Газета День Литературы - Газета День Литературы # 157 (2009 9)

• Название: Газета День Литературы # 157 (2009 9)
• Автор: Газета День Литературы
• Жанр: Публицистика

---

И расцветает всё во мне…

38. Геннадий РУСАКОВ. О нём напомнило несколько человек. Среди них merihlyund "Когда видишь в этом списке Глушкову и Зульфикарова (типа Николаеву и Кенжеева) и не находишь Русакова, – понимаешь, что составлянту трудно быть объективным, избежать соблазна включить в сонм первых своих друганов…" Увы. Тема друганов – тема сложная, и с Геннадием Русаковым я тоже знаком. И немало "друганов" на меня обиделось за невключение, но такова уж участь критика. Стараться быть ближе к объективности. merihlyund – посоветую прочитать мою статью о поэзии Русакова. Тоже из детдомовских детей 1937 года. Отсюда и жёсткий взгляд на мир. "Могила матери моей, отец, зарытый в общей яме, старуха с гнойными глазами... Не много ль было мне смертей?" Много лет проработал в Нью-Йорке в миссии ООН, а отсюда и окружение поэта было исключительно из любителей Америк. Рубцовы туда не долетали. Но тем не менее, взгляд и на мир, и на природу, и на людей – чисто русский. Главный его стихотворный цикл "Разговоры с богом". Поэт жалуется и выговаривается своему личному богу.

– Ты ошибся страною, – мне память моя говорит. –

Я полжизни провёл, колеся по немыслимым весям,

изучал языки, видел славных и власть предержащих,

и едва не ослеп от красот бесконечных швейцарий.

А только, поди ж ты, – прикипел пуповиной

к бугру по размерам едва с полисадник

и люблю его неутолённой любовью

человека, лишённого в детстве родства.

...

Каждой осенью горло мое распухает,

а душа, словно поздняя астра, распахнута в слякоть и стынь

и продута насквозь, но всегда нерушима.

А над тучами, там, где уже ничего не видать,

чередою проходят слепые планеты

в их гудящем волчковом вращенье,

и белёсые солнца

оттуда срываются вниз...

39. Анатолий ПЕРЕДРЕЕВ. Так и смотрит на меня своим суровым взглядом за столиком в ЦДЛ, мол, что ещё такое задумал, какую шушеру накидал? Прости, Толя, идеал в поэзии почти не осуществим. Иных поэтов у нас в России нет. А за рубежом и подавно. Со своим строгим отношением к поэзии за всю жизнь Анатолий написал лишь одну книгу стихов. Но в русской поэзии остался. Анатолий Передреев оставил после себя настоящие поэтические жемчужины: "Околица родная, что случилось, Окраина, куда нас занесло? И города из нас не получилось, И навсегда утрачено село", или это: "Заболев по родимым краям, Из далеких вернусь путешествий...", или: "Перебирают детство, как наследство..." или "То ли сон о старшем брате, То ли память детских лет: Рук широкое объятье. Портупея. Пистолет". Его друг Василий Белов писал: "Николаю Рубцову и Анатолию Передрееву надо было не просто жить, надо было суметь в ы ж и т ь. Они были рыцарями настоящей поэзии, и соседство с рыцарями инвалютных касс их не устраивало. Такое соседство и постоянное безденежье для обоих было глубоко оскорбительным, но они остались верны настоящей поэзии. И оба погибли… Успели ли они исполнить предназначение? Я думаю, что успели, хотя книги, при жизни изданные, у обоих вмещались в один пиджачный карман…"

Околица родная, что случилось?

Окраина, куда нас занесло?

И города из нас не получилось,

И навсегда утрачено село.

Взрастив свои акации и вишни,

Ушла в себя и думаешь сама,

Зачем ты понастроила жилища,

Которые ни избы, ни дома?!

Как будто бы под сенью этих вишен,

Под каждым этим низким потолком

Ты собиралась только выжить, выжить,

А жить потом ты думала, потом...

40. Борис ПРИМЕРОВ. Отказался жить в условиях ельцинского режима. Отказался видеть разрушенную русскую Державу. Ещё один из поколения "детей 37 года"... Его поэтическая звезда ярко вспыхнула ещё в годы учебы в Литинституте. Его стихи – то земны, то космичны, подобно стихам его великого предшественника Павла Васильева.

Я хорошо знал Бориса. Мы в те семидесятые-восьмидесятые годы дружили домами. Он часто бывал у меня на станции "Правда", я любил рыться в его уникальной библиотеке. Борис был книжник, энциклопедист. Он знал и любил русскую историю. Он был не просто русским поэтом. Он был державным поэтом. Он мог сколько угодно критиковать власти, но всё, что созидалось во имя Державы, приводило его в поэтический восторг. Вот почему он восхищался деяниями Петра Великого. Вот почему после развала Родины написал свою уже знаменитую "Молитву":

Боже, который Советской державе

Дал процвести в дивной силе и славе,

Боже, спасавший Советы от бед,

Боже, венчавший их громом побед.

Боже, помилуй нас в смутные дни,

Боже, Советскую власть нам верни!

Молим Тебя в эти горькие дни.

Боже, державу былую верни!

Молим, избавь нас от искушенья

И укажи нам пути избавленья.

Стонет измученный грешный народ,

Гибнет под гнётом стыда и невзгод.

Боже, лукавого власть изжени,

Боже, Империю нам сохрани!

41. Валентин УСТИНОВ. Меня всегда влекло природное волхование в поэзии Устинова. Валентин Устинов в своих стихах воспевает свой северный край, неповторимый и самобытный. В его стихах отражается не только внешняя красота явлений, народных поверий и пейзажей, передаётся их живость и дух. В его поэзии вы найдёте и молитвенность исповедующегося человека, и весёлое озорство игры, и наслаждение от земной мастеровитой работы, и откровенность земной любви.

Я так тебя любил, что до сих пор

давлю мужские зубчатые слезы,

когда в полночном дымчатом окне

восходит белый свет твоей берёзы

и молча входит в комнату ко мне.

И нежным светом – снежно отражённым –

сияет простыня над пустотой.

И я лежу – сражённый и сожжённый –

твоей высокой, страстной наготой.

Не ведаю за что, но как награда

сжигала грудь звезда ночного рта.

И в краткость рая, и в бескрайность ада

вели меня пречистые врата.

И волосы летели мне в лицо,

как ветви той берёзы, что качала

меня в своих объятьях и кричала.

И каждый миг концом был и началом –

как жизнь и смерть, отлитые в кольцо.

42. Владимир КОСТРОВ. Человек потрясающе русского слова. Сам поэт пишет: "Я всё-таки принадлежу к людям, которые не стремятся превратиться в некий застывший кристалл, а хотят всё то хорошее, что в них есть, растворить в людях. Я могу уйти в свой народ и остаться в нём строчками, песнями, стихами. Пусть даже безымянными…" Мне в поэзии Кострова больше всего помнится строчка, которую он сам приписывает какому-то графоману. Я её часто повторяю в самых безысходных ситуациях – и помогает: "Но чтобы вывод под стих подвесть, В нём были такие слова; "Жизнь такова, какова она есть, И больше – никакова!" Таких запоминающихся строчек у него много. Сам поэт никогда не гнался за быстрым успехом, писал добрые и простые, берущие за сердце читателя стихи. При всей кажущейся простоте, его стихи – афористичны.