руки анализ мочи Горнфельда. Этим писателям я запретил бы вступать в брак и иметь детей. Как могут они иметь детей — ведь дети должны за нас продолжить, за нас главнейшее досказать — в то время как отцы запроданы рябому черту на три поколения вперед".

Странно применимы эти речи к Грину. Горнфельд, с которым Мандельштам судился по обвинению в плагиате и писал о нем ужасно, несправедливо, злобно, был одним из немногих литературных друзей Грина, у самого Грина не было детей, но то, что писал Александр Степанович, не было заранее разрешено — это был ворованный воздух. В "Дороге никуда" он обжигающ, как на высокогорье.

Первоначально Грин хотел назвать свой роман "На теневой стороне", но однажды на выставке в Москве он увидел картину английского художника Гринвуда "Дорога никуда", которая сильно поразила его. Поразило и то, что фамилия художника похожа на его собственную, и в честь этой картины он назвал свой роман.

За название Грина сильно ругали. И в самом деле назвать так роман в 1929 году, в год великого перелома, было вызовом всему, что происходило в стране, и советская критика не преминула это отметить.

Опубликованная в журнале "Сибирские огни" рецензия называлась "Никудышная дорога". В "Красной нови", откуда был уже изгнан Воронский, некто под псевдонимом И.Ипполит писал: "Буржуазная природа творчества Грина не подлежит сомнению, это его роднит с западными романистами, отличает же то, что он выражает идеологию распада, заката данной группы. У ней нет былой жизнерадостности, исчезают бодрые ноты — остались безвыходный пессимизм и мистический туман. Отчаявшись в физической силе, она апеллирует к спиритической. Эту стадию разложения мы застаем в романе. В некотором смысле он звучит символически. Где выход? Куда идти? — спрашивает Грин. — Увы! "Дорога никуда". Дороги нет!"

На самом деле ни мистического тумана, ни спиритизма, ни готики, как в "Джесси и Моргиане", в этом романе нет. "Дорога никуда" — наименее фантастический из романов Грина. Жесткая социальная проза. Вот разговор отца и сына.

"— Я понимаю. Вы — неудачник.

— Неудачник, Тири? Смотри, как ты повернул… Ты ошибся. Мой вывод иной. Да, я неудачник — с вульгарной точки зрения, — но дело не в том. Какой же путь легче к наслаждениям и удовольствиям жизни? Ползти вверх или слететь вниз? Знай же, что внизу то же самое, что и вверху: такие же женщины, такое же вино, такие же карты, такие же путешествия. И для этого не нужно никаких дьявольских судорог. Надо только понять, что так называемые стыд, совесть, презрение людей есть просто грубые чучела, расставленные на огородах всяческой "высоты" для того, чтобы пугать таких, как я, понявших игру. Ты нюхал совесть? Держал в руках стыд? Ел презрение? Это только слова, Тири, изрекаемые гортанью и языком. Слова же есть только сотрясение воздуха. Есть сладость в падении, друг мой, эту сладость надо испытать, чтобы ее понять. Самый глубокий низ и самый высокий верх — концы одной цепи. Бродяга, отвергнутый — я сам отверг всех, я путешествую, обладаю женщинами, играю в карты и рулетку, курю, пью вино, ем и сплю в четырех стенах. Пусть мои женщины грязны и пьяны, вино — дешевое, игра — на мелочь, путешествия и переезды совершаются под ветром, на палубе или на крыше вагона — это всё то самое, чем владеет миллионер, такая же, черт побери, жизнь, и, если даже взглянуть на нее с эстетической стороны, — она, право, не лишена оригинального колорита, что и доказывается пристрастием многих художников, писателей к изображению притонов, нищих, проституток. Какие там чувства, страсти, вожделения! Выдохшееся общество приличных морд даже не представляет, как живы эти чувства, как они полны неведомых "высоте" струн! Слушай, Тири, шагни к нам! Плюнь на своих благотворителей! Ты играешь унизительную роль деревянной палочки, которую стругают от скуки и, когда она надоест, швыряют ее через плечо".

О "Дороге никуда" очень неплохо написал современный писатель Макс Фрай, а точнее тот или та, кто за этим псевдонимом скрывается.

"Дорога никуда" — возможно, не самая обаятельная, но самая мощная и разрушительная из книг Александра Грина. Наделите своего героя теми качествами, которые вы считаете высшим оправданием человеческой породы; пошлите ему удачу, сделайте его почти всемогущим, пусть его желания исполняются прежде, чем он их осознает; окружите его изумительными существами: девушками, похожими на солнечных зайчиков и мудрыми взрослыми мужчинами, бескорыстно предлагающими ему дружбу, помощь и добрый совет… А потом отнимите у него всё, и посмотрите, как он будет выкарабкиваться. Если выкарабкается (а он выкарабкается, поскольку вы сами наделили его недюжинной силой) — убейте его: он слишком хорош, чтобы оставаться в живых. Пусть сгорит быстро, как сухой хворост — это жестоко и бессмысленно, зато достоверно. Вот по такому простому рецепту испечен колдовской пирог Грина, его лучший роман под названием "Дорога никуда".

"В "Дороге никуда" происходит непрерывное крушение романтических иллюзий героев, — охарактеризовал этот роман В.Е.Ковский. — Давенант воображал отца "мечтателем, попавшим в мир иной под трель волшебного барабана", а увидел прожженного мошенника; вместо дружбы с прелестными девушками его ждет одиночество и тюрьма; люди, им облагодетельствованные, его же обкрадывают; женщина, за честь которой он вступился, предает; чистая и пылкая любовь Консуэло адресована негодяю Ван-Конету; надежда Галерана встретить в Футрозах верную память о прошлом не оправдывается — для них знакомство с Давенантом обратилось в "древнюю пыль"…

И рядом со всеми этими катастрофами звучит спокойная проповедь Галерана: "Никогда не бойся ошибаться, ни увлечений, ни разочарований бояться не надо… Будь щедр. Бойся лишь обобщать разочарование и не окрашивай им всё остальное. Тогда ты приобретешь силу сопротивляться злу жизни и правильно оценишь её хорошие стороны".

Это почти завещание. Или наставление. И на фоне того, что происходило в стране и что ее ждало, звучало более чем современно и было никаким не уходом от действительности, а сшибкой с нею. Боем, как у Давенанта с таможенниками, в каждом из которых, по мысли героя, сидит маленький Ван-Конет. И вот этого уж точно печатать в толстых журналах никто не осмелился.

Грин отдал роман в издательство "Федерация" весной 1929 года.

В своих мемуарах Н.Н.Грин писала:

"О гонораре А.С. сговорился с Алекс. Николаев. Тихоновым и никого никогда он не вспоминал с таким отвращением, как торговавшегося с ним кулака".

Грин требовал 250 рублей за печатный лист, потом снизил цену до 200. Сговорились на 187 рублях 50 копейках за лист. Когда Грин пришел в издательство подписывать договор, увидел, что там обозначена цена 180. Долго он ругался с Тихоновым, но тот не уступил.

"Я подпишу договор по 180 р., принужден к этому, а мои 7 р. 50 к. пусть пойдут Вам на гроб", — сказал Грин на прощание.

Жизнь у Гринов становилась всё хуже и хуже. Кончились те четыре ласковых, хороших года, которые они провели в доме на Галерейной улице. Квартиру пришлось оставить и переехать подальше от моря. Подступала бедность, из которой им уже не суждено было выбраться до самой смерти Александра Степановича.

Окончание следует

Роман Кочетков СТИХИ

Философ, поэт. Автор сборника стихов "Хронология". Живет в Петербурге. Учится на философском факультете Санкт-Петербургского государственного университета. Сферой его научных интересов является средневековая философия и богословие.

ДЕЛЬФИЙСКИЙ ОРАКУЛ

В те времена, когда Закона

Не ведал эллинский предел,

В кумирню бога Аполлона

Случайно ангел залетел.

Рукою жрицы престарелой

Берет он уголь с алтаря

И на стене им чертит белой

Призыв познать самих себя.

Век заблуждений канул в Лету.

Себя явило Божество.