Марина Казанцева - Одинокая звезда

• Название: Одинокая звезда
• Автор: Марина Казанцева
• Жанр: Научная Фантастика

Приключенческий роман с элементами мистики. В захолустном городке далеко на Западе прячется старая-старая тайна, раскрыть которую удалось четвёрке юных следопытов. Кто не мечтает найти клад?! Но вместе с тем выходит на свет удивительная повесть о некоем авантюристе, который мог бы сделать историю Нового Света совсем иной.

---

Отшатнулся Хосе и побледнел так страшно, словно его одной лишь кровью вся площадь гарнизона залита. Утихли все, не понимая, лишь тяжкий хрип, что вырывался из стиснутых зубов Перейры, нарушил мёртвость тишины. И даже стоны раненых замолкли.

— Смерти легкой ждешь? — он усмехнулся. — Твоих солдат судьбы желаешь? Чтобы я своей рукою тебя отправил к праотцам на небо, в райскую обитель за труд твой пред престолом бескорыстный? Ты не ошибся, меня смерть обошла, и от позора имя жалкое укрыло. Ко мне судьба щедра, не смею жалоб на нее я возлагать. И к тебе я буду добр, и отвага твоя без награды не останет. Ты не умрешь от сей руки презренной! Пусть милость свыше за меня твою судьбу решит и даст тебе твой жребий по заслугам.

И мы ушли с добычей снова в путь, оставивши в пустынной цитадели привязанным к столбу, прикованным цепями, за воротами, заложенными брусом, меж непогребенных трупов, отважного испанцев капитана на милость неба и на жадность гнуса.

Был труден путь наш, но смиренные лошадки щадили наши ноги от камней и наши спины от нош, их натиравшей. И веселы все были, и с удачей Перейру поздравляли, и песни пели вечерами у костров. И херес пили трофейный, и звук волынки звонко вечерний воздух оглашал, и тени их вокруг огня плясали. И смех Перейры раздавался средь возгласов ликующих, когда чаша по кругу ходила, наполненная пьянящею и щедрой на веселье влагой.

На крыльях мы к мечте летели, ведомые отчаянным и дерзким нашим вожаком. Он неудачу превращал в везение! И друзья — пираты ни один ни разу не спросили его, за какое преступленье был осужден он на галеры. Не было средь братства обычая о прошлом вспоминать.

День был, и ночь была и снова Стюарт своей волынкой высоких сосен доставал верхушки. Пел Макконнехи гэльские напевы и даже Мбонга ударами по барабану строевому рассыпал стаккато мелкой дробью с ловкостью примерной.

Пятеро Датчан и северянин Торосс, на плечи руки возложив, кружили в танце до самозабвенья, ногами взметывая пыль. Джеронимо с бочонком обнимался, а Старлейк горящих факелов метал вверх булавы и их ловил, не обжигаясь.

Я в темноту ушел и, стоя у обрыва, смотрел на воду. В ней звезды отражались, дрожа и исчезая в ряби ночной, словно рыбой поглощаемы, и нарождаясь вновь. Я не заметил, как тихо подошел Перейра и молча встал за моей спиной, невидимый в тени глубокой сосен. И лишь дыхание услышав, я обернулся. Из тьмы он вышел под свет неяркий звезд, что отражался в его раскрытых широко глазах, невидяще смотрящих в небо.

— Ты помнишь, Марвелл, — прошелестел бесплотно голос, — как на галерах ты рассказывал ночами товарищам о своей удаче? Тогда тебя помиловал судья и сохранил тебе твои он руки тем, что на галеры гребцом тебя сослал. Ты говорил, что милость эта была тебе отмеряна, благодаря чудовищному преступлению, что потрясло Испании народ. И ненависть всеобщую снискал убийца тот такую, что из уст в уста передавали его имя и проклинали с плачем каждодневно. Ты в песнь облек преступление это и песнями своими рабов несчастных участь умягчал.

Убийца тот носил прославленное имя отцов достойнейших своих. Дамиан Мартиросса — здесь, под незнакомою звездою, в чужой земле звучит оно впервые. И это имя двадцать пять годов носил он, пока не стал Хосе Перейрой, по милости судьи Коррадо. Того, что пощадил тебя и не дал за два сентаво руки потерять. Тот капитан, что опознал меня, был Коррадо старшим сыном, брат Сиквейры, Теодор Коррадо. Его под маской крови я не признал, но голос, который с детства мне знаком, узнал при первом звуке. С ним вместе умер и прервался род Коррадо. Я обречен любимым мной и любящим меня несчастье приносить. Что скажешь, Марвелл, на мое признание? Будешь ли, как раньше, благодарен убийце невинных, злодею, извергу, предателю отцов? Ты — чистая душа средь висельников и убийц. Не подниму руки я на тебя, хотя бы плюнул в глаза ты мне и проклял с ужасом и отвращением.

Я молчал и думал, и Перейра не слова не сказал, пока я не ответил:

— Я клятвы верности назад не отниму. Ты жизнь мне спас и не однажды. Каков бы ни был ты, мы вместе путь идем и вместе делим беды и удачи. И, если спасенья радости с тобой я разделил, то разделю позор и преступленье.

И Перейра молвил, простерши руку к небу:

— Я — Мартиросса! И всё случилось, как случилось, и ничего исправить я не в силах!

***

Вот наступил сезон холодный. Ветер тучи рвал и их обрывки бросал с дождем и снегом в лицо идущим. Но в шкуры теплые одеты и сыты дичью свежей и плодами щедрыми земли, мы дошли до поселения людского. Там люд был разношерстный, искатели удачи всех мастей из всех стран Света Старого. Благодаря деньгам и силе, и отваге, мы были приняты в сообщество живущих. Никаких законов в сем поселенье не имелось.

Срубили мы зимовье на всю ватагу нашу и со всеми вместе от индейцев стали жилища наши охранять. Там были женщины, и много наших в драке отнимали чужую долю, и добыча сильнейшему была наградой. А те, кому нехватка вышла, отправились на поиски подруг в селения индейские и с помощью волшебных зелий, на которые индейцы очень падки, где купили, где украли, а где обманом увели свои вторые половины. Лишь я и Мартиросса, который для всех по прежнему Хосе Перейрой оставался, согласно своему желанью, мы не имели жен.

Зима прошла и только земля оттаяла от снега, мы в путь сорвались и многие детей с собой везли и жён на лошадях, которых на порох и вино мы поменяли у индейских племен. Не все зиму перенесли, потери были в рядах у нас от зимних стуж, от индейских стрел, от хищников. И шли мы медленно, поскольку поклажи было на каждого помимо лошадей возложено. И женщины с детьми отряд наш оглашали криками и суетой.

Недобрым глазом Мартиросса смотрел на это скопище, но молчал, поскольку все мужи мечтали о радостях семейной жизни. Иначе само сокровище им было бы не нужно.

Однажды, напав на небольшой испанский форт, что в пределы крайние влиянья своего забрался, разграбили мы все, что ценность хоть немногую для нас имело. Мне попались запасы китайской тряпочной бумаги, что страшно дорога была и в Старом Свете. А в здешнем крае — дороже золота. А также мне достались чудесные с чернилами бутыли. С таким добром уединившись, я начал летопись вести. Слова, сложенные мной за долгие скитанья, старательно гусиным я пером на дивной той бумаге выводил.

Весна была в разгаре, когда на нас во время отдыха на переходе напали воины-индейцы. Мы защищали свои жизни. Но порох кончился, мушкеты бесполезны. Мечи — слабая защита против тучи стрел. Застали нас в открытом поле, и трупы лошадей служили нам укрытием. Многие лишились жен и детей и жизней своих. И противник дикий многих волосы погибших унес с собою вместе с кожей головы.

Когда собрали разоренное мы войско наше, то тридцать с небольшим мужчин осталось и женщин около десятка, и восемь орущих и зовущих мамок младенцев.

— Перейра, это совсем не то, о чём мечтали мы в пути своем. Мы не роптали, мы верили тебе, мы шли за золотом, что ты нам обещал. Но мало мы его видали, хотя ты пел нам песни про города — кубышки, про дворцы, которые ларцам подобно переполнены богатством, которое всё наше, только руку протяни! Скажи, куда твой путь ведет? Ведь кроме племен индейских здесь нет уж далее богатых городов. Где же золото?

Так вопрошали его, и нельзя их упрекнуть ни в трусости, ни в алчности и ни во лжи.

Молчит Перейра и лишь смотрит неспокойными глазами своими на побратимов, на плачущих их жен, на мертвые тела своих друзей, на разбросанные тюки. Я рядом встал, чтоб не ему лишь одному за все ответ держать.

И вот заговорил он медленно и через силу:

— Осталось мало нас. И мы в стране чужой, где каждому враги и каждый враг нам. Вы взяли жён, вы завели детей. Значит, жить решили. А раз решили, так — живите. Что толку упрёки мне бросать, много ль выбора у вас? Обидитесь — куда пойдете? Вы взяли на себя ответственность за жизни, так не будьте малыми детьми, ведите слабых сих и позаботьтесь о безопасности тех, кого вы любите. Найдем мы место и построим форт. Здесь много камня и много скал высоких. Индейцы привыкли воевать в лесах и в поле, но цитадель им не по силам. Когда тылы защищены, то можем за добычей мы выходить. И постепенно землю эту приобретем себе в имение. Где видели вы прежде такое множество земли свободной, без владельца — короля, без дани, без налогов? И постепенно будут к нам стекаться люди и будет здесь людское поселенье. И в нем законы установит не король, а вы. И такие, какие вам удобны. И дети ваши будут знатью, когда лет через двадцать, ещё при жизни вашей увидите вы их богатство и почет.

Так говорил он. И расправлялись лица, и утихал надрывный женский плач. И матери, что утеряли детей своих, прижали к груди сирот, что потеряли матерей.

— Так не было и никогда не будет, чтобы без потерь, без горя и без тяжких неудач великие дела вершились в этом мире. Как Рим начался с горстки поселенцев в земле чужой, так зародится здесь, в глуши пустынной Новый Свет.