Карл Маркс - Собрание сочинений, том 12

• Название: Собрание сочинений, том 12
• Автор: Карл Маркс
• Жанр: Философия

Двенадцатый том Сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса содержит произведения, написанные с апреля 1856 по январь 1859 года.

---

«Я чувствую необходимость торжественно заявить, что никакая земная сила никогда не сможет побудить меня превратить естественные и прочные отношения между королем и народом в отношения договорные, конституционные и что никогда, никогда я не позволю, чтобы между господом на небесах и моей страной стал исписанный клочок бумаги, так сказать, второе провидение, которое управляло бы с помощью своих статей и заменило бы ими прежнее священное доверие».

В предыдущей корреспонденции я уже рассказывал, как в основу нынешней конституции лег проект конституции, составленный кабинетом Кампгаузена и разработанный революционным Собранием 1848 г., но лег лишь после того как coup d'etat уничтожил первоначальный проект и октроированная хартия воспроизвела его уже в искаженном виде, лишь после того как две палаты, созванные для ее пересмотра, переделали октроированную хартию, а бесчисленные королевские декреты внесли исправления в пересмотренную хартию. Весь этот канительный процесс был проделан с целью стереть последние черты, напоминающие о революционном происхождении этого лоскутного творения. И все же эта цель не была достигнута полностью, поскольку все готовые хартии неизбежно выкраиваются более или менее по французскому образцу и, что бы с ними ни делали, они не могут претендовать на сколько-нибудь яркую оригинальность. Так, если бегло просмотреть раздел II январской конституции 1850 г., трактующий «о правах пруссаков», об этих прусских, с позволения сказать, droits de l'homme [правах человека. Ред.], то на первый взгляд статьи его звучат довольно громко:

«Все пруссаки равны перед законом. Гарантируется личная свобода. Частное жилище неприкосновенно. Никто не может быть лишен положенного ему законного суда. Наказания, за исключением налагаемых судьями в порядке законного исполнения ими своих обязанностей, не должны иметь своей целью запугивание. Собственность неприкосновенна. Лишение гражданских прав и конфискация изгоняются из действующего права. Государство не должно посягать на свободу эмиграции, за исключением случаев, имеющих отношение к воинской повинности. Гарантируется свобода вероисповедания, образования религиозных обществ и совместного богослужения как в частных домах, так и в храмах. Пользование гражданскими и политическими правами не стоит в зависимости от вероисповедания. Разрешаются браки, совершенные только по гражданским законам. Наука и ее учения свободны. Воспитание юношества должно быть в достаточной степени обеспечено народными школами. Каждому предоставляется право преподавать и открывать учебные заведения. Управление финансовыми делами народных школ осуществляется общинами. В начальных народных школах обучение бесплатно. Каждый пруссак имеет право свободно выражать свое мнение устно, письменно и в печати. Проступки, совершенные при пользовании этим правом, подлежат ведению обычных судов. Все пруссаки имеют право устраивать собрания, но только в закрытых помещениях и не имея при себе оружия. Они имеют право образовывать союзы и клубы в целях, не противоречащих законам. Все пруссаки пользуются правом петиций. Тайна переписки неприкосновенна. Все пруссаки должны отбывать воинскую повинность. Вооруженные силы могут применяться только в исключительных случаях, предусмотренных законом. Майораты запрещаются законом, и существующая феодальная собственность должна быть преобразована в частную собственность. Разрешаются свободные переделы земельной собственности».

А теперь, если от этих «прав пруссаков», как они выглядят на бумаге, вы обратитесь к печальному воплощению их в действительность, вы получите полное представление, если вы никогда его не имели прежде, о том, какое поразительное расхождение существует между идеальным и реальным, между теорией и практикой. Каждый ваш шаг, даже просто передвижение, регламентируется действиями всемогущей бюрократии, этого второго провидения чисто прусского происхождения. Вы не можете ни жить, ни умереть, ни вступить в брак, ни написать письмо, ни думать, ни печатать, ни открывать торговое дело, ни учить, ни учиться, ни созвать собрание, ни построить фабрику, ни эмигрировать, ни делать что бы то ни было без «obrigkeitliche Eriaubnis» — без разрешения властей. Что касается свободы науки и религии, или уничтожения патримониальной юрисдикции, или отмены кастовых привилегий, или упразднения майоратов и права первородства, то все это чистейшая чепуха. Во всех этих отношениях Пруссия в 1847 г. была более свободна, чем теперь. Чем же объяснить это противоречие? Все свободы, дарованные прусской хартией, тормозит одна серьезная оговорка. Они дарованы «в пределах закона». Но существующий закон есть не что иное, как абсолютистский закон, восходящий к Фридриху II, а не ко дню рождения прусской конституции. Таким образом, между законом конституции и конституцией закона существует непримиримое противоречие, причем конституция закона фактически сводит закон конституции к нулю. С другой стороны, по самым решающим пунктам хартия ссылается на органические законы, которые должны подробно развить ее неопределенные положения. Но сами эти органические законы были выработаны под сильным давлением реакции. Они упразднили гарантии, существовавшие даже в худшие времена абсолютной монархии, например, независимость судей от исполнительной власти. Не довольствуясь смесью этих растворителей — старых и новоизобретенных законов, — хартия сохраняет за королем право приостанавливать ее действие в любом политическом вопросе всякий раз, как он сочтет это нужным.

Все же, несмотря на все это, существуют две Пруссии — Пруссия хартии и Пруссия династии Гогенцоллернов. Избирательные комитеты и заняты сейчас тем, чтобы разрешить это противоречие, несмотря на препятствия, поставленные на их пути избирательными законами.

Написано К. Марксом 16 октября 1858 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 5471, 3 ноября 1858 г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского

К. МАРКС ПОЛОЖЕНИЕ В ПРУССИИ

Берлин, 19 октября 1858 г.

Палаты должны собраться на объединенное заседание 21-го с. м., когда принц предложит им «признать необходимость регентства»; нет надобности говорить, что это требование будет тотчас же удовлетворено, и притом с совершенной покорностью. Однако сложилось всеобщее убеждение, что если формальное существование конституции ведет свое начало с 30 января 1850 г., то ее реальное бытие в качестве практического орудия против королевской прерогативы надо считать с 21 октября 1858 года. Тем временем, с целью охладить бесполезный энтузиазм, в порядок дня поставлена конфискация ряда газет, о чем приходится весьма сожалеть, если принять во внимание благодушный характер злоумышленников. Самыми видными из этих газет являются «Volks-Zeitung» и «National-Zeitung»[408]; последняя представляет собой орган, который благодаря своей респектабельной посредственности, трусливому примиренчеству и бесконечным проявлениям специфически-прусского энтузиазма ухитрился пережить контрреволюционную бурю и превратить в звонкую монету жалкие остатки движения, опасным крайностям которого он в свое время имел благоразумие не сочувствовать. После потопа живые существа, населявшие землю, приобрели более благообразный облик и более скромные размеры, нежели их допотопные предшественники. Тот же закон определяет и процесс формирования общества. И все же мы невольно приходим к заключению, что, по-видимому, сама германская революция была уж очень карликового масштаба, если се законными представителями должны считаться лилипуты берлинской прессы, в которых она нашла, наконец, свое воплощение.

Как бы там ни было, однако, если редакторы этих газет и не являются героями или даже обыкновенными борцами, они, во всяком случае, умеют тонко рассчитывать. Они чувствуют, что начинается какое-то брожение и что режим, который составлял необходимый фон для их собственного псевдолиберализма и платил соответствующую цену за их товар, быстро идет к гибели. Поэтому, чтобы убедить своих клиентов в том, что они действительно стоят на страже, они отваживаются издавать тихое ворчание и жалобное повизгивание. Они, конечно, не кусаются и даже не лают. Вся их смелость в настоящий момент заключается в том, что они превозносят принца до небес. Они даже призывают его, как недавно сделала «NationalZeitung», не церемониться с государственным казначейством; однако — и в этом заключается весь комизм положения — все комплименты, расточаемые ими еще не совершенным деяниям принца, превращаются в порицания по адресу прошлых действий кабинета Мантёйфеля. Они раздражают принца тем, что дарят ему свое доверие авансом, и уязвляют министерство тем, что выражают ему недоверие задним числом. Однако чтобы оценить их по достоинству, нужно читать их в подлиннике. Ни на каком другом языке, даже на французском языке декабрьского стиля, отдающем, по крайней мере, своим собственным специфическим odeur de mauvais lieu [дурным запахом. Ред.], невозможно передать ту скучную, безвкусную и нескончаемую болтовню, которой они занимаются. Можно было бы предположить, что они просто говорят намеками, потому что играют в прятки с полицией; но это было бы большой ошибкой. В сущности они говорят все, что имеют сказать, но комбинируют при этом весьма ловко и выгодно для себя гомеопатические и аллопатические методы; они дают бесконечно малую дозу лекарства, разбавленного в океане самой безобидной жидкости. Со своей стороны, министры, по-видимому, знакомы с тем геологическим явлением, что постоянное действие воды размывает самую гордую скалу и разбивает ее на мелкие камешки. У них вызывает раздражение не столько заикание этих осторожных умников, сколько вообще состояние общественного мнения, которое они якобы отражают. Поэтому, оставаясь, как и всегда, близорукими бюрократами, они бьют осла, чтобы ударить по мешку, то есть по общественному мнению. Повторная конфискация газет, знаменующая начало нового режима, является, говорят монархисты, должным ответом на шумное проявление надежд, которые демонстративно связываются с принцем. Нет, говорят официальные либералы, режим принца еще не начался; пока принц не признан палатами и не присягнул в качестве регента, его глубокое уважение к конституционному закону обязывает его разрешать министрам, в согласии с хартией, действовать на свою собственную ответственность. Но ведь во всех наших монархических конституциях, будь они скроены по английскому или по французскому образцу, эта «ответственность министров» есть понятие весьма трудно постижимое. В Англии, где такая ответственность, казалось бы, существует в самой реальной, самой осязательной форме, она означает, что в известные торжественные моменты либо виг передает свою безответственность тори, либо тори — вигу. Министерская ответственность сводится здесь к погоне за теплыми местечками, которая становится основным занятием парламентских партий. Тот, кто занимает министерский пост, является временно безответственным, так как он представляет законодательное большинство, которое, с целью помочь ему в получении места, подчиняется коноводу его партии. В Пруссии цель самых горячих и честолюбивых устремлений буржуазии заключается в том, чтобы превратить министерские посты в призы, которые можно выиграть на парламентских турнирах. Однако до нынешнего времени ответственность прусских министров во всех смыслах представляла собой миф. Статья 44 хартии гласит: