Лариса Кондрашова - Замуж - не напасть

• Название: Замуж - не напасть
• Автор: Лариса Кондрашова
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2004

Подруги… как прожить без них женщине?

С кем поделиться радостью и горем, кому открыть свои самые сокровенные тайны?

Кто поможет пережить трагедию?

Кто поможет обрести счастье?

Перед вами — история ЧЕТЫРЕХ ПОДРУГ…

Женя, рискнувшая уйти от равнодушного, холодного мужа, начинает жизнь — и с удивлением обнаруживает, что красива и ДОСТОЙНА ЛЮБВИ…

Нина, «женившая» на себе слишком благородного парня, страдает от чувства вины…

Юлия, современная Анна Каренина, бросает внешне счастливую семью во имя СТРАСТИ…

Маша, которую болезненно ревнует супруг, живет в ПОСТОЯННОМ СТРАХЕ РАСПРАВЫ…

Четыре женщины. Четыре судьбы. Четыре любви!

---

— Тебе показалось.

— Нет. Теперь же ты смотришь по-другому, и мне это не кажется. Почему?

— Церковь говорит: не судите — не судимы будете. Раньше я не задумывалась над этим и даже находила утверждение несуразным: как так, не судите?! А теперь поняла, как это мудро! Кто из нас без греха? Свои бы отмолить!

— У тебя? Грехи?

— А ты видишь во мне ангела? Спасибо.

— Не хочу навязывать тебе своё общество, — просительно улыбается Роберт, — но разреши изредка тебе звонить? И поздравить тебя с днём рождения.

— Это ещё не скоро — 25 декабря.

— Я запомню, — серьёзно говорит он.

Евгения смотрит в его глаза: в них печаль, но боли уже нет.

Глава двадцать вторая

— Лопухина! — кричит в трубку Виктор, так что она отодвигает её от уха и спрашивает:

— Ты чего орёшь?

— Достали-таки твоего мента! Убить — не убили, но вломили по первое число! И кое-что у него отобрали, но это не телефонный разговор!

— Кто тебе сказал, что он — мой? — бурчит Евгения.

Она так удобно расположилась в кресле, закуталась в плед. Отопление включили неделю назад, но, видимо, перестояв в бездействии, котлы никак не раскочегарятся — трубы чуть тёплые. Возможно, где-то в них скопился воздух, и их надо продуть — перед началом отопительного сезона в нормальных семьях этим занимаются мужчины. Ей же надо кого-нибудь просить, что себе дороже!

Теперь придется откладывать интересную книгу — Колин Маккалоу "Леди из Миссалонги", одеваться, тащиться в такую сырость в соседний дом, чтобы услышать подробности, которые Витька мог бы сообщить и по телефону…

Он открывает дверь лишь Евгения прикасается к звонку.

— Стол уже накрыт! Небось, сама себе не готовишь, ленишься? Только в гостях и наедаешься? А я картошечки нажарил!

Что Витька умеет, так это жарить картошку. Она у него всегда тонкая, хрустящая, румяная — настоящее лакомство!

Евгения тоже не с пустыми руками пришла. Президентский шофер Савелий с разрешения Валентина Дмитриевича, а потом и Семена Борисовича — по утрам подвозит её на работу. За месяц с небольшим они успели плотно скорешковаться, и если Савелий для себя что-то достает — а этот проныра всегда держит нос по ветру! — непременно делится с Евгенией. И сейчас она вытаскивает из пакета огромного вяленного леща — не пересоленного, не пересушенного — даже на глаз видно, какой он жирный и блестящий.

— Женька! — гастрономически стонет Виктор и подталкивает её в комнату. — Раздевайся, а я — за пивом! Одна нога здесь, другая там, ты не успеешь и в зеркало глянуть!

Виктор, несмотря на обилие знакомых женщин, подарками не задарен и самым невинным презентам Евгении радуется, как ребенок. Он сам охотно раздаривает всё, на что падает взгляд его гостей, наверное, потому они считают, что ему ничего не надо, такому, вещами необременённому.

Возвращается он быстро — "комок" в соседнем доме, пиво там всегда холодное и не слишком дорогое.

Евгения успела почистить и порезать рыбу, но раскладывает её не на тарелке, а на газете — так, утверждает её товарищ, гораздо вкуснее.

— Молодчина! — он чмокает её в лоб и выставляет банки с пивом на стол. — Ну, чем у нас не тандем? Понимаем друг друга с полуслова и, заметь, за полгода ни разу не поссорились!

А ведь правда, знакомы они уже полгода! Быстро летит время. Только почему-то всё чаще её приятель заговаривает о них, как о паре. "Наверное, пора сваливать в сторону, — думает Евгения, чего человеку зря мозги компостировать? И разве не он сам проповедовал свободу от семейных отношений? Выходит, прокололся на собственном кредо. Тоже мне, гусар! Исследователь женщин!"

— Ты не забыл, зачем я пришла? — спрашивает она.

— Ради Бога! — притворяется он. — Кровать за спиной, только покрывало откинуть… Ладно тебе глазами сверкать! Уже и пошутить нельзя. Пистолет мы у Зубенко отобрали. Он пушку-то выхватил, а у Стёпы реакция — будь здоров! Старый рукопашник. Он его и вырубил. Попинали маленько — месячишко проваляется. Что такому сделается?

— Кошмар! — у Евгении даже дыхание сбивается. — А если он вас где-нибудь увидит и узнает? У него знаешь, какая память на лица?

— Я старался особо не рисоваться, — уже менее уверенно говорит Виктор, — а Стёпа вообще из Николаева, он домой уехал!

— Пистолет… он у тебя? — спрашивает Евгения.

— У меня, — залихватски говорит он и лезет на полку с книгами. — Вот он!

— Похоже, все самые эксцентрические комедии из жизни! — неодобрительно качает она головой. — Ты бы ещё его в авоське по городу носил, как Никулин в "Бриллиантовой руке"!

Она осторожно берёт в руку оружие.

— Макаров! — хвастливо комментирует Виктор, как будто он сам его изготовил.

— "Ходим мы по краю, ходим мы по краю"… — поёт ему Евгения и ещё раз примеривается к рукоятке: нет, никаких воинственных чувств в ней не пробуждается. — Возьми и выбрось его!

— Вот ещё! — хмыкает Виктор. — Я его уже Семёну пообещал подарить.

— Кому? — не верит она своим ушам.

— Мужику одному, мы вместе с ним работаем…

Во что она ввязалась? Ведь это уже не шуточки, а, говоря языком закона, уголовно-наказуемое деяние. Если бы она с самого начала остановила Витьку, запретила бы ему думать о мщении, уговорила…

— Я его заберу, — твёрдо говорит она.

— Как это, заберу? — пытается возмутиться он. — Мы его добывали, рискуя жизнью… или свободой!

— Именно поэтому! И если ты хорошо подумаешь, без лишних эмоций, поймёшь, что я права.

К счастью, Виктор лучше относится к женщинам, чем многие другие мужчины и знает, когда они вот так твёрдо на чём-нибудь настаивают, это не может быть просто капризом и стоит прислушаться.

Он с сожалением провожает глазами пистолет, который Евгения, завернув в бумагу, прячет в свой полиэтиленовый пакет, что, если глубоко задуматься, не намного лучше авоськи.

— Он у тебя оружие для чего просит? Поиграть или перед девочкой пофорсить?

— Ему надо одного своего должника припугнуть.

— А тот заявит в милицию. А милиция у твоего Семена сделает обыск. Сколько сейчас дают за хранение огнестрельного оружия? Не знаешь? Добавь, украденного у сотрудника милиции! А там прижмут твоего Семена: где взял? А он скажет: мне друг Витя Приходько подарил.

— Не скажет, — неуверенно бормочет Виктор.

— Надейся на лучшее, а готовься к худшему!.. Какой ты, Витька, легкомысленный! Мне знакомый говорил, что собаки — нестареющие дети. А хочется перефразировать: мужчины — нестареющие дети…

— Хватит тебе ругаться! — отбивается он. — Пиво согревается от твоих разговоров.

— Больше всего я ругаю себя! — сокрушается она. — Все же смерть Маши окончательно выбила меня из колеи. Учти, Сергей тебя найдет! Рано или поздно.

— Не найдет. У нас большой город.

— Для его энергии даже маловат!

— Что мне теперь, застрелиться, что ли?

— Как только почувствуешь что-то неладное, немедленно увольняйся и куда-нибудь уезжай!

— Интересно, куда?

— На Крайний Север. Там живет моя подруга. С мужем! Я напишу. Поживешь, пока не станет безопаснее.

— Приятно, что ты обо мне так заботишься.

— Потому, что волей-неволей я и в твою судьбу вмешалась. И больше не хочу ничьей жизнью рисковать!

— Понял! Но сегодня я ещё могу выпить пива? Не слишком оно повлияет на мою судьбу?

— Юморист-одиночка! — хмыкает Евгения. — А Машу все равно не вернешь.

Она с удивлением замечает, что произнося эти слова, почти не ощущает боли от потери. Неужели она — такая черствая?

Но тут же возражает самой себе: а память? Разве забудет она Машу? Наверное, недаром говорят: живым — живое.

— Мы будем её помнить, — словно отвечая на мысли Евгении говорит и Виктор.

И они начинают пить пиво с рыбой, закусывая все это жареной картошкой. Тут же стоит огнетушитель с импортной шипучкой а ля шампанское.

— Вот так мы и живем, — задумчиво говорит Евгения, — смерть и рождение, радость и горе, пиво, рыба и шампанское.

— Ты чего это вдруг? — удивляется Виктор.

— Люди — существа несовершенные, — заключает она, — и в коктейле их жизни каких только компонентов нет!

— Это все потому, — ставит диагноз её сотрапезник, — что вместо занятий любовью некоторые женщины строят из себя философов!

Кто о чем, а вшивый — все о бане!

Домой Евгения приходит довольно рано. По крайней мере, спать ещё рано.

— У меня куча дел! — открестилась она от его настойчивых попыток оставить её у себя.

Савелий обычно заезжает за ней в половине девятого, но сегодня он звонит без двадцати восемь и загадочно сообщает:

— Такое дело, Евгения, я тебя сегодня подвезти не могу. И не спрашивай, в фирме сама узнаешь.

Она не очень огорчается. Собирается не спеша и потом едет до работы самым малым ходом, не автобусом-экспрессом, как обычно, а троллейбусом. Ей даже удается сесть, и она с удовольствием читает купленную в киоске "Комсомолку".