Карл Маркс - Собрание сочинений, том 11

• Название: Собрание сочинений, том 11
• Автор: Карл Маркс
• Жанр: Философия

В одиннадцатый том Сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса входят статьи и корреспонденции, написанные с конца января 1855 по апрель 1856 года.

---

Комиссия Робака и английская олигархия! Комиссия Сколфилда и английский торговый класс! Отчет фабричных инспекторов и английские фабриканты! Под этими тремя рубриками можно наглядно представить физиологию классов, господствующих теперь в Великобритании.

Написано К. Марксом 23 июля 1855 г.

Печатается по тексту газеты

Напечатано в «Neue Oder-Zeitung» № 343, 26 июля 1855 г.

Перевод с немецкого

К. МАРКС ЛОРД ДЖОН РАССЕЛ[212]

Написано К. Марксом 25 июля— 12 августа 1855 г.

Напечатано в «Neue Oder-Zeitung» №№ 347, 359, 363, 365, 369 и 377; 28 июля, 4, 7, 8, 10 и 15 августа 1855 г. и в газете «New-York Daily Tribune» № 4479, 28 августа 1855 г.

Печатается по тексту «Neue Oder-Zeitung», сверенному с текстом газеты «New-York Daily Tribune»

Перевод с немецкого

I

Лондон, 25 июля. Лорд Джон Рассел любил цитировать старый вигский афоризм, что «партии похожи на улиток, у которых голова приводится в движение хвостом». Вряд ли он предполагал, что хвост, ради собственного спасения, отрубит голову. А лорд Рассел, если и не был главой «последнего из вигских кабинетов», был бесспорно главой партии вигов. Бёрк сказал однажды:

«Число поместий, угодий, замков, лесов и т. д., отнятых Расселами у английского народа, просто невероятно (quite incredible)»[213].

Еще более невероятной была бы слава, которой пользуется лорд Джон Рассел, и та видная роль, которую он имел смелость играть в течение более четверти столетия, если бы ключом к этой загадке не являлось «число поместий», захваченных Расселами.

Лорд Джон, казалось, всю свою жизнь только и делал, что охотился за постами, а добившись их, так яростно за них цеплялся, что утрачивал всякие притязания на власть. Так было в 1836–1841 гг., когда ему достался пост лидера палаты общин. Так было в 1846–1852 гг., когда он именовался премьер-министром. Призрачная сила, которой он обладал в качестве лидера оппозиции, штурмующей государственное казначейство, каждый раз улетучивалась в тот день, когда он приходил к власти. Как только Рассел из человека, находящегося Out [в оппозиции. Ред.], превращался в человека, находящегося In [в правительстве. Ред.], он сходил на нет. Никакой другой английский государственный деятель не обладал в такой степени способностью превращать силу в бессилие. Но и никто другой не умел так же ловко выдавать свое бессилие за силу.

Помимо влияния семьи герцога Бедфорда, младшим сыном которого был лорд Джон, призрачная власть, оказывавшаяся периодически в его руках, опиралась на отсутствие всех тех качеств, которые вообще делают человека способным властвовать над другими людьми. Его мелочный взгляд на вещи, как зараза, сообщался другим и в гораздо большей степени, чем самое изощренное искажение истины, порождал смешение понятий у его слушателей. Его истинный талант заключается в способности низводить все, чего бы он ни коснулся, до своих собственных карликовых размеров, сводить весь внешний мир к безгранично малому масштабу и превращать его в вульгарный микрокосм своего собственного изобретения. Его врожденная способность умалять великое может быть превзойдена только его редким умением выдавать ничтожное за великое.

Вся жизнь лорда Джона Рассела была построена на использовании фальшивых предлогов. Фальшивым предлогом была для него парламентская реформа, фальшивым предлогом — свобода совести, фальшивым предлогом — свобода торговли. Его вера в силу фальшивых предлогов была настолько искренней, что он счел возможным под фальшивым предлогом сделаться не только английским государственным деятелем, но также поэтом, мыслителем и историком. Только этим можно объяснить появление такого вздора, как его трагедия «Дон Карлос, или Гонение» или его «Опыт истории английского правительства и конституции от царствования Генриха VII до настоящего времени», или его «Записки о европейских делах со времени Утрехтского мира»[214]. Благодаря эгоистической узости своего ума Рассел усматривает в каждом предмете лишь tabula rasa [чистую доску. Ред.], на которой ему предоставляется возможность начертать свое собственное имя. Его мнения никогда не зависели от реальных фактов, а, напротив, сами факты зависели в его глазах от того порядка, в котором он излагал их в своих речах. Как оратор он не оставил после себя ни одной достойной упоминания оригинальной идеи, ни одного глубокого изречения, ни одного серьезного наблюдения, ни одного яркого описания, ни одной красивой мысли, ни одного живого намека, ни одной юмористической сценки, ни одного искреннего чувства. «Самая жалкая посредственность», — как признает Робак в своей истории министерства реформы[215], — вот что поразило его слушателей даже в тот момент, когда он совершал величайший акт своей общественной жизни, вносил в палату общин свой так называемый билль о реформе. Он обладает своеобразной манерой сочетать сухую, вялую, монотонную речь, похожую на речь оценщика на аукционе, с ученическими иллюстрациями из истории и какой-то торжественной тарабарщиной на тему о «красотах конституции», «всеобщих свободах страны», «цивилизации» и «прогрессе». Настоящий пыл появляется в нем только тогда, когда он сам лично задет или когда он вынужден своими противниками отказаться от лицемерно принятой им надменной и самодовольной позы и проявляет все признаки потери душевного равновесия. В Англии принято объяснять его бесчисленные неудачи особой врожденной горячностью. В действительности эта горячность тоже является лишь фальшивым предлогом. Она объясняется неизбежным столкновением уловок и вынужденных мер, рассчитанных только на данный момент, с неблагоприятно сложившейся обстановкой в последующий момент. Рассел движим не чувством, а всегда — расчетом, но его расчет так же мелочен, как и оп сам, всегда — только уловка на час. Отсюда постоянные колебания и увертки, внезапные забегания вперед, позорные отступления, вызывающие слова, благоразумно снова проглоченные, гордые обязательства, постыдным образом взятые обратно, и когда все это не помогает — слезы и всхлипывания, цель которых разжалобить весь мир. Вот почему вся его жизнь может рассматриваться либо как систематический sham [обман. Ред.], либо как непрерывный промах.

Может показаться удивительным, как общественный деятель сумел пережить такое множество мертворожденных мероприятий, потерпевших крушение проектов и недоношенных схем. Но подобно полипу, который разрастается после отсечения, лорд Джон Рассел только процветает от этих недоносков. Большинство его планов было выдвинуто лишь для того, чтобы смягчить недовольство его союзников, так называемых радикалов, между тем как соглашение с его противниками, консерваторами, гарантировало ему «удушение» этих планов. Со времени парламентской реформы нельзя назвать ни одной из его «широких и либеральных мер», ни одной «расплаты в счет великой реформы», с судьбой которой он связал бы судьбу своего кабинета. Наоборот. Укреплению и продолжительности его министерства более всего способствовали мероприятия, которые были предложены в угоду либералам и взяты обратно в угоду консерваторам. Были такие периоды в жизни Рассела, когда Пиль сознательно оставлял его у руля правления, чтобы не быть вынужденным делать то, о чем Рассел, как он знал, будет только болтать. В такие периоды тайного соглашения с официальным противником Рассел держал себя вызывающе по отношению к своим официальным союзникам. Он становился храбрым — под фальшивым предлогом.

Бросим взгляд на его прошлую деятельность — с 1830 г. до настоящего времени. Гений посредственности вполне этого заслуживает.

II

Лондон, 1 августа.

«Если бы я был художником», — сказал Коббет, — «я бы изобразил английскую конституцию в виде старого дуба с прогнившими корнями и мертвой верхушкой, с дуплистым стволом, расшатанным у основания и качающимся при каждом порыве ветра, а на него поместил бы лорда Джона Рассела под видом маленькой птички, старающейся все привести в порядок, выклевывая гнездо насекомых на полуистлевшей коре одной из самых низких веток. Некоторые высказывают даже подозрение, что он клюет почки под предлогом очистки коры от вредных насекомых».

Таков ничтожный характер реформаторских попыток Рассела в доисторический период его карьеры, с 1813 по 1830 г., но при всей своей ничтожности они даже не были искренними. Он, ни минуты не колеблясь, отрекался от них при одном только намеке на министерский пост.

С 1807 г. виги тщетно мечтали приобщиться к казенному пирогу, пока в 1827 г. образование кабинета Каннинга, с которым они якобы сходились в вопросах торговли и внешней политики, не представило им, казалось, долгожданного случая. Рассел в это время уже заявил о своем намерении поставить на обсуждение один из своих «птичьих» законопроектов о парламентской реформе, как вдруг Каннинг высказал твердое решение до конца своих дней противиться какой бы то ни было парламентской реформе. Тогда лорд Джон попросил слова, чтобы взять обратно свое предложение.