Марк Гроссман - Веселое горе — любовь.

• Название: Веселое горе — любовь.
• Автор: Марк Гроссман
• Издательство: Южно-Уральское книжное издательство
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1966

Марку Соломоновичу Гроссману в 1967 году исполняется пятьдесят лет. Из них 35 лет отдано литературе.

Писатель прошел большой жизненный путь. За его спиной участие в Великой Отечественной войне, многие годы, прожитые за полярным кругом, в Средней Азии, в горах Урала и Кавказа.

Перед его глазами прошли многие человеческие судьбы; они и легли в основу таких книг, как «Птица-радость», «Сердце турмана», «Живи влюблен» и др. (а их более двадцати, изданных общим тиражом почти в миллион экземпляров у нас и за границей).

Сборник «Веселое горе — любовь» — это книга о любви и верности. О любви к Родине и женщине-матери, к любимой, родной природе, цветам и птицам — ко всему, чем живет человек нашего общества.

---

— А где ж ей быть? У меня.

Вечером дядя Саша зашел ко мне, молча выкурил трубочку и так же молча поднялся. Уже прикрывая за собой дверь, вздохнул и сказал резко и громко:

— Наука тебе, старый черт! Не обижай Золушек!

КАРЬЕР — КОРОЛЬ ГОЛУБЕЙ

Видели вы когда-нибудь карьера? Почтаря, родом с Востока?

Удивительная птица! Представьте себе долгоногое, хвостатое и совсем не похожее на голубя существо.

А самое главное — наросты на носу. Ну и наросты! Будто клевал голубь грецкие орехи, да и проткнул прямым, очень крепким, немного красноватым клювом один такой орех. И теперь он торчит посреди носа здоровенной шишкой.

Глаза у карьера тоже особенные, от всех на отличку. Растут вокруг них три кольца тонких бородавчатых наростов. И кажется, что оранжево горят зрачки посреди большущих — во всю голову — глаз.

Карьер — очень древняя почтовая птица. Многие столетия несла она почтовую службу в Персии, Сирии, Аравии, Египте. И вот — очутилась в Европе, в Голландии. Ничего удивительного: тысячи любителей птицы путешествуют по земному шару — моряки и купцы, туристы и дипломаты. И так вышло, что матросы голландского судна, увидев карьеров в Египте, решили привезти их к себе на родину.

А в Голландии карьеров приметили англичане. Надо сказать, что на Британских островах очень разбираются в голубях и любят их. Одним словом, в городах Англии вдруг появились длинноногие, носатые — черные, коричневые, шоколадные, голубые и пестрые птицы.

А там и пошло: попали они в Россию, в Германию и во многие другие страны.

Англичане, которые норовят все именовать по-своему, придумали карьеру почетное и красивое название — Король Голубей.

Ну, что ж, король так король! Птица вполне заслужила такую славу. Были случаи, когда карьеры, стремясь к дому, перелетали океан, шли в бурю и в дождь.

И скорость держали превосходную. Две тысячи метров в минуту.

Вот теперь, когда вы немножко познакомились с карьером, я расскажу вам небольшую историю об этой птице.

Как-то, похаживая по голубинке, я вдруг наткнулся на прекрасного черного карьера. Носил его в клетке-садке совсем маленький старичок; вид у этого старичка был такой нахальный, будто он вынес на голубинку жар-птицу и вовсе не собирается ее продавать, а так — показывает народу на удивление.

Я походил, походил вокруг старичка — не ошибка ли? В самом деле — карьер! И вцепился в незнакомца репьем: продай!

Старичок посматривал на меня снизу вверх, посмеивался в бородку и говорил такое, из чего никак нельзя было понять — продает или не продает?

Наконец, собрав изрядную толпу, старик театрально махнул рукой и сообщил, что — так и быть — отдает голубя.

Я взял карьера в ладонь. Весил он, право, не меньше килограмма, видел плохо, как и положено из-за шишки на носу. Все верно.

Торопливо отдав деньги, я сунул птицу в садок, и тут же увидел дядю Сашу. Слесарь пробивался ко мне через толпу, и по его лицу я понял, что сейчас получу нагоняй.

— Авоськаешь, как маленький, — сурово сказал он. — Берешь без всякого осмотра.

Дядя Саша свел брови к переносице, вытащил карьера из садка и принялся за работу.

Прежде всего он осмотрел клюв. Все оказалось, как положено: три четверти нароста сверху, одна четверть снизу. Выходило, что голубю не меньше трех-четырех лет.

Потом пришел черед шеи, длинной и тонкой, затем — не очень выпуклой груди и плоской спины, слегка покатой к хвосту.

С особым пристрастием исследовал дядя Саша крылья. Старик спичкой измерил их длину, заставил голубя, помахать ими — не подбиты ли? — пересчитал маховые.

Наконец, окончил осмотр, и морщины на его лбу разгладились.

— Неси домой, — сказал слесарь довольным тоном. — Птица без обмана.

Всю дорогу до дома нас с дядей Сашей сопровождали мальчишки. Они молча переглядывались, серьезно подмигивали друг другу и даже вздыхали, жалея, что такая превосходная птица досталась не им.

Поставив садок у голубятни, мы задумались. Как приручить почтаря? Продержать его месяц в связках? Нет никакого смысла. Ни месяц, ни год плена не привяжут такую птицу к новому дому.

Но вот дядя Саша выбил пепел из трубки, почесал в затылке и вынес приговор:

— На полгода — в ре́зки. Спари́, добудь голубят, тогда — на крыло.

— Хорошо, — согласился я. — Если уйдет, хоть детишки останутся.

Посадить голубя «в резки» — значит, обрезать у него опахала на перьях. Ворсинки на стержне не отрастают, и голубь не поднимется до тех пор, пока не облиняет или пока у него не вырвут перья, взамен которых вырастут новые.

Я отвел карьеру лучшее верхнее гнездо, потеснив Пашу и Орлика с семьями.

Вместе с дядей Сашей мы подыскали новичку жену, обсудив достоинства и недостатки всех голубок.

Выбрана была голубка породы драко́н. Стройная отважная птица с клиновидной головой и клювом.

Пусть никого не смущает название «драко́н». Голуби эти вовсе не похожи на огнедышащих крылатых чудовищ. Ничего змеиного в них, право, нет.

Англичане и немцы считают, что драко́ны произошли от скрещивания всадников с гончими. Всадник — очень древний голубь. Он не сохранился до наших дней. Так вот, знатоки полагают, что и карьер, и драко́н — потомки старинного всадника.

— Раз они одной нации, — сказал дядя Саша, — то пусть и играют свадьбу.

Вся голубятня отпраздновала женитьбу новосела, съев тройную порцию конопли — этого птичьего пирожного.

Карьер оказался добропорядочным мужем. Он с королевской важностью похаживал возле голубки и молчал. Почему-то спокойно переживал свой плен и беспрерывно набивал зоб зерном.

— Тонкий плут, — ворчал дядя Саша, косясь на голубя, — силы копит к отлету и виду не подает.

В начале апреля голубка положила яйца, и у меня в квартире сразу стало шумно. Все знакомые голубятники и юнги записывались в очередь на голубят.

Дядя Саша, чувствовавший себя совладельцем птицы, отказывал всем.

— Вас вон сколько, — широко разводил руки старик, — где я вам такую прорву птенцов добуду? Никому не дам.

Голубята должны были вылупиться из яиц в воскресенье. Дядя Саша с самого утра дежурил на балконе, то и дело заглядывал в гнездо, философствуя о блестящем будущем новых птиц.

В полдень он не выдержал и, осторожно пошарив под голубкой, извлек яйца. На них уже хорошо виднелись бугорочки-трещинки, — голубята пробивались на волю.

Старик одно за другим приложил яйца к уху — и вдруг побледнел.

— Слышь-ко, — сказал он тревожно, — помрут они, не пробьются. Скорлупа крепкая, видно.

— Пробьются, — постарался успокоить я старика. — Не нужны им повивальные бабки.

— Мальчишка! — неожиданно рассердился дядя Саша. — А я не могу видеть, как гибнет новая порода. Дай щипчики.

Я принес слесарю щипчики, которыми обычно переворачивал фотобумагу в ванночках, проявляя снимки.

Дядя Саша осторожно стал отщипывать кусочки треснувшей скорлупы, расчищая голубишкам выход к воздуху. Слесарь до того волновался, что губы у него побелели и возле усов выступили капельки пота.

— Вот теперь ладно, — наконец сказал он, обломав боковинки яиц, в которых уже были видны головки новорожденных. — Теперь-то они пробьются.

Голубята сбросили скорлупу вечером. Это были богатыришки! Головастые, носастые — красота!

Дядя Саша похаживал по балкону, торжествующе посматривал вниз, где стояли, задрав головы, не потерявшие надежд юнги.

— Ладно уж, — бросил совершенно оттаявший старик, — новую пару птенцов подарю вам. Измотали меня, ироды!

«Ироды», сразу повеселев и перепугав криками жителей окрестных квартир, исчезли из-под балкона

Голубята росли, как и положено детям почтарей. Через двадцать суток они покрылись тугим черным пером, а на носах у них красовались здоровенные шишечки.

Еще через десять дней, очень похожие на папу-короля, юные принцы взлетели в воздух.

Юнги под балконом, торжествуя, швыряли вверх шапки.

Июльским воскресным утром дядя Саша пришел ко мне и, выкурив трубочку, объявил:

— Пора начинать. А? Как ты думаешь?

Он утащил голубят прямо в руках и выпустил их за квартал от дома.

— Прилетели, что ль? — еще издали закричал он мне, почти торчком задрав бороду.

Я пожал плечами.

Слесарь быстро поднялся на балкон, смущенно ухмыльнулся:

— Малы еще. Подрасти надо.

Старик пытался завести беззаботный разговор и даже шутить, но я видел, что он взволнован и напряжен. Дядя Саша то и дело посматривал туда, откуда должны были прийти карьеры, мял бородку в кулаке и сосал потухшую трубку.

По обязанности владельца голубей я старался подать своему другу пример хладнокровия и выдержки. Но это у меня совсем не получалось. Смеялся там, где не надо было, и отвечал невпопад.