Майк Резник - Лотос и копьё

• Название: Лотос и копьё
• Автор: Майк Резник
• Жанр: Социально-психологическая фантастика

Рассказ из цикла "Кириньяга".

---

— Тогда дайте нам вакамба, луо, европейцев, в конце концов! — выкрикнул он, отчаянно стараясь не показать своего разочарования. — Ты так и не понял, что я хочу сказать. Не масаи мне нужны, я вызова жажду!

— И того же добивались Кейно, Ньюпои Нбока?

— Да.

— И вы по-прежнему будете убивать себя, следуя их примеру, если так и не найдете желанного вызова?

— Не знаю. Но я не хочу прожить жизнь, исполненную скуки.

— Сколько еще в поселении юношей, которые испытывают те же чувства, что и ты?

— Сейчас? — уточнил Мурумби. — Я один. — Он замолчал и некоторое время не мигая смотрел на пепелище. — Но раз появились такие, значит, они будут продолжать появляться и дальше.

— Не сомневаюсь, — тяжело вздохнул я. — Теперь, когда я понял природу проблемы, я вернусь к себе на бому и придумаю, как лучше разрешить этот вопрос.

— Такую проблему тебе не разрешить, мундумугу, это выше твоих сил, — сказал Мурумби, — ибо она часть того сообщества, которое ты так настойчиво стараешься сохранить.

— Нет такого вопроса, на который не было бы ответа, — промолвил я.

— Я тебе только что его задал, — убежденно ответил Мурумби.

Я оставил его стоять у пепелища и побрел домой, сильно сомневаясь в собственной правоте.

Целых три дня я провел в одиночестве на своем холме. Я не спускался в деревню, не совещался со Старейшинами. Когда старому Сибоки понадобилась мазь от болячек, я послал ее вместе с Ндеми, а когда настало время заговаривать чучел, я научил того же Ндеми заклинаниям и отправил его вместо себя, ибо я был занят куда более серьезной проблемой. В некоторых культурах, насколько мне было известно, самоубийство считалось весьма почетным способом разрешения определенных вопросов, но кикую никогда не относились к таковым.

Более того, мы создали на этой планете утопию, а признать случаи самоубийства, происходящие время от времени, значило, что утопией нынешнее состояние считают не все, что, в свою очередь, означало, что это вовсе не утопия.

Однако мы строили утопию в строгом соответствии с законами традиционного общества кикую, которое существовало в Кении до вторжения европейцев. Именно европейцы насильственными способами внесли в наше общество перемены, а вовсе не сами кикую, следовательно, я никак не мог позволить Мурумби изменить наш образ жизни.

Самый очевидный выход из положения — это каким-то образом воодушевить его — и других, подобных ему, — на эмиграцию в Кению, но это не подействует. Сам я получил образование в Англии и Америке, но в большинстве своем кикую, живущие на Кириньяге, были людьми, которые настаивали на традиционном способе жизни на Кириньяге (таких правительство Кении считало просто фанатиками и было только радо избавиться от них). Это означало, что юноши не только не смогут справиться с той техникой, что присутствовала даже на самых нижних уровнях кенийского общества, но не смогут обучиться и управлению ею, ибо не умеют ни читать, ни писать.

Поэтому Мурумби и те, кто наверняка последует за ним, не смогут улететь ни в Кению, ни куда-либо еще. Это означало, что они должны остаться.

Если же они останутся, существует только три возможных выхода из положения, каждый из которых никуда не годится.

Вариант первый: уклад остается прежним. Юноши будут время от времени сдаваться и заканчивать жизнь самоубийством, подобно их товарищам. Этого я никак не мог позволить.

Второй вариант: они постепенно привыкнут к лености и праздности жизни, как привыкли многие мужчины кикую, и даже начнут наслаждаться ею и защищать ее, как и все прочие жители деревни. Этого просто не могло быть.

И третий вариант: я принимаю предложение Мурумби и позволяю масаям и ва-камба поселиться на северных равнинах, но тогда станут поводом для насмешек все наши усилия сделать Кириньягу планетой для одних кикую. Этот вариант я даже не рассматривал, ибо я не позволю разразиться войне, которая уничтожит НАШУ утопию во имя утопии, придуманной ИМ.

Три дня и три ночи я искал четвертый вариант. Наутро четвертого дня, плотно завернувшись в одеяло, дабы защититься от ночного холода, я вышел из своей хижины и разжег огонь.

Ндеми, как обычно, опоздал. Когда он наконец пришел, то сел на землю, и, поглаживая правую ступню, объяснил, что подвернул ее, поднимаясь на холм. Однако, ничуть не удивившись, я подметил, что, уходя с моими калебасами, он прихрамывал на левую ногу.

Вернувшись, он приступил к выполнению своих обычных обязанностей — собирал хворост и выметал сухие листья с моей бомы. Я молча наблюдал за ним. Я выбрал его к себе в ученики и в преемники, поскольку он был самым умным и талантливым из всех детишек. Именно Ндеми придумывал новые игры и всегда был впереди. Когда я проходил мимо стайки ребятишек, Ндеми первым просил меня рассказать какую-нибудь притчу и быстрее всех улавливал скрытую мораль сказки.

Короче говоря, он был бы идеальным кандидатом, чтобы через пару-другую лет совершить самоубийство, если б я не предотвратил это, взяв его к себе в помощники.

— Садись, Ндеми, — сказал я, когда он закончил подметать листья и бросил мусор на гаснущие угли костра.

Он опустился рядом со мной.

— А что мы сегодня будем изучать, Кориба? — спросил он.

— Сегодня мы просто поговорим, — сказал я. Огонек в его глазах мигом погас, и я быстро добавил: — У меня есть одна проблема, и я надеюсь, что ты поможешь мне ее решить.

Он опять оживился.

— Проблема — это те юноши, что убивают себя, да? — поинтересовался он.

— Верно, — кивнул я. — Как ты думаешь, почему они это делают?

Он пожал костлявыми плечами:

— Не знаю, Кориба. Наверное, потому что они сумасшедшие.

— Ты действительно так считаешь?

Он снова пожал плечами:

— Нет, на самом-то деле нет. Наверное, какой-то враг наложил на них заклятие.

— Не иначе.

— Да, точно, — твердо закрепил он. — Разве Кириньяга не утопия? Кто ж откажется здесь жить?

— Я хочу, Ндеми, чтобы ты напрягся и вспомнил то время, когда ты начал приходить ко мне каждый день.

— Да я и так все помню, — удивился он моей просьбе. — Не так давно это было.

— Отлично, — ответил я. — А помнишь ли ты, чего тебе больше всего хотелось?

— Играть, — улыбнулся он. — И охотиться.

— Нет, нет, — я покачал головой. — Я не то имею в виду. Ты помнишь, чем ты хотел заниматься, когда станешь мужчиной?

Он нахмурился:

— Ну, хотел жену взять, шамбу начать.

— Почему ты нахмурился, Ндеми? — поинтересовался я.

— Потому что не хотел я этого, если честно, — ответил он. — Но ничего другого придумать не могу.

— Напрягись, подумай хорошенько, — посоветовал я. — Думай, сколько хочешь, потому что это очень важно, а я подожду.

Потянулись долгие минуты молчаливого ожидания, и наконец он повернулся ко мне:

— Я не знаю. Но мне бы не хотелось вести такую жизнь, какую ведут мой отец и братья.

— Так чего бы ты хотел?

Он беспомощно нахмурил лоб:

— Ну, другого чего-нибудь.

— Чего именно?

— Не знаю, — повторил он. — Чего-нибудь… — он поискал слово —…чего-нибудь более волнующего. — Он покатал на языке подысканное определение и удовлетворенно кивнул. — Даже импала, пасущаяся в полях, проживает более волнующую жизнь, потому что ей все время приходиться стеречься гиен.

— Но разве импала не предпочла бы, чтоб гиен вообще не было, — коварно ввернул я.

— Конечно, предпочла б, — кивнул Ндеми. — Потому что так бы ее никто не убил и не съел. — И тут же задумался. — Но ведь если б не было гиен, ей бы не пришлось быстро бегать, а если б она разучилась быстро бегать, она бы перестала быть импалой.

И вот тут-то передо мной и забрезжило решение.

— Значит, гиена делает импалу такой, какая она есть, — подвел итог я. — А следовательно, импале так или иначе необходимо какое-то животное, которого она будет бояться.

— Я не понимаю, Кориба, — удивленно воззрился на меня он.

— Думаю, пришла пора мне стать гиеной, — задумчиво провозгласил я.

— Что, прямо сейчас? — взвился Ндеми. — А можно я посмотрю?

— Нет, не сейчас, — покачал головой я. — Но скоро, очень скоро. Ибо если жизнь импалы определяет угроза, исходящая от гиены, я должен найти похожий способ определить судьбу тех юношей, которые отступились от истинного пути кикую, но не могли покинуть Кириньягу.

— А у тебя будут пятна, лапы, хвост? — надоедал вопросами Ндеми.

— Нет, — ответил я. — Но тем не менее я все равно превращусь в гиену.

— Не понимаю, — сказал Ндеми.

— И не нужно, — промолвил я. — Зато Мурумби поймет.

Ибо я осознаю, что тот вызов, в котором он так нуждается, может бросить лишь один человек на всей Кириньяге. И этим человеком был я.

Я послал Ндеми в деревню сказать Коиннаге, что хочу обратиться к Совету Старейшин. Тем же днем, только чуть позже, я нацепил церемониальный головной убор, раскрасил лицо, чтобы сделать его устрашающим и, наполнив кошель различными амулетами, потащился в деревню, где на боме Коиннаге собрались все старейшины. Я терпеливо ждал, пока он объявит о моем намерении обсудить с ними серьезнейший вопрос — ибо даже мундумугу не разрешается выступать прежде верховного вождя горы, — а затем встал и обратился к собранию лицом.