Иэн Уотсон - Блудницы Вавилона (Whores of Babylon)

• Название: Блудницы Вавилона (Whores of Babylon)
• Автор: Иэн Уотсон
• Жанр: Контркультура

Великий Вавилон, расположенный в аризонской пустыне… Туристки, подрабатывающие храмовыми блудницами, и мелкие аферисты, разыгрывающие “боголюдей”. Законы Хаммурапи, приспособленные под реальность близкого будущего, и видеозаписи храмовых жертвоприношений… Безумный полет воображения, сметающий границы времени, пространства и логики!

---

– Поверить, что это все! Все, что было! Знать это всем сердцем! Какое облегчение! Как будто камень с плеч. Мы поплывем с течением лет, а не пойдем ко дну.

– Вот почему нас и отправили в Вавилон. Отправил мир, которого нет и никогда не было. – Если не считать некоей кассеты, мысленно добавил Алекс.

Может, на ней только музыка…

– Был и нет, – вставил Гупта.

– Здесь все, что было, – произнес нараспев куратор, как будто и не знал других слов, как будто был неким големом-хранителем, укомплектованным ограниченным набором реакций и метелкой из перьев.

– Послали, чтобы мы научились не тонуть, – вздохнул Алекс.

Да, действительно, чудеса были здесь, хотя чудо и не обитало в потрескавшихся старинных дубинках и обелисках, в глине и бронзе этого первого музея – как в противоположности, скажем, паровым двигателям, ракетам «Сатурн» или компьютерам. Чудо приходит с рассветом, когда вы достигаете такого ментального состояния, при котором вещи вроде ракет, спутников, наручных компьютеров и сердечных имплантатов стоят наравне с булавами и доспехами, когда вы видите двадцать первый век через перевернутый телескоп времени. Это и есть ухватить и понять настоящее, далекое будущее.

Мы построили для себя чужой город, думал Алекс. Все равно что город на Марсе. Мы построили его, чтобы отдалиться, отвратиться от настоящего, которое, как нам кажется, разлетается на части. И как только Вавилон перестанет быть нам чужим, мы сможем приступить к спасению, искуплению будущего. Мы очистим его от угрозы. Мы познаем его не только через метод Дельфи или компьютерное прогнозирование – модели мира или алгоритмы, коренящиеся в настоящем. Не разумом. Но эмоционально.

И тогда, может быть, мы начнем понимать собственные чувства. В особенности чувства к Деборе. Каковы бы они ни были.

– Знаешь, – признался он, поверяя ей свой сон, – мне сегодня снилась война.

– А чего еще ждать, – бодро воскликнул Гупта, – если вы посетили храм Мардука!

Волшебный миг… Был и нет. Дебора легкомысленно рассмеялась.

– Для одного дня чепухи вполне достаточно. Пойдемте отсюда.

Гупта взял ее за руку.

На улице Дебора снова вернулась в роль заезжей греческой дамы. И, отняв руку у Гупты, пошла сама по себе.

На следующее утро Дебора, несмотря на призывы гонга, не вышла к завтраку. Четыре торговца-вавилонянина еще накануне покинули постоялый двор со своими ишаками, а их заменил лишь один новенький. Точнее, новенькая – желчная и грубая особа неопределенного возраста, припарковавшая во дворе ручную тачку с клеткой, набитой резвыми курами-пеструшками.

Новоприбывшая сидела в столовой, ковыряя ложкой овсянку. Набу тоже был на месте и выглядел так, словно, взяв пример с Гупты, проглотил собственный язык. Присутствовал и индиец, улыбавшийся несколько туманно и натянуто. Прислужница обходила комнату привычным дозором.

Алекс отодвинул пустую миску.

– Дебора, должно быть, еще спит. Я, пожалуй, подниму ее.

– Ага, – сказал Гупта. – Она ушла. Отправилась в храм Иштар. Ни свет ни заря.

– Шутите?

– Конечно, нет. Я тоже проснулся рано. Выполнял упражнения йоги для сохранения подвижности.

– Уж то хорошо, что хоть за ней не помчался, – фыркнул Набу. – Дал уйти в отрыв, а?

– С какой стати мне преследовать Дебору? Я ей не чужой. И на ее благосклонность сегодня не претендую. Вообще-то, – он с ухмылкой взглянул на Алекса, – смею предположить, что она ушла так рано для того, чтобы посидеть у ворот храма. Немногие мужчины жаждут потрахаться рано утром, разве что кто-то страдает утренней эрекцией. Ха-ха, петушок поет! В более подходящий час женщина калибра Деборы не засидится. Может, причина в скромности? Кто знает?

– Извините. – Алекс торопливо поднялся. Прямой маршрут к храму Иштар прервался у канала

Либил-хегалла. Он подошел к платформе между двумя складами над широкой мутной водой. Тупик. Лодок было немного. Груженные капустой, табуретами, овечьими шкурами, они двигались в обоих направлениях, исчезая за подступающими вплотную к каналу зданиями. Из выступающих из стен труб вытекали бурые струйки – нездорового запаха, однако, не замечалось, поскольку вода в канале все же уходила, лениво, медленно, но заметно.

Как он мог забыть о канале? Теперь Алекс вспомнил, что, направляясь к постоялому двору, они с Деборой пересекли его по какому-то мостику. Мостик был где-то недалеко, по где – справа или слева? Как найти его, чтобы не упереться в еще один тупик? Все эти улочки, хоть и пересекались преимущественно под прямым углом, все равно складывались в лабиринт.

Расстроенный Алекс торопливо вернулся на улицу Сина и поспешил к пересечению с улицей Мардука, которая шла через канал. Вскоре он оказался в квартале – точнее, в треугольнике с изогнутой гипотенузой, – образованном улицей Мардука, каналом и аллеей Процессий.

Успокоившись, Алекс сбавил шаг. А что, собственно, он собирается делать? Подсматривать? Как вуайерист? Бросить монетку? Это против правил. Он ведь уже знает Дебору, хотя и не в карнальном смысле, на что намекал Гупта. Черт бы побрал этого наглеца.

Вмешаться? Разубедить?

Смешно!

И почему он вообще должен что-то делать? Почему бы не заняться чем-нибудь поинтереснее? Сходить в греческий театр? Посмотреть висячие сады? Или провести день за рекой, знакомясь с новым городом? Какое ему до всего этого дело?

Алекс все еще шел к храму Иштар. Пару раз пришлось остановиться, уточнить дорогу у встречных торговцев. Первый подсказал с охотой, хитро подмигнув. Второй холодно сказал:

– Здесь недалеко, возле греческого театра, есть стриптиз. Македоняне обычно ходят туда. И девочки рады услужить. Потерпи до вечера.

Очевидно, сей добропорядочный гражданин не мог принять и одобрить поспешность, с которой чужестранец стремился вкусить сладких радостей Вавилона.

– Я знаю, где это! – буркнул Алекс. – Сам там остановился.

– Тогда что же? Не желаешь платить по настоящей цене? Думаешь, сможешь купить за медяк то, что стоит дороже золота? Можешь, но добра не жди! Или боишься подхватить хворь, от которой моча вскипает и пенится? Или же нужда твоя сродни нужде Приапа?

Алекс уже был готов заявить протест против оскорбительных обвинений, когда вдруг сообразил, что торговец, может быть, нарочно провоцирует его на уличную ссору – с бог весть какими последствиями.

– Я договорился встретиться там с другом, – миролюбиво сказал он.

Незнакомец неохотно указал путь. И, как потом выяснилось, обманул. Выяснилось это, к сожалению, по прошествии немалого времени.

В просторном, затененном ливанскими кедрами дворе лежали рядами тростниковые коврики, расстеленные прямо на земле и разделенные дорожками из соломы.

Тут и там на ковриках сидели женщины; одни – скрестив ноги, другие – подтянув к груди колени. Было их около тридцати. Полы простых платьев образовывали что-то вроде чаши для подаяния. Лица их были не накрашены, но волосы у каждой перехватывал плетеный золотой шнур. Само храмовое здание представляло собой зал со стенами из глазурованного кирпича и высокими окнами, напоминавший неф будущей церкви с идущей вдоль одной стены крытой галереей.

Деборы среди ожидавших женщин не было. По крайней мере Алекс не увидел ее от ворот, охранявшихся двумя стражниками. Они стояли спиной друг к другу, с бесстрастными лицами наблюдая один за двором, другой за внутренним помещением храма. Мужчин в столь ранний час оказалось лишь двое. Они неторопливо бродили по соломенным дорожкам, оценивая женщин, которые терпеливо и скромно ждали своей очереди, не позволяя себе ни улыбки, ни томного взгляда, ни кокетливой игры ресницами. Так, во всяком случае, показалось остановившемуся у ворот Алексу.

По прошествии некоторого времени один из мужчин пожал плечами, бросил монетку и что-то сказал. Сидевшая перед ним женщина поднялась, и они вместе направились к входу в зал. Другой посетитель завершил обход – нерешительностью он заметно отличался от оживленной стайки бодро скачущих рядом воробьев – и направился к воротам как раз в тот момент, когда Алекс наконец решился войти во двор.

Завидев его, незнакомец ворчливо пробормотал по-гречески:

– Пышка-простушка. Лошадь. Мышка. Шлюшка. Карлица. Бабуся. Штучка, похожая на мою сестру. Прыщавая. Веснушчатая. И три, которых я уже знаю! Проклятие, уж лучше бы открыли храм с мальчиками. Прошлым вечером, как рассказал мне один знакомый, сюда перед самым закрытием приходила одна девчушка, сильно смахивающая на паренька. Похоже, наврал, негодник! Какая злая шутка! Если только он не имел в виду ту оборванку. Может быть. Да только у нее нос течет. Не хватало еще насморк подхватить.

От незнакомца густо несло пачулями. Зрачки расширены, как у наркомана. Волосы завиты и обильно смазаны маслом. Нос смотрел несколько в сторону, как бывает после перелома. Чисто выбритое, по-женски гладкое лицо заставило Алекса вспомнить о собственной двухдневной щетине.