Аристофан - Тишина

• Название: Тишина
• Автор: Аристофан
• Издательство: Искусство
• Жанр: Античная литература
• Год: 1983

Комедия была поставлена на Великих Дионисиях 421 г. до н. э. и удостоилась второй награды.

В «Мире» нашла отражение военно-политическая обстановка, сложившаяся в Греции осенью и зимой 422/421 г. до н. э. В сентябре 422 г. до н. э. афинское войско во главе с Клеоном направилось во Фракию, где в это время находились спартанцы под командованием энергичного полководца Брасида. В сражении у города Амфиполя, где афиняне потерпели поражение, погибли и Клеон и Брасид – два наиболее активных сторонника войны до победного конца. Поскольку за десять лет военных действий ни одной из сторон не удалось добиться решающего успеха, зимой 422/421 г. до н. э. начались переговоры о мире, которые завершились в апреле 421 г. – то есть через несколько дней после Великих Дионисий – подписанием так называемого Никиева мира.

Исходная сюжетная ситуация в комедии пародирует трагедию Еврипида «Беллерофонт». Согласно мифу, легендарный герой Беллерофонт попытался взлететь на крылатом коне Пегасе на Олимп. Однако Пегас сбросил нечестивца, который при падении охромел.

---

Гермес

Нет, коль запьешь настойкою полынною.
Возьми с собой и Ярмарку. И отведи
Ее в Совет. Там место ей законное!

Тригей

Совет, блаженство ждет тебя с женой такой!
Какая будет выпивка трехдневная,
Жратва какая: почки, пышки, потрохи!
Гермес дражайший, будь здоров!

Гермес

И ты, прощай!
Дружок, будь весел и не забывай меня!

Тригей

(собираясь в путь)

Эй, жук! Сюда! Пора лететь домой, домой.

Гермес

Нигде жука не видно.

Тригей

А куда ушел?

Гермес

Впряженный в колесницу Зевса, молнии
Влачит.

Тригей

Бедняга! Чем же он прокормится?

Гермес

Сыт будет Ганимедовой амвросией.[26]

Тригей

А как мне вниз спуститься?

Гермес

Не робей! Вот здесь
Сойдешь, с самой богиней рядом.

Тригей

(Жатве и Ярмарке)

Милые!
Сюда за мной скорей идите! Многие
Вас ждут, желаньем налитые сладостным.

Тригей и нимфы спускаются вниз и покидают орхестру. Хор остается один.

Парабаса

Предводитель хора

Так иди же с весельем на радость! А мы отдадим на хранение слугам
Нашу утварь, наряд маскарадный. Народ непутевый толпится у сцены.
Здесь воришек не счесть. Так и шарят, чего б утащить им и чем поживиться.
В оба глаза добро караульте! А мы обратимся к собравшимся с речью,
Скажем зрителям все, что пришло на ум, и пройдемся дорогами мыслей.
Надзиратели палкой должны б были бить комедийных поэтов, что смеют,
Выходя, пред театром себя восхвалять в анапестах и хвастать бесстыдно.
Но когда справедливо, о Зевсова дочь, превосходного славить поэта,
Кто соперников всех в комедийной игре одолел, став любимцем народа,
То тогда наш учитель высокой хвалы и славнейшей награды достоин.
Из поэтов один он противников всех уничтожил, кропателей жалких,
Кто над хламом тряпичным смеяться привык, кто со вшами отважно воюет,
И Гераклов прогнал он с разинутым ртом, вечно жрущих и вечно голодных,[27]
Он с бесчестием выкинул их, от беды он избавил рабов горемычных,
Суетящихся, строящих плутни везде, а в конце избиваемых палкой,
Чтобы раб-сотоварищ их мог поддразнить, над побоями зло насмехаясь:
«Ах, бедняк, это кто ж изукрасил тебя? Или с тылу с великою ратью
На тебя навалилась треххвостка? Иль ты к лесорубам попал в переделку?»
Вот такую-то рухлядь и пакостный вздор, болтовню балаганную эту
Уничтожил поэт, он искусство свое возвеличил до неба, как башню,
Из возвышенных мыслей, из важных речей, из тончайших, не гаерских шуток.
Не на мелких мещан, человечков пустых, ополчился поэт, не на женщин,
Но с Геракловым мужеством в гневной душе он восстал на великих и сильных.
Перебрал чрез ужасный кожевенный смрад, через злости вонючей угрозу
И без трепета с первых шагов поднялся на чудовище с пастью клыкастой.
На зверюгу. Страшней, чем у Кинны, глаза у него, словно плошки, пылали,
А вокруг головы его лижущих сто языков, сто льстецов извивались.
Его голос ревет, как в горах водопад, громыхающий, гибель несущий,
Он вонюч, словно морж, и задаст, как верблюд, как немытая Ламия, грязен.
Я взглянул на него, не дрожа, не страшась, я вступил с ним в смертельную битву.
Из-за вас и союзных иных островов я боролся. Зато справедливо,
Чтобы вы благодарными были сейчас, чтобы помнили старую дружбу.
Я и в прежние годы, в счастливые дни, никогда по палестрам не шлялся,
Угощая красивеньких мальчиков. Нет, я домой убежать торопился.
Редко скучен бывал я, забавен всегда, угодить постоянно стараясь.
Потому-то должны вы друзьями мне быть,
Старики, и мужчины, и мальчики все,
А вдвойне и особо плешивых прошу
Посодействовать мне и в победе помочь.
А когда победить мне удастся сейчас,
На пирах, на попойках кричать будут все:
«Дать плешивому это, плешивому то,
И сластей и орехов! Не жаль ничего
Для него, кто храбрее и доблестней всех,
Для поэта с блистательной плешью!»

Первое полухорие

Ода

Муза, забудь про войну.
К дружку своему подойди,
Пропляши со мною!
Воспой ныне
Свадьбы богов, пиры героев,
Игры блаженных прославь!
Таков удел твой издавна.
Если же Каркин подойдет,
Будет молить поплясать с его сынами,
Не поддавайся, не верь,
Льстивых не слушай просьб!
Все они – помни твердо –
Пигалицы, плясуны-головастики,
Карлики, козий помет, катышки, штукари – машинисты.
Сам их родитель признался, что с муками
Им порожденную драму
Утащила кошка.

Второе полухорие

Антода

Пышноволосых Харит
Заветные песенки пусть
Песенник искусный
Затянет в весенние дни, когда, щебеча,
Ласточка лепит гнездо,
И Морсим не водит хоров,
И Меланфий молчит.[28] Слыхал я
Мерзостный голос, визжащий.
В хоре трагическом шел
Он и почтенный братец,
Оба с Горгоньим зубом.
Лакомки, гарпии, жрущие камбалу,[29]
Хахали гнусных старух, побирашки с козлиным зловоньем.
В рожу плюнь им густою блевотиной,
Муза-богиня! Со мною
В пляс пустись веселый!

Эписодий третий

Тригей со своими спутницами спускается на землю и появляется у ворот своего дома.

Тригей

(зрителям)

Не шутка с неба прямиком сойти сюда!
Признаться вам, колени ломит здорово!
Малюсенькими сверху вы казались мне.
Эй, люди, с неба поглядеть – ничтожны вы,
А снизу глядя – во сто крат ничтожнее.

Раб Тригея выбегает ему навстречу.

Раб

Мой господин, вернулся?

Тригей

Говорят, что да.

Раб

А что с тобою было?

Тригей

Ноги долгий путь
Перестрадали.

Раб

Расскажи нам!

Тригей

Что сказать?

Раб

Встречал ли ты, чтоб кто-нибудь другой, как ты
По небесам шатался?

Тригей

Нет. Блуждали там
Две-три души певцов дифирамбических.[30]

Раб

А для чего?

Тригей

Запевки крали в воздухе
Весенне-вейно-мглисто-серебристые.

Раб

Скажи, а правду говорят, что на небе,
Когда умрем, становимся мы звездами?

Тригей

Все правда!

Раб

Кто же там звездою сделался?

Тригей

Хиосец Ион.[31] Воспевал и прежде он
«Звезду-денницу». Как скончался, на небе
Его прозвали все «Звездою утренней».

Раб

А что это за звезды? Полосой огня
Они скользят по небу?

Тригей

Возвращаются
От богача-звезды с пирушки звездочки
С фонариками, и огонь в фонариках.

Передает рабу нимфу Жатву.

Теперь вот эту проводи скорее в дом!
Ополосни лоханку, вскипяти воды
И с нею ложе постели мне брачное.
А выполнив приказ мой, возвратись сюда!
А я в Совет вот эту проведу сейчас.

Показывает на Ярмарку.

Раб

Откуда взял девчонок?

Тригей

Прямиком с небес.

Раб

Не дам я и полушки за богов теперь,
Они, как мы здесь, своднями заделались.

Тригей