Карл Маркс - Собрание сочинений, том 11

• Название: Собрание сочинений, том 11
• Автор: Карл Маркс
• Жанр: Философия

В одиннадцатый том Сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса входят статьи и корреспонденции, написанные с конца января 1855 по апрель 1856 года.

---

Мир в самой Европе отнюдь нельзя считать обеспеченным. Что касается условий, предъявленных России союзниками, то факт их принятия вряд ли можно рассматривать как проявление уступчивости с ее стороны. Уступка какой-то неведомой полосы земли в Бессарабии, отмеченной таинственной горной цепью, которую нельзя найти ни на одной географической карте, более чем компенсируется упорным молчанием по поводу захвата русскими Карса, подозрительно названного после этого в одной петербургской газете русской провинцией. Тем временем, умело используя перемирие и другие возможности, какие могут ей представиться в ходе дела, Россия, сосредоточив свои вооруженные силы во всех важнейших пунктах, возможно, захочет продолжать войну. Однако верным залогом мира является то обстоятельство, что для Бонапарта сделалось настоятельно необходимым заключить его во что бы то ни стало. Ибо, с одной стороны, у него не хватает средств для продолжения войны, а с другой — назревает необходимость повторить крымскую экспедицию, как выразился Монталамбер по поводу римской экспедиции, «внутрь самой Франции»[309].

Незадолго до принятия Россией предварительных условии мира в Париже было очень распространено мнение, что Бонапарт предполагает выпустить принудительный заем, который должен размещаться пропорционально сумме прямых налогов. О том, что его казна пуста, убедительно свидетельствует состояние французской армии в Крыму. Корреспонденты недавно отмечали плачевное положение, в котором находятся войска Пелисье. Нижеследующее правдивое описание принадлежит перу одного британского унтер-офицера, приславшего в «Birmingham Journal» письмо из Севастополя от 5 января.

«Сегодня с утра была прекрасная погода. Около 3-х часов подул сильный северный ветер, и так крепко стало морозить, что мы скоро были вынуждены застегнуться на все пуговицы. Наши солдаты не страдают от холода, но бедных французов очень жаль. Они все время таскают на себе топливо из Севастополя, скверно одеты и, полагаю, хуже нас питаются. Во всякое время дня кто-нибудь из них всегда бродит в поисках сухарей. Наши солдаты жалеют их и очень добры к ним. Наши часовые получили приказ не пропускать их в лагерь, ибо некоторые из них имели привычку продавать коньяк, что привело к случаям пьянства среди наших солдат. Но иногда бедным французам удается миновать часовых и проникать к bono Inglis [добрым англичанам. Ред.]. Наши солдаты, конечно, знают, чего им нужно, и никогда не отсылают их с пустыми руками. Бедняги, у них нет даже перчаток, чтобы согреть руки. Единственное, что прибавилось у них с лета — это капюшоны к шинелям и по паре гетр из грубого сукна, которые завязываются у колена несколькими ремешками. Носков они не носят, а сапоги они когда-то имели. Действительно, французы представляют собой воплощение нужды; и они это чувствуют, в особенности когда видят британских солдат в теплых тюленевых шапках, в суконных шинелях на меху, с широкими шарфами на шее и вокруг пояса и в хороших крепких из бычьей кожи сапогах до колен».

Как видно, состояние финансов Наполеона довольно плачевное, если он оставляет армию, которая является всем для него, в только что описанном положении. С другой стороны, тот факт, что эти два года войны уже обошлись дороже, чем все походы его дяди за период с 1800 по 1815 г., свидетельствует о том, каково управление этими финансами. Говорят, что даже бонапартистские генералы, возвратившись из Крыма, с возмущением отзывались о бесстыдном обогащении Морни и К° за счет армии. Эти протесты были опубликованы в одной полуофициозной газете, где говорилось:

«Если будет заключен мир, император обратит все свое внимание на финансовые дела, и в особенности на некоторые злоупотребления, получившие столь широкое распространение в условиях спекулятивной горячки, например, на случаи совмещения несовместимых должностей и на некоторые слишком быстро приобретенные крупные состояния».

Между тем среди университетской молодежи, в рабочем классе, среди некоторой части буржуазии и, что хуже всего для Бонапарта, в армии наблюдаются признаки революционного настроения.

По поводу истории с Ecole Polytechnique[310] стало известно, что Бонапарт вначале подумывал о компромиссе со школой, хотя и очень был раздражен упорным молчанием студентов 29 декабря, когда он разыгрывал роль римского сената по отношению к армии (подобно тому, как он любит разыгрывать роль римского императора по отношению к своему сенату). Студентам дали понять, что император склонен сохранить их учебное заведение, если они при первой предоставленной им возможности проявят свои симпатии к его династии. На это Ecole ответила через своих делегатов, что студенты не только не будут кричать: «Vive l'Empereur!» [ «Да здравствует император!» Ред.], но и выгонят из школы любого из своих товарищей, кто посмеет произнести эти слова. После подобного ответа последовало решение о закрытии этого анархистского заведения. Та часть студентов, которая предназначалась для военной службы, будет переведена в Венсенн, где будет образована простая артиллерийская школа. Другая часть, предназначаемая для гражданской службы, будет переведена в Ecole Normale[311]. Само здание будет приспособлено под казармы. Таков конец этого любимого заведения Наполеона Великого.

Тюрьма Мазас переполнена студентами парижского университета и другими молодыми людьми, которые на похоронах скульптора Давида выкрикивали: «Vive la liberte!» [ «Да здравствует свобода!» Ред.]. Одно обстоятельство, связанное с демонстрацией против Низара, было особенно неприятно Бонапарту. После полицейских налетов, когда был арестован ряд студентов, освиставших Низара за то, что он прославлял Тиберия как спасителя римского общества, оставшиеся на воле студенты построились в ряды, прошли через весь Париж, подошли к дому Низара на улице Курсель и потребовали, чтобы он добился освобождения их товарищей. Посланный вслед за студентами отряд пехоты прибыл на место почти одновременно с ними. Солдаты, встреченные возгласами: «Vive la ligne!» [ «Да здравствует армия!» Ред.], немедленно приняли положение «вольно» и отказались действовать. Чтобы предотвратить дальнейшее братание, их немедленно увели и заменили sergents de ville [полицейскими. Ред.]. Демонстрация студентов направилась в Одеон, студенты завладели партером и, не переставая, распевали «Sire de Franc Boissy» [ «Сеньор де Фран Буаси». Ред.], выкрикивая наиболее оскорбительные куплеты прямо в лицо Бонапарту и Евгении, которые сидели в ложе.

Бонапартистская пресса признает, что число арестов, произведенных в департаментах, достигает 5000; в других источниках приводится цифра 15000, которая, видимо, соответствует действительности. Этот заговор рабочих[312], как теперь выясняется, имел свои ответвления в армии. Пришлось целиком расформировать школу унтер-офицеров в Ла-Флеше и сменить все гарнизоны в центре Франции. Чтобы подавить мятежный дух в армии, Бонапарт вновь повторяет самый рискованный эксперимент времен Реставрации, насаждая в армии всеобщую систему шпионажа. Создание этого нового почетного легиона послужило поводом к весьма резким пререканиям между маршалом Маньяном и некоторыми высшими офицерами, которые считали, что это придется не по вкусу войскам.

Движение парижских рабочих, как и всегда перед наступлением серьезных событий, отмечено своими quod libets [песенками о пожеланиях. Ред.], самой любимой из них является следующая:

«Voila qu'il part, voila qu'il part
Le potit marchand de moutarde,
Voila qu'il part pour son pays
Avec tous ses outils» etc.
[ «Вот он и уезжает, вот он и уезжает
Маленький торговец горчицей,
Вот он и уезжает в родной свой край
Со всем своим добром» и т. д. Ред.]

Чтобы не оставалось сомнений, кто подразумевается под «маленьким торговцем горчицей», полиция запретила эту песенку.

О том, насколько уважаются бонапартистские учреждения, можно судить по одному анекдоту, напечатанному в газете «Nord». Некоторые сенаторы без колебания одобрили поступок г-на Друэн де Люиса, отказавшегося от звания сенатора, но последовать его примеру не сочли благоразумным. Когда Морни спросили, можно ли ожидать, что кто-либо из них последует этому примеру, он ответил, что у него есть веские основания предполагать обратное. «Но какие же это основания?» — спросил собеседник. «У меня имеется тридцать тысяч веских оснований, по франку за штуку», — невозмутимо ответил Морни.

Можно отметить еще одно обстоятельство, чрезвычайно важное при нынешнем положении французского народа. Нет необходимости снова говорить о биржевых спекулянтах, для которых и война и мир одинаково удобны. Впервые в своей истории массы французского народа проявляют равнодушие к своему прежнему неизменному увлечению — «la gloire» [ «славе». Ред.]. Этот знаменательный результат революции 1848 г. неоспоримо доказывает, что эпоха расцвета бонапартизма прошла.