Лариса Кондрашова - Шоу для завистницы

• Название: Шоу для завистницы
• Автор: Лариса Кондрашова
• Издательство: АСТ
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-17-048418-8

Хозяйка самого успешного детективного агентства в провинциальном городе Ванесса Павловская красива, состоятельна, успешна и… одинока.

Конечно, работа отнимает у нее много времени, и чаще всего подумать о личной жизни попросту некогда.

Однако когда Ванесса случайно спасает от верной гибели отца известного московского предпринимателя Михаила, ее жизнь резко меняется.

Михаил, энергичный и мужественный, сразу же понимает, что судьба наконец-то подарила ему долгожданную встречу с женщиной, о которой он мечтал много лет…

---

Не понимаю, отчего вдруг у меня вспотели руки, и я поочередно вытираю их о свое сырое, несмотря на зонт, пальто. От этих косых резких струй, которые бьют тебя, как автоматные очереди, спрячешься разве что внутри помещения, а вовсе не на этой продуваемой со всех сторон улице.

И вот так всегда: ничего меня не может остановить, если я считаю, что выполняю свой долг. Даже двое мальчишек на заднем сиденье машины, один из которых — мой единственный сын.

Вот это идиотское, всасываемое с молоком матери — кто, если не я? — всю жизнь мешает жить мне весело и беззаботно. Как я ни пытаюсь уговорить себя: посмотри, другие живут совсем не так! Им ни до чего нет дела! Они бы проехали и даже не заметили эту несчастную машину, а я прусь к ней, несмотря на нехорошее предчувствие.

Странно, что именно в такие минуты в моем мозгу с какой-то космической скоростью носятся мысли о моей прошлой жизни и о том, как я выкарабкивалась из самых сложных ситуаций только на вере в свои силы. Вот и сейчас, несмотря ни на что, я верю, что справлюсь. Только потяну на себя дверцу автомобиля со стороны водителя…

Дверца открывается легко, и тело сидящего за рулем мужчины начинает вываливаться наружу. Я успеваю подхватить его, отмечая, что он слишком тяжел для того, чтобы я попыталась его из-за этого руля извлечь. Кое-как усадив неподвижное тело на сиденье, я первым делом решаю разобраться, жив водитель или нет. Вот ведь какая ерунда. Оказывается, я забыла, как это делать — определять, есть пульс у человека или нет? Потому и притрагиваюсь пальцами к его шее — так делают герои американских фильмов — и обнаруживаю слабое биение. Значит, еще жив! И я звоню в «Скорую помощь» со словами:

— Срочно приезжайте, мужчине плохо!

— Фамилия? — привычно спрашивают меня в трубке.

— Да откуда я знаю! На перекрестке улиц Мира и Когана стоит машина, а в ней сидит этот мужчина, который, кажется, еще жив.

— А если мертв?

— Так кто будет в этом убеждаться: я или вы? У меня, между прочим, в машине двое детей, и я не могу стоять здесь под дождем, изображая собой скульптуру скорбящей матери!

Черт меня понес! Вечно ищу приключений на свою…

— Подождите! — забеспокоились в трубке. — К вам выезжает кардиобригада.

— А чего мне ждать? Я все равно не знаю, кто это, и ничего не смогу вашей бригаде рассказать, кроме того, что просто ехала мимо.

— Так положено, — строго говорят мне.

И я остаюсь. Только опять перехожу на другую сторону и сажусь в свою машину. Когда, в самом деле, эти врачи приедут!

— Мама, — спрашивает с заднего сиденья Мишка, — а почему мы не едем?

— «Скорую помощь» ждем, — вздыхаю я.

Сын опять затихает, привычно придерживая рукой своего товарища, который во сне все норовит сползти с сиденья вниз. Михаил Лавров. У него фамилия отца, а я при разводе взяла свою девичью — Павловская.

Интересно, что в станичной школе, где я училась, мои учителя, вызывая меня по журналу, делали ударение на первом слоге, а в институте — на втором.

— Ванесса Павловская! — с восхищением повторял некто Евгений Лавров, ставший впоследствии моим мужем. — Отлично звучит.

Но потом, когда поднялся вопрос о перемене моей фамилии, стал настаивать, чтобы я взяла его — Лаврова.

— Тоже не последняя фамилия в Москве, — хвастался он.

— А у нас в крае — фамилия как фамилия. Лавровых полно. Как и лаврового листа, который везут к нам из Абхазии мешками…

Любила я приколоться над Женькой, уж слишком он носился то со своей московской пропиской, то с фамилией, то с мамашей, которая была дочерью "…той самой, — он закатывал глаза, — Лавровой".

Ту самую я видела в своей жизни всего лишь один раз и, надеюсь, последний. Наша встреча произвела на меня неизгладимое впечатление. Даже сейчас я иной раз просыпаюсь среди ночи в холодном поту и спрашиваю себя: почему я, вместо того чтобы отбрить ее, убрать с холеной физиономии презрительное выражение, что-то бекала-мекала и позволяла ей вести свою партию так, как заблагорассудится? Позволяла смешать себя с грязью, поселить в моей душе неуверенность в собственной значимости на всю оставшуюся жизнь! Шесть лет с той поры прошло, а я все не могу избавиться от мысли, что только один этот мой поступок бросил тень на мое доброе имя на вечные времена. По крайней мере все эти шесть лет я отчетливо помнила…

Меня приводит в себя звук сирены. Подъехала «скорая помощь». Я опять выхожу из машины…

Врачи действуют быстро. Определяют:

— Жив!

И быстро грузят мужчину на носилки.

— Скажите свою фамилию, — не столько говорит, сколько требует молодой врач, не без интереса посматривая на меня.

Я сую ему в руки визитку и иду к своей машине.

— Возможно, нам придется сообщить в милицию, — кричит он мне вслед.

Мой сын опять спрашивает:

— Теперь поедем?

— Поедем, — говорю я. Объяснять ребенку, отчего мы здесь торчим, не хочется.

Не станешь же в самом деле сожалеть, что помогла человеку. Может, его еще спасут…

«Лянчия» Кати въезжает во двор почти одновременно со мной, и она переносит спящего Димку в свою машину, пока я держу над ними зонт.

На мой вопрос, не зайти ли к нам в квартиру, подруга лишь отрицательно мотает головой.

— Устала как собака, — бормочет она, — сейчас впору упасть рядом с Димкой и не просыпаться до утра… А где ты задержалась-то?

— Ждала «скорую». Одному мужчине стало плохо.

— А, служба спасения, — кивает она, идя к своей машине под моим зонтом. — Да убери ты его!

Это она о моем зонте. Вот и делай людям добро!

— Не сердись, — просит она мне в спину. — Сегодня такая гадость вылезла: моя работница послала мою же модель на конкурс под своим именем, представляешь? Стала ее увольнять, а она на колени бухнулась. Рыдает. Причитает, мол, это все оттого, что ее зависть обуяла: почему одним все, а другим — ничего!.. Какой-то цирк, честное слово! Можно подумать, что зависть — оправдание непорядочности…

Я возвращаюсь и обнимаю Катю. Да по сравнению с ее бедами мои — так себе, и не беды вовсе. Подумаешь, воспоминание, которое шесть лет не дает мне покоя. И на память сразу приходит анекдот.

— Вот послушай: гуляют по глубокому снегу дог и такса. Дог говорит: «У меня уже ноги замерзли!» А такса: «Мне бы твои проблемы!»

Катя бледно улыбается:

— Это ты обо мне?

— Нет, о себе.

— Он хоть молодой?

— Кто?

— Ну, этот, тобой спасенный.

— Скорее пожилой.

— А в дамском романе он был бы молод и красив.

— Так то в романе.

Я ободряюще киваю терпеливо ждущему сыну, который смотрит на нас в приоткрытую дверь машины.

— Иди-иди, Мишка уже заждался.

Катя уезжает, а я иду к машине, вынимаю свое дорогое, любимое, вкусно пахнущее чадо и несу его в подъезд.

— Мама, я уже большой, — солидно говорит он, высвобождаясь.

Насколько его папочка не чувствовал за нас с Мишкой никакой ответственности, иначе не бросил бы нас в трудную минуту, — настолько мой сын жутко ответственный ребенок. Он никогда не съест вкусненькое, чтобы со мной не поделиться. Всегда спрашивает, не замерзла ли я, не плохое ли у меня настроение и почему. Если я кладу ему на тарелку что-то, а себе нет, он непременно спросит:

— А тебе осталось?

— Осталось-осталось, заботливый ты мой!

Дома я быстро разогреваю в микроволновке тушеную говядину. Что поделаешь, мы с сыном по гороскопу Львы, нам без мяса никак. Мишка никогда не откажется сесть со мной за стол, если к ужину натуральное мясо. Пусть даже незадолго до этого их в садике кормили.

Выходя из-за стола, он солидно благодарит:

— Спасибо, мама, было очень вкусно.

Через некоторое время я слышу из его комнаты звуки битвы, которые обычно производит мой сын, когда кричит за представителей обеих сражающихся армий поочередно, перемежая крики людей звоном мечей — или взрывом бомб. Даже фырканьем лошадей.

Помыв посуду, я усаживаюсь в кресло перед телевизором, наугад ткнув пальцем кнопку какого-то канала. На экране бубнит не то ученый, не то парапсихолог, но я не прибавляю звук, привычно уносясь в свое ретро.

Евгений Лавров появился в нашем институте на третьем курсе, переведясь к нам из своего крутого московского вуза. Крайне редко случалось, что от нас кто-то, жутко талантливый, переводился в Москву, но чтобы наоборот… По крайней мере на моей памяти такого прежде ни разу не происходило.

Конечно же, как всякое неординарное событие, это сразу обросло слухами и сплетнями. Говорили, что Лавров — сын богатых и знаменитых родителей, вырос, не зная ни заботы, ни труда, получал все, что хотел, и потому не слишком утруждал себя соблюдением норм морали. На этой волне и совершил что-то криминальное; якобы по вине Евгения погиб человек и его могли упечь в тюрьму на долгие годы, но тут мать с отцом подсуетились и отправили балованное дитя с глаз долой, вроде как в ссылку, в наш город.