Дэвид Коу - Правила возвышения

• Название: Правила возвышения
• Автор: Дэвид Коу
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2003
• ISBN: 5-352-00421-Х

В течение многих веков несколько племен вели спор за власть в Прибрежных Землях. Потом туда пришли наделенные магическим даром кирси, которые уступали своим противникам в физической силе, но могли читать мысли, вызывать туманы, ветра и огонь, а также воздействовать на материальные формы. После того как один из них ради спасения своей жизни предал соплеменников, кирси потерпели поражение и рассеялись по семи королевствам Прибрежных Земель. Особая каста сверходаренных чародеев, именуемых Избранными, была почти целиком предана смерти.

На протяжении столетий в Прибрежных Землях царило относительное спокойствие. Но когда Тавис, наследник королевского престола из династии Кергов, ошибочно обвиняется в убийстве аристократки, происходит ряд событий, которые в конечном счете приводят к междоусобной войне. Начавшаяся смута колеблет основы государственной власти в Эйбитаре и грозит вызвать беспорядки во всех королевствах Прибрежных Земель. Тавис, оказавшийся в центре смертельного противостояния и лишенный покровительства своей знатной семьи, обращается к кирси в последней надежде на спасение. Но другой предатель-кирси, тайно сеющий страх и недоверие среди эйбитарских герцогов, стремится уничтожить Тависа. Тавис должен остаться в живых, чтобы восстановить свое доброе имя и спасти королевство.

---

— Он в полной готовности, милорд, — сказал помощник конюха, когда Филиб вошел в конюшню и погладил животное по морде.

Филиб кивнул.

— Спасибо, Доран. — Он бросил пареньку серебряную монету.

Филиб вывел коня через западные ворота замка и только потом вскочил в седло. Обычно он проезжал через весь город к южным воротам, но сегодня, поскольку улицы были запружены артистами и лоточниками, решил покинуть город через верхние речные ворота. Выехав за городскую стену, он двинулся в южном направлении вдоль реки, чтобы потом повернуть на восток, к лесу. Это был более длинный путь, но сейчас, любуясь дрожавшими на глади реки бликами лунного света, Филиб нашел его и более приятным. Скоро он достиг Северного леса и направился к храму, где скончался отец.

Он начал свои поездки почти пять лет назад, в ночь полной Паньи месяца Байана, ровно через месяц после смерти отца. Тогда Филиб был тринадцатилетним подростком, неуклюжим и неуверенным в себе. Мальчик обожал отца, и, когда тот погиб в результате несчастного случая, ему показалось, будто весь мир вокруг него рухнул. Будучи единственным сыном герцога (Симм, младший брат, умер от чумы в младенчестве), он унаследовал все личные вещи покойного: меч и доспехи, кинжал и охотничий лук, седло и плащ из меха рыси, который был на нем во время последней охоты. Мать обещала Филибу сохранить все это до времени, когда он станет достаточно взрослым, чтобы держать в руках оружие и носить доспехи. Но Филиб не мог ждать. Каждая вещь представлялась ему бесценным сокровищем, маленьким кусочком жизни любимого отца. Подсознательно мальчик верил, что боль утраты пройдет, душевная рана затянется, если он окружит себя принадлежавшими отцу вещами. Задолго до того как золотой перстень с печаткой стал Филибу впору, он носил его на цепочке на груди. Каждую ночь в течение первого года после смерти герцога он обычно лежал без сна в своей постели, пристально глядя на печатку, блестевшую при свете свечи. Золотой жеребец, герб Торалдов. Он разговаривал с ним, словно с отцом, рассказывая о событиях минувшего дня и о матери.

В конце концов боль утраты действительно начала стихать — как и говорили мать, дядя и все остальные. Но наслаждение, которое он находил во владении отцовскими вещами, оставалось прежним. Тренируясь с отцовским мечом, мальчик чувствовал, что сам отец учит его сражаться. Охотясь с отцовским луком, он чувствовал, что Филиб-старший идет рядом с ним по следу кабана или лося. Сидя в отцовском седле, он чувствовал, что они скачут по лесу вместе.

Он медленно ехал между деревьями по тропе, пересеченной черными тенями, которые отбрасывали ветви в белом свете Паньи. Перекликались ночные дрозды, и пение птиц, вместе с ароматом огненных цветов и тихим журчанием реки, сладко волновало кровь. Где-то в отдалении ухала сова, и нежно шелестели листья, уступая ласкам легкого ветерка.

Когда впереди за деревьями показались огни храма, до слуха Филиба донесся новый звук — совершенно неожиданный. Где-то в лесу, неподалеку, пел мужчина.

Сначала он подумал, что слышит пение священнослужителя из храма, но скоро понял, что голос приближается слишком быстро. Певец тоже держал путь через лес и шел навстречу Филибу.

Почти сразу Филиб узнал мотив. Это была сирисская народная песня, которой в детстве мальчика научила одна из нянь. Ничего удивительного. Эйбитарская ярмарка собирала артистов, в том числе певцов, из всех королевств Прибрежных Земель. Поскольку Эйбитар издавна поддерживал со своим южным соседом хорошие отношения, среди людей, странствовавших с ярмаркой в этом году, было много уроженцев Сирисса.

Мгновение спустя из-за деревьев показался певец. Он шел пешком, и Филиб разглядел мужчину не сразу, поскольку тот был освещен только серебристым светом Паньи, лившимся сквозь тесные сплетения ветвей над головой. Высокий и худой, длинноногий и длиннорукий; распущенные темные волосы ниспадали на плечи, обрамляя приятное бородатое лицо. Когда он приблизился, Филиб увидел, что у него светлые глаза, хотя при лунном свете было непонятно, голубые они или серые.

Однако в первую очередь внимание Филиба привлек голос мужчины — сладостный и пьянящий, словно золотистое вино, которое подавали сегодня на пиру. Для такого крупного мужчины он был неожиданно высоким, но не настолько, чтобы звучать неестественно. Песня разносилась по лесу, как совсем недавно разносился щебет дроздов, и казалась такой же неотъемлемой частью лесной жизни, как журчание реки и шепот ветра. В волшебном голосе певца было что-то почти пугающее, и Филиб невольно содрогнулся, когда они с мужчиной обменялись улыбками и разминулись.

Он поехал дальше, по-прежнему неспешно, слушая, как голос за спиной постепенно стихает, словно рокот отбегающей от берега океанской волны. Огни храма теперь казались ярче, хотя омытые лунным светом каменные стены все еще оставались довольно далеко.

Внезапно Филиб осознал, что пение прекратилось. Он обернулся, но не увидел позади ничего, кроме окутанных тьмой деревьев.

Снова устремив взгляд вперед, мальчик увидел человека, стоявшего прямо перед ним на лесной тропе. Ростом он был пониже певца, но ненамного. У него были более короткие волосы, темные и непокорные. Его глаза казались черными в ночном мраке.

Сердце Филиба застучало громко, точно кузнечный молот. Он потянулся за кинжалом, проклиная себя за то, что не взял с собой меч.

— Принцам негоже гулять в лесу так поздно, — сказал мужчина. Он говорил с еле заметным акцентом, но Филиб все же узнал анейранский выговор. У него мучительно заныло под ложечкой.

Филиб ударил коня пятками по бокам, надеясь проехать мимо мужчины к храму, но в тот же миг сильные руки схватили его сбоку за ногу и за плечо. Мгновение спустя мальчик тяжело упал на землю; воздух с шумом вырвался из его легких, кинжал вылетел из руки.

Несмотря на сильную боль в груди и плече, он попытался подняться на ноги. Кто-то прижал его к земле, потом грубо перевернул на спину. Певец. Он приставил кинжал к горлу Филиба.

— У меня есть деньги! — с трудом выговорил Филиб еле слышным голосом. — Они ваши! Забирайте все!

— Прошу прощения, милорд, — сказал певец, в светлых глазах которого, впрочем, не отразилось ни малейшего сожаления. — Но кое-кто желает вашей смерти.

Филиб попытался вырваться, истошным голосом позвал на помощь, но певец с товарищем крепко держали его. Через секунду более высокий мужчина зажал мальчику рот мозолистой ладонью.

Еще несколько мгновений певец смотрел Филибу в глаза. А потом движением таким стремительным, что клинок сверкнул сплошным расплывчатым пятном в свете луны, перерезал жертве горло.

Настоятель только-только погрузился в сон, когда его разбудил пронзительный крик. Человек, живущий в лесу, среди зверей Кебба, слышит по ночам много странных звуков. В последний момент жизни, когда когти совы смыкаются на горле жертвы, даже заяц порою вопит не хуже призраков Подземного Царства.

Но то были вопли иного рода. Их издавал человек.

Настоятель зажег свечу и вышел из своих покоев. В передней спал один из послушников. Очевидно, он не слышал криков. В свете Паньи послушник казался ужасно юным. Настоятелю очень не хотелось будить его. Но если кто-то в лесу нуждался в помощи, негоже было оставлять его одного.

Он осторожно потряс мальчика за плечо.

Мгновение спустя послушник потер кулаками глаза и сел в постели.

— Да, отец настоятель, — пробормотал он сонным голосом. — Чем могу служить?

— Я слышал какие-то крики в лесу. Возьми два факела и жди меня у ворот.

Мальчик кивнул, хотя сдвинулся с места не сразу. Наконец он встал с постели и, шаркая ногами, поплелся к двери.

— Вот и молодец! — сказал настоятель ему вслед. Он вернулся в свою комнату за сумкой для оказания первой помощи — кожаным мешочком, пахнувшим буквицей и обычными лекарственными травами. Он умел перевязывать раны и вправлять сломанные кости, но сейчас отдал бы все на свете, только бы рядом с ним находился какой-нибудь кирси. Его пугала мысль о том, что он найдет в лесу.

Настоятель торопливо направился к воротам храма, где его уже ждал мальчик, дрожавший от холода, но вполне проснувшийся. Он взял один из факелов и открыл ворота.

— Как тебя зовут, малыш? — спросил настоятель, давая пареньку знак следовать за ним по тропинке.

— Арвид, отец настоятель.

— Ты в храме недавно, да?

— Да, отец настоятель. Я прибыл сюда в месяце Осии.

«В месяце Осии! — подумал настоятель. — То есть он здесь уже три месяца. Мне следует уделять больше внимания послушникам».

— Где живет твоя семья, Арвид? — спросил он, хотя по акценту мальчика догадался, что тот родом с восточного побережья Эйбитара.

— Мы живем на ферме, отец настоятель, возле самого Ирдли.

Настоятель кивнул, продолжая напряженно всматриваться во тьму. Он шел скорым шагом, и мальчик время от времени пускался бегом, чтобы не отстать. Настоятель понимал, что покидать храм было глупо. Даже при свете белой луны было почти невозможно найти кого-нибудь в такой кромешной тьме. Он собирался сказать именно это, когда заметил впереди серого жеребца, стоявшего чуть в стороне от тропы.