Андрей Саломатов - Серый ангел

• Название: Серый ангел
• Автор: Андрей Саломатов
• Издательство: Любимая книга
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2006

Побольше бы таких митингов, говорили граждане, расходясь по домам.

---

— Хоть что-то, — внимательно разглядывая вантузы со стульчаками, сказала она. — Другие, которые не ходили на митинг, наверное, вообще ничего не принесли.

Праздник был немного смазан, но только до третьей рюмки. Отходчивое сердце супруги оттаяло, все повеселели, заговорили о вечере. В пять часов должны были приехать сестра Татьяны Васильевны с мужем. А главное, после всех этих событий было что рассказать родственникам, и этого обсуждения сегодняшнего митинга хватило бы кумовьям до самого утра.

После завтрака жена с тещей отправились на кухню мыть посуду. Размякший от обильной пищи и «Перцовой», Николай Петрович вытянул из пачки сигарету и вышел на балкон.

Колыванов чувствовал себя почти счастливым. Правда, на балконе его ждал сюрприз, до того невероятный, что он выронил сигарету с зажигалкой и замер, словно его внезапно настиг приступ каталепсии. На стуле, где в теплое время года Николай Петрович любил выкурить сигаретку, сидело странное существо. Внешне оно напоминало человека, но явно принадлежало иным, не известным ему мирам. Гость был пепельно-серого цвета, абсолютно голый и без каких-либо признаков пола. Над костлявыми плечами пришельца, одно выше другого, торчали настоящие крылья. Прохладный ветер шевелил на них серые с металлическим отливом перья, и существо зябко поеживалось.

— Ты кто? — не зная, броситься назад в квартиру, позвать жену или остаться, спросил Колыванов.

— Я Ангел справедливости, — с хрипотцой ответил гость. — Извини, Николай Петрович. Плохо себя чувствую. Решил у тебя на балконе немного отдохнуть.

— Ангел справедливости? — разглядывая пришельца, растерянно повторил Колыванов. — А почему не белый? Справедливости же.

— Потому и не белый, — ответил Ангел и сразу пояснил: — Если смешать справедливость последнего подонка со справедливостью первого праведника, получится вот такой цвет.

— А зачем смешивать? — не понял Николай Петрович. — Справедливость всегда должна быть белой.

— Не скажи, — грустно усмехнулся Ангел. — На земле много людей, которые стараются исправить несправедливость, чтобы причинить ее другим. Вот ты сегодня вместе с ними грабил магазины…

— Я не грабил, — зардевшись, перебил его Колыванов. — Вон, по телевизору показывают, люди доллары домой коробками носят, заводы себе присваивают. Это те заводы, которые наши деды и отцы строили, а матери на них ударно работали. Разве это справедливость? Вот мы ее и восстанавливали.

— Восстановили? — поинтересовался Ангел.

— Немного восстановили, — ответил Николай Петрович и с досадой добавил: — Сын, зараза, поздно сказал.

— А тебе нужно столько вантузов? По-моему, одного на всю жизнь хватает, — вдруг сказал Ангел, и только сейчас Колыванов обратил внимание, какой у него печальный взгляд. Николаю Петровичу сделалось немножко стыдно, он пожал плечами и неуверенно признался:

— В общем-то, не нужно.

— Зачем же взял, если не нужно? — продолжал свой допрос Ангел.

— А больше ничего не было, — ответил Колыванов. — Я же говорю, опоздал. Сын, зараза…

— Ты не понял: зачем ты взял, если не нужно? — повторил Ангел.

— Справедливости ради, — не понимая, чего от него хотят, ответил Николай Петрович. — Нас ограбили, вот мы часть себе и вернули.

— Так ты же взял то, что тебе не нужно, — терпеливо продолжал Ангел.

— А больше ничего не было, — закончил Колыванов.

Некоторое время оба молчали. На лице Ангела читалась смертельная скука. Одно крыло уныло свесилось вниз, длинные костлявые пальцы отстукивали на колене дробь, и Николаю Петровичу показалось, что он слегка потемнел, то есть стал еще более серым. Не смея его побеспокоить, Колыванов переминался с ноги на ногу, с тоской поглядывал через стекло в квартиру, где еще витали запахи праздничного завтрака, и гадал: случайно Ангел справедливости навестил его скромную персону или этот визит — подарок судьбы и следует ожидать в своей жизни приятных перемен?

Наконец Ангел стряхнул с себя оцепенение и устало проговорил:

— Хорошо, я помогу тебе. Так сказать, осчастливлю.

— Как? — не веря своей удаче, обрадовался Николай Петрович. В голове у него замелькали цветные картинки, одна другой краше: роскошная двухуровневая квартира, загородный дом величиной с соседний Дом Культуры, иномарка ценой в их подъезд.

— Я верну тебя назад к концу митинга, — ответил Ангел. Колыванов громко проглотил слюну. Подарок Ангела несколько разочаровал его.

— А я буду помнить? — прикидывая в уме, что это сулит и чем грозит ему, поинтересовался он.

— Будешь, будешь, — ответил Ангел.

— Тогда давай.

Николай Петрович не успел моргнуть, как снова оказался в толпе празднично одетых людей. На сцене последний оратор месил кулаками воздух и чеканно выкрикивал в микрофон гневные слова. Но Колыванов не слушал. Подивившись столь невероятному перемещению во времени, он стал протискиваться влево, в сторону ближайшего магазинчика. Николай Петрович не знал, в какой момент толпа бросилась восстанавливать справедливость, была ли на это команда или подогретые речами граждане сами кинулись на штурм. Он помнил лишь, что Ангел послал его в конец митинга, и заторопился.

Оказавшись в нескольких метрах от дверей магазинчика, Колыванов остановился и наконец прислушался к тому, что говорят с трибуны.

— Все это ваше! — широко раскинув руки, прокричал оратор. — Все это построено вашим непосильным трудом!

Последняя фраза отозвалась в душе Николая Петровича болезненным чувством ограбленного труженика, и он снова, как и в первый раз, ощутил революционность момента, который создавал в воздухе электрическое напряжение.

Беспокойство все больше охватывало Колыванова. Он был единственным человеком, кто знал, чем закончится митинг, но это знание не облегчало ему жизнь и действовало на нервы. Куда спокойней было бы не знать и вместе со всеми целиком отдаться революционной стихии, дать себя затопить справедливому гневу и, не раздумывая, броситься на штурм.

Внезапно Николай Петрович сообразил, что не там стоит. Следовало идти к универмагу или хозяйственному, где продавались дорогие вещи. Едва Колыванов об этом вспомнил, как его прошиб холодный пот. Один он не смог бы унести не только холодильник, но и стиральную машину. Бежать домой за подмогой было поздно, все могло начаться с минуты на минуту. Оставалась одежда. Можно было пойти к универмагу первым, дождаться митингующих, дать им ворваться внутрь и на плечах авангарда войти в магазин. Но и здесь была опасность опростоволоситься. Вдруг Ангел решил сморозить какую-нибудь шутку, толпа не дойдет до универмага, и тогда ему опять ничего не достанется. Народ без него, без Колыванова, потащит домой коробки с макаронами, ящики с водкой, колбасой и красной икрой. От этой жуткой мысли Николай Петрович даже застонал. Так трудно было на что-то решиться.

Судя по протяжному воплю, который издал оратор, митинг подходил к концу. Толпа заволновалась, зашумела, словно роща от предгрозового порыва ветра. Затем народ двинулся с площади. Времени на размышления не оставалось, и нервы у Колыванова не выдержали — он первым бросился к ближайшему магазинчику. Следом за ним туда ворвались с десяток митингующих, и Николай Петрович неожиданно для себя истерично закричал:

— Давай, братва, налетай!

Звон разбитого стекла, пронзительный визг продавщиц только раззадорили Колыванова. Он проскользнул между двумя опешившими покупательницами и рванулся к подсобке, где хранились основные запасы. Неожиданно навстречу ему выскочил хозяин магазина. Лицо у него было перекошено от ненависти и страха, в руках он держал бейсбольную биту, но Николая Петровича это не остановило. Он уже вошел в раж и был настолько взвинчен, что полез бы и на автомат, и на целый танковый полк.

— Уйди, гад! — неистово заорал Колыванов и запрыгнул на стойку. — Хватит, попили нашей кровушки!

Николай Петрович хотел было добавить об отцах и дедах, которые строили этот магазин, но не успел. Не целясь, хозяин врезал ему битой по голове, и свет в глазах Колыванова померк.

Очнулся Николай Петрович на больничной койке. В голове монотонно гудел Царь-колокол, губы прикипели друг к дружке, а пересохший язык отказывался шевелиться. Колыванов с трудом разлепил глаза. Он потрогал голову и понял, что она туго перебинтована.

Николай Петрович огляделся. Он лежал в больничной палате на восемь коек. Никого из соседей почему-то не было видно, хотя на тумбочках стояли всевозможные баночки, бутылки, чашки и пакеты с соком. Мятые, разобранные кровати также говорили том, что он лежит не один. Колыванов повернулся к окну и увидел знакомую щуплую фигуру Ангела справедливости. Нахохлившись, словно большая хищная птица в зоопарке, тот печально смотрел на него и молчал.