Василий Великанов - Повесть об укротителе

• Название: Повесть об укротителе
• Автор: Василий Великанов
• Издательство: Пермское книжное издательство
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1958

… Около харчевни толпились люди, и оттуда слышались крики, смех и задорное улюлюканье. Командир подошел к толпе и, протиснувшись вперед, увидел светло-бурого, курчавого, с коротким коренастым туловищем медведя, привязанного к столбу цепью. Ребятишки бросали в него камешки и смеялись. Медведь сердито рычал и рвался с цепи, чтобы схватить своих обидчиков, но ошейник его душил, зверь хрипел и грыз цепь. Взгляд его был угрюм, маленькие карие глаза метались из стороны в сторону.

— Ребята, не надо дразнить зверя, опасно, — сказал командир и, вынув из кармана шинели кусочек чёрного хлеба, показал его медведю. Тот встал на задние лапы и потянулся за хлебом, но человек вёл свою руку по кругу над мордой зверя, и медведю в погоне за хлебом пришлось обернуться вокруг себя.

В толпе послышался смех. Кто-то крикнул:

— Э, гляди, танцует! Учёный!..

---

Балансируя, львы медленно шли вперед, за ними осторожно шагал медведь, а за медведем, приседая, крался волк. Вот и получилась живая цепочка из зверей, но она ещё ненадежна и может в любом звене порваться…

Значительно труднее давалась живая «постель». Всех животных надо было уложить рядышком, вплотную друг к другу, и лечь на них самому дрессировщику. Поодиночке они ложились охотно и спокойно переносили привалившегося к ним хозяина, но лечь рядом друг с другом никак не хотели. Когда зверь на ногах, он чуствует себя уверенно и смело, а как лег, так и гляди, кто-нибудь набросится на лежачего. Ненадежное положение!

Султан и Фатима охотно ложились рядышком, и так же послушно укладывался возле Фатимы Пипо, но Мишук сторонился опасной «постели», а волк даже в сторонке не хотел ложиться. За Абрека взялась Мария Петровна, и волк по её команде стал ложиться.

Уложив зверей в «постель», Николай Павлович слегка наваливался на них и так упирался локтем, чтобы можно было, в случае опасности, быстро вскочить. Стоя на ногах, дрессировщик — хозяин положения.

Поглаживая животных рукой и кнутовищем, Николай Павлович говорил мягко, нараспев:

— Тихо, Мишук, Спокойно, Абрек, Султа-ан, лежа-ать. Пипо-о, молча-ать.

Но если кто-нибудь чуть шевелился, моментально все вскакивали, косились друг на друга и рычали.

Около решётки снаружи стояли на страже Мария Петровна и Ваня, В руках они держали длинные железные вилы и незажжённые факелы, а возле них стояли ведра с водой. Клавдия Никандровна отказалась быть на тренировках.

— Сердце мое не выносит, — сказала она, — Не могу глядеть, как Коля со зверями в обнимку ложится.

Постепенно звери привыкли к «постели» и лежали спокойно, но Абрек иногда вскакивал и пугал всех остальных дверей. Надо наказать его в тот самый момент, как только он начнет подниматься. Лежа на зверях, Николай Павлович взмахнул бичом и кончиком его достал поднимавшегося волка.

Все животные разом вскочили, а Султан, вскакивая, взмахнул лапой и зацепился когтями за кожаную куртку: рванул и зарычал. Когти прошли в куртку насквозь, но она оказалась столь крепкой, что не порвалась. Лев зарычал громче и сильнее стал дёргать лапу, пытаясь освободиться от кожаного капкана. От этих рывков Николай Павлович еле удерживался на ногах,

— Султан, спокойно, Султан, тихо, — успокаивал льва Ладильщиков, поглаживая его кнутовищем и пытаясь освободить лапу из куртки. Но освободить кривые когти не удавалось. Ладильщиков выхватил из кармана «финку» и отхватил полу кожаной куртки. Освобождённый Султан яростно вцепился зубами в кусок кожи и разорвал её на маленькие клочки. После этого он отошёл в сторону, лег а стал облизывать пострадавшую лапу.

Только сейчас Николай Павлович понял, что нельзя тушировать[7] зверей в «постели», В этом положении должно быть полное взаимное доверие и спокойствие.

Во время тренировок львы вели себя по-разному: Фатама была более подвижной, ловкой и ласково-игривой, а Султан — медлительный, сумрачный и торжественно-важный. Но и с ним можно было проделывать сложные номера, хотя и выполнял он их не всегда охотно.

— Султан, ко мне! — приказывал хозяин, маня его кусочком мяса и впиваясь взглядом в его глаза.

Лев не трогается с места — ему не хочется идти на зов, так как он чувствует, что хозяин заставит его работать, Лев отворачивает морду — он не может переносить упорного взгляда своего хозяина.

— Султан! — громко и строже напоминает дрессировщик.

Лев спрыгивает и прячется за свою тумбу. Может, не увидит хозяин, отстанет. Но хозяин видит все. Он слегка туширует льва бичом, напоминает ему о том, что не подчиняться нельзя, и настойчиво, резко кричит:

— Султан, ко мне!

Лев, наконец, подчиняется. Что поделаешь? Надо идти, Николай Павлович садится на льва верхом и, ухватив его за челюсти, задирает голову вверх и широко открывает ему огромную клыкастую пасть. Лев хрипло рычит «хла-ар», но не вырывается.

Открывая льву пасть, Николай Павлович страховал себя от укуса: он натягивал на клыки губы и лев опасался смыкать челюсти — укусишь самого себя.

На прыжки через барьер первого пустили Пипо, а за ним пошли львы и волк. Этот трюк звери усвоили довольно быстро, но смотреть на арене простые звериные прыжки, пожалуй, будет не очень интересно. Надо этот трюк оживить какой-нибудь шуткой.

Когда звери начинали прыгать через барьер, Николай Павлович говорил:

— Что-то лениво прыгают. А ну-ка, Мишук, поддай-ка им жару.

Он подводил медведя к барьеру, и в тот момент, когда зверь с разбегу готов был сделать прыжок, Николай Павлович взмахивал кнутовищем, как бы стремясь ударить прыгуна под заднее место. Зверь пугался и делал огромный прыжок.

Николай Павлович брал лапу медведя и взмахивал ею на прыгающих зверей. Мишук быстро усвоил этот жест и смело поддавал и Дипо, и Фатиме, и волку. Но как только появлялся на дорожке Султан, медведь пятился и прятался за хозяина.

После каждого выполненного движения и трюка Николай Павлович смело подходил к животным и ласково трепал их по шее гладил с заметным нажимом, приговаривая тихо, но твердо. «Браво, Султан. Хорошо, Абрек».

— Надо их ласкать решительно и властно, чтобы они чувствовали силу и тяжесть человеческой руки. — скачал Николай Павлович, — вот почему, Ваня, надо быть сильным.

— Дядя Коля, и как это вы не боитесь Султана, когда он огрызается? — спросил Ваня

— Нельзя, Ваня, отступать перед зверем и показывать ему свой страх. Тогда мы потеряем над ним власть. Таков уж закон приводы: кто убегает от зверя на того он нападает, а кто сам на него наступает, от того он уходит.

— Но ведь лев сильнее человека.

— Конечно, сильнее, но звери инстинктивно боятся человека. Львы, наверно, и не догадываются о том, что могли бы убить меня одним ударом лапы.

— Дядя Коля, а звери понимают слова? — спросил Ваня

— Нет, Ваня, животные не понимают смысла слов.

— Но ведь они слушаются вашей команды?

— Слушаются, Ваня. Они запоминают характер звука и интонацию слов, а не их смысл. Вот я тебе сейчас это покажу. Пойдем к ним.

Они подошли к клетке, в которой находилась львица.

— Фатима! — отрывисто, резко произнес Николай Павлович — Иди ко мне! Милая! Хорошая! Иди! Я при-ласкаю тебя! Ну?!

Львица вздрогнула и отошла к противоположной стенке недоверчиво посматривая на хозяина. Ее испугал грубый тон его слов.

— Фати-имка, — нараспев, мягко, ласково заговорил Николай Павлович, — я тебя побью-ю, зверю-юга, гадкая, проти-и-вная… Иди от меня.

Львица подошла к решетке, около которой вплотную стоял Николай Павлович и, по-своему мурлыкая, стала тереться боком.

— Видишь? — спросил Николай Павлович.

— Вижу. А почему же, дядя Коля, Владимир Дуров пишет, что он даже гипнотизировал животных? Если зверь не понимает слов, то как же он поймет человеческую мысль?

— О, да ты. я вижу, Ваня, стал разбираться кое в чем. Конечно, Владимир Леонидович — замечательный знаток дрессировки, и он прав в том, что животное — это не машина, а живое существо и к нему надо относиться гуманно, с состраданием, но в отношении гипноза животных он явно перехватил. Ты ведь читал Бехтерева и Павлова? Все дело, Ваня, в рефлексах.

— Ну, а взгляд-то человека звери всё-таки понимают?

— Не столько, Ваня, понимают, как чувствуют. Когда я зверя фиксирую глазами, он побаивается строгого взгляда. Но это далеко не гипноз.

Чем больше Ваня читал о животных, присматривался к ним сам и слушал своего учителя, тем более интересными они ему казались. Они лишены самого дорогого для всего живого — свободы, воли и, наверно, страдают. Их надо беречь и жалеть. Дуров прав: надо так себя вести, чтобы животные видели в тебе не врага, а друга.

Зверей надо было ещё приучать и к музыке. Ведь в цирках играют оркестры. Николай Павлович умел играть на саратовской гармошке. Во время очередной тренировки Николай Павлович вошел в вольер с гармошкой и заиграл протяжную песню «Уж ты сад, ты мой сад, сад зеленёнький».

Львы, слушая музыку, наклонили головы набок, Пипо заскулил, Абрек завыл, а Мишуку музыка явно не понравилась. В то время, когда Николай Павлович проходил вблизи него, медведь ударил лапой по гармошке. Гармонь сипло пискнула и с разорванными мехами упала к ногам хозяина.

Надо было приучать зверей не только к музыке, но и к публике, к шуму и аплодисментам. Во время тренировочных занятий во двор к Ладильщиковым сбегалось много соседских ребятишек. Окружив вольер и вытаращив глаза, они замирали и, казалось, не дышали, боясь проронить слово. Николай Павлович весело спросил:

— Ребята, нравится вам?

— Нравится, — робко, тихо ответили мальчишки.

— Ну так давайте, ребята, пошумим и похлопаем. Да погромче!

Ребята постарались: все разом они так громко закричали, захлопали в ладоши и засвистали, что звери шарахнулись в разные стороны, собаки залаяли и даже попугай в сарае затараторил: «Тико-тико-тико». — Тише, ребята! — остановил их Николай Павлович. — Вы уж очень громко; и не свистите. На свист мы не рассчитываем.