Андрей Тяпкин-Ляпкин - Родина-2

• Название: Родина-2
• Автор: Андрей Тяпкин-Ляпкин
• Жанр: Социально-психологическая фантастика

---

– Вот уж точно сказано – от любви до ненависти…

В комнате повисла тяжёлая вязкая тишина. Всё взрослое население Дубровки молча сидело, не зная что сказать и лишь когда через пару минут со двора донёсся заливистый собачий лай, звонкие детские крики и смех, все облегчённо выдохнули.

– Знаешь, Макс, – Славка задумчиво изучал свои ногти, – а ведь эти, которые там грузы собирают, совсем не дураки.

– В смысле?

– Они правильно делают, что не отправляют сюда товары по заявкам.

Все недоумённо уставились на бывшего экономиста. Тот раздражённо поморщился.

– Мужики, не тупите! К нам… да, Макс! К нам всем сейчас относятся плохо, потому что ты им не даёшь того, чего они просят.

– Требуют.

– Ну требуют. А представьте себе, что будет, когда ты у них заберёшь всё. Их кусок хлеба.

– Как это? Я же им…

– Ты сюда что эти два месяца таскал? Кроме солярки.

Максим пожал плечами.

– Да я, если честно и не интересовался. Шесть грузовичков, десяток электрофургончиков, а что там внутри…

– А внутри были кабели, трансформаторы, лампы и прочая хрень которую мы здесь делать пока не можем. Ты понял? Объясню на простом примере – Серёга-бригадир, который нам дома ставил. Знаете, с чего его семья живёт?

Мужики посмотрели на Бахмутова с жалостью, словно на умалишённого.

– Он дома строит.

– Ага. Я с ним разговаривал недавно. У него жена и две дочери носки вяжут. Причём не тёплые из шерсти, а из льняных ниток – тонкие, летние. И колготки детские да женские. Вкалывают – будь здоров и денег больше него втрое выручают. Соображаете? И тут ты, такой красивый…

Макс хрюкнул.

… привозишь баул с китайскими носками. Хлопок. А. Нет. Колготки польские. 'От Парижа до Находки'… и всё. Их труд никому не нужен. Да Серёга после такого 'подарочка' не то что дома нам достраивать не будет. Он собственноручно тут нам всё спалит!

Монолог Славки впечатлил. Об этой стороне челночного бизнеса Максим как-то не задумывался. Получалось что если, к примеру, привезти дешёвых турецких кожаных курток. Хорошего качества и отличной выделки, то…

'Ой, ё!'

– Слав, а сколько здесь, например, кожевенных мастерских?

– Я три знаю. В Заозёрном, в Андреевке и на хуторе на севере ещё есть. А что?

– Ничего. А, например, из кожи здесь что-нибудь шьют?

Саня похлопал его по плечу.

– Я всё понял. И ты, вижу, тоже. Шьют здесь очччччень многие. И дублёнки тебе сюда возить не стоит.

– Я про куртки подумал.

– Да какая разница!

Славка посмотрел на Максима, на Александра и довольно подмигнул.

– Знаете, парни. Есть тема…

Поняв, что никаких ништяков с Ходока поиметь не получится, поселенцы довольно быстро к нему потеряли интерес, лишь три десятка человек продолжали, как на работу приезжать в Дубровку в надежде получить заветные лекарства. Более того, получив назад свои письма и заявление Макса о том, что связи нет и не будет, общественное мнение резко качнулось в другую сторону. Обожание сменилось глухой, затаённой злобой. Все прелести которой ощущал на себе не только Ходок, но и все остальные жители хутора. Даже присланная охрана поглядывала волками, заставляя мужчин быть постоянно при оружии.

И никому не было интересно, что начавшаяся массовая электрификация Заозёрного – целиком заслуга Максима, сделавшего за два месяца пятнадцать перебросок. Центр посёлка был уже весь опутан проводами. В окнах домов горели яркие лампочки, а возле Управы и торгового центра даже были установлены уличные фонари. Народ воспринимал это как само собой разумеющееся и наседал на Шевцова, требуя ускорить работы по освещению и оказать влияние на Ходока.

– Нам в музыкальный класс нужно пианино! Я писал ему заявку ещё зимой, на Новый год! Вы поймите, Пал Палыч, это же не рояль, а всего навсего…

– Я ему песка отсыпал почти сто пятьдесят грамм – ружьё заказал. А он… нет, песок, конечно, они вернули, но что ему – тяжело было ружьё купить?

И таких посетителей было каждый день не меньше десятка. Это было похоже на массовое помешательство.

'Мда. Хуже нет разочарованного человека'

Пал Палыч вздохнул и потянулся к телефону спецсвязи.

– Сергей Михайлович, Шевцов беспокоит. Надо бы встретиться – поговорить.

Заозёрный

Апрель 14 г.

– Ты всё поняла?

Кузьмин испытующе смотрел на женщину.

– Это просто надо сделать. Марина, ты отлично здесь поработала, но…

– Погоди, Михалыч. – Шевцов выбрался из своего кресла и принялся расхаживать по кабинету. Простреленная нога еще побаливала, но глава посёлка старался обращать на это поменьше внимания.

– Думай что хочешь, Егорова. Ты отлично пропиарила Ходока. Твои статьи в многотиражке доброе дело сделали. Чего уж тут – то, что народ, так сказать, гнев на милость сменил это твоя заслуга. Но тут другая беда вылезла – Максим.

Женщина перестала раздувать в гневе ноздри и недоумённо уставилась на Шевцова.

– Господи! Что с ним опять?

После того, как её отец погиб в бою с конвоем ходоков, Марина закрылась. Закрылась в себе. Тяжёлые раны, полученные ею при той атаке, были ничто, в сравнении с болью утраты отца и друзей. Ведь это же она, она их… Марине не хотелось жить. А тут, после гибели отца, с сердечным приступом слегла мама. Её спасли, но у Марины сдали нервы. Ночью она сползла с госпитальной койки и доковыляла до ординаторской. Никаких таблеток Марина не нашла, но зато в ящике стола отыскался старый скальпель, которым обычно точили карандаши. К её счастью дежурная медсестра не спала, как это обычно принято в больницах на большой земле, а добросовестно исполняла свои обязанности.

Марину снова спасли. Но её глаза потухли. Она уже ничем не напоминала ту весёлую девчонку, первую красавицу и самую завидную невесту Южного.

А потом пришёл бывший сослуживец и попросил помочь с отчётом по рыбной отрасли. Потом надо было написать что-то в газету о жизни госпиталя. Потом надо было поехать с мамой, помочь пересчитать мелкий скот в подсобных хозяйствах в посёлке энергетиков. Потом, потом, потом. Так и закружилось, завертелось. Марина ожила.

Когда месяц назад её вызвали в Заозёрный, вывалили на неё кучу информации о Максиме и дали отмашку сделать из него любимца публики, она испугалась. Не работы. А того, что ей придётся встретиться с НИМ.

'Я разрушила его жизнь. Отняла у него его семью. Его любовь. Его здоровье. Мама, мне страшно. Мне стыдно'

Она отказалась. Верховный тогда сверкнул глазами и вслух повторил то, о чём она подумала. О том, что она отняла у него ВСЁ. И теперь она ему ДОЛЖНА.

– Так что не дури! Иди и работай! Не хочешь с ним встречаться – ради Бога. Сиди в Управе и пиши. В каждый номер. Шевцов тебе кабинет выделит.

Палыч, затеявший всю эту катавасию, показал большой палец. Мол, выделю, выделю.

И Марина сделала это. Тонко, умно, ненавязчиво объясняя людям, как им повезло. Какие перспективы их ожидают в будущем, и при этом ни разу умудрилась не упомянуть о Ходоке. О том, кто все эти перспективы будет обеспечивать. Впрочем, народ тут жил совсем не глупый и прекрасно всё понял. В тему пошли и статьи местного врача о том, КАКОЙ ценой Ходоку далось ИХ благополучие.

И люди оттаяли.

– Так что с Максимом?

– Тут вот какое дело, – Шевцов выглядел по-настоящему озабоченным, – он ничего взамен не просит. Совсем. Он живёт у хозяина Дубровки. В его доме. У него даже нет отдельной комнаты. У него ничего нет. Ни кола, ни двора. Он не получает НИГДЕ зарплаты за свою работу. Ни у нас, ни ТАМ. Здесь его кроме дружбы с Дубиниными НИЧЕГО НЕ ДЕРЖИТ. Ты поняла?

Женщина встала и гордо подняла подбородок.

– Я…

– Молчать! Сядьте, СТАРШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ Егорова.

Кузьмин сверлил её глазами.

– Ты заварила эту кашу – тебе её и расхлёбывать. Выполнять!

Алма-Ата

Февраль 2014 г.

Когда Сам рассказал ему о том, кто был тот человек, которого он вытащил из Алма-Аты и отвёз в Москву, он не поверил. Подполковник Кошечкин решил, что у президента на старости лет прорезалось чувство юмора. Внешне он никак это не показал, но Хозяин его прочёл как открытую книгу. Всё же за плечами президента была та ещё школа. Он отвёл его в свой личный кабинет и показал ему кино. А потом поставил по стойке смирно и ПРИКАЗАЛ ему верить.

Подполковник Кошечкин понял, что 'попал'. Отсюда, из этой комнаты, было только два выхода. На тот свет или верить. Он едва не щёлкнул каблуками, вытянулся и рубанул.

– Есть верить!

Развернулся и пошёл служить.

– Кошечкин, смотрю я на тебя и знаешь, кого я вижу?

Подполковник устало вытянулся в кресле в своём 'зазеркалье'.

– Кого?

Максим с удовольствием хомячил плитку шоколада, а потому был невнятен.

– Себя. Три года тому назад. Ты теперь не подполковник. Ты теперь – раб.

Начальник спецбазы номер двадцать два дробь восемь, как она значилась по документам, катнул желваки и ничего не ответил. Нервы у него были железные. Впрочем, Максима это не обмануло.