Карл Маркс - Собрание сочинений, том 13

• Название: Собрание сочинений, том 13
• Автор: Карл Маркс
• Жанр: Философия

Тринадцатый том Сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса содержит произведения, написанные с января 1859 по февраль 1860 года.

---

Что касается итальянской конфедерации, составляющей часть нового устройства, то необходимо заметить следующее: или эта конфедерация будет политической реальностью, в известной степени обладающей силой и влиянием, или же она окажется только обманом. В последнем случае объединение, свобода и развитие Италии ничего от этого не выиграют. Если же она окажется реальностью, то чего хорошего от нес можно ожидать, принимая во внимание элементы, из которых она состоит? Ведь Австрия (входящая в нее в силу владения Венецианской областью или королевством), папа и король неаполитанский, объединенные интересами деспотизма, легко одержат верх над Сардинией, даже если другие более мелкие государства будут на ее стороне. Австрия сможет даже воспользоваться этим новым положением вещей для того, чтобы обеспечить себе контроль над другими итальянскими государствами, столь же нежелательный, чтобы не сказать больше, как и тот, на который она раньше претендовала в силу специальных договоров с ними.

Написано К. Марксом около 12 июля 1859 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 5697, 27 июля 1859 г. в качестве передовой

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского

К. МАРКС МИР

Сведения, полученные с «Европой», заставляют предполагать, что итальянская конфедерация, возвещенная Наполеоном III как одна из основ его мира с Францем-Иосифом, есть нечто весьма неопределенное и неустойчивое. Это пока только идея, на которую согласилась Австрия, но она должна еще быть представлена на рассмотрение итальянских правительств. Нет оснований считать, что даже Сардиния, с королем которой, кстати сказать, видимо, не советовались при заключении мира, согласилась принять эту идею, хотя король, конечно, должен делать, что ему говорят. Между тем ходит слух, что папа, предполагаемый почетный глава конфедерации, написал Луи-Наполеону, что он будет искать защиты у католических держав, — средство, довольно сомнительное как раз сейчас, когда он хочет найти защиту именно от Франции. Что касается недавно изгнанных монархов Тосканы, Модены и Пармы, то они, очевидно, должны получить обратно свои троны, а при таких обстоятельствах они,

без сомнения, будут готовы присоединиться к любой конфедерации, какую только им ни навяжут. Однако абсолютно ничего не известно о позиции неаполитанского короля {Франциска II. Ред.}, ныне единственного независимого государя Италии; не исключена возможность, что он откажется наотрез. Следовательно, еще нет уверенности в том, что вообще будет какая-либо конфедерация, а если ей и удастся сформироваться, то совершенно неизвестно, какова будет ее природа.

Важным фактом, выяснившимся только теперь, является то, что Австрия сохраняет все четыре большие крепости, причем Минчо становится западной границей ее владений. Таким образом, она все еще удерживает ключи от Северной Италии в своих руках и может воспользоваться любым благоприятным стечением обстоятельств, чтобы вернуть себе то, что ей теперь приходится отдавать. Уже один этот факт показывает, насколько неосновательно утверждение Наполеона о том, будто он действительно осуществил свое намерение вытеснить Австрию из Италии. На самом же деле можно без преувеличения сказать, что если он победил Австрию на войне, то она явно победила его при заключении мира. Она отказалась только от того, что было отвоевано у нес, и ни от чего больше. Франция ценою нескольких сот миллионов долларов и жизни почти пятидесяти тысяч своих сынов приобрела контроль над Сардинией, громкую славу для своих солдат и репутацию очень счастливого, но не очень преуспевающего полководца для своего императора. Для последнего это много, но для Франции, которая вынесла на своих плечах все эти расходы и понесла все эти потери, этого мало, и не удивительно, что в Париже царит недовольство.

Мотив, приводимый Наполеоном для объяснения столь внезапного окончания войны, заключается в том, что эта война стала принимать размеры, не совместимые с интересами Франции. Другими словами, она начинала превращаться в революционную войну, характерными чертами которой должны были явиться восстания в Риме и в Венгрии. Любопытно, что непосредственно перед сражением при Сольферино тот же Наполеон фактически побуждал Кошу та, по его приглашению явившегося на свидание в лагерь, предпринять революционную диверсию в пользу союзников. Тогда, перед этим сражением, он не боялся опасностей, которые стали страшить его сразу же после сражения. Что обстоятельства меняют положение, это наблюдение не ново, но оно применимо и к настоящему случаю. Впрочем, нам нет необходимости умножать аргументы, чтобы доказать, что этот человек столь же эгоистичен, как и бессовестен, и что, пролив кровь пятидесяти тысяч человек для удовлетворения своего личного честолюбия, он теперь готов отречься даже от лицемерного признания на словах всех принципов, во имя которых он вел их на бойню.

Одним из первых результатов настоящего соглашения является падение правительства Кавура в Сардинии, которое должно было уйти в отставку. Один из проницательнейших людей Италии и совершенно не причастный к заключению мира, граф Кавур, тем не менее не мог устоять перед лицом общественного негодования и разочарования. Пройдет, вероятно, много времени, прежде чем он снова вернется к власти. Пройдет также много времени, прежде чем Луи-Наполеон снова сможет даже людям сентиментальным и энтузиастам внушить иллюзию, будто он является борцом за свободу. Отныне итальянцы станут ненавидеть его больше, чем всех других представителей тирании и предательства, и неудивительно, если кинжалы итальянских террористов снова будут угрожать жизни человека, который, делая вид, что завоевал независимость для Италии, вопреки своим обещаниям оставил Австрию сидеть на шее Италии почти так же прочно, как прежде.

Написано К. Марксом 15 июля 1859 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 5698, 28 июля 1859 г. в качестве передовой

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского

К. МАРКС ВИЛЛАФРАНКСКИЙ ДОГОВОР

Если война, которую Луи-Наполеон затеял под лживым предлогом освобождения Италии, вызвала общую путаницу понятий, перемену позиций, беспримерное в истории Европы проституирование людей и вещей, то мир, заключенный в Виллафранке, рассеял роковые чары. Что бы ни говорилось о проницательности Наполеона, этот мир разрушил его престиж и даже оттолкнул от него французский народ и французскую армию, обеспечить расположение которых к своей династии составляло его главную цель. Когда он заявляет этой армии, что заключил мир из страха как перед Пруссией, так и перед четырехугольником австрийских крепостей, то он говорит ей именно то, что может пробудить в ней только отвращение. Когда же он говорит народу, каждый представитель которого рожден революционером, что он был остановлен на своем победоносном пути только тем, что следующий шаг вперед пришлось бы делать в союзе с революцией, — то он может быть уверен, что этот народ отнесется к нему с гораздо большим недоверием и отвращением, чем к тому пугалу, которым он старается его устрашить. Во всей современной Европе никто не терпел такого краха, как Луи Бонапарт со своей итальянской войной. Обман обнаружился в Виллафранке. Спекулянты фондовой биржи ликуют по поводу этого события, приунывшие демагоги ошеломлены, обманутые итальянцы дрожат от бешенства, «посредничающие державы» имеют жалкий вид, а те британцы и американцы, которые верили в демократическую миссию Луи Бонапарта, скрывают свой позор за ничего не значащими протестами и замысловатыми объяснениями. Только те, которые имели мужество противостоять потоку самообмана, рискуя даже, что их обвинят в симпатиях к австрийцам, только они одни, как теперь стало ясно, занимали правильную позицию.

Прежде всего рассмотрим, каким образом был заключен мирный договор. Происходит встреча двух императоров; Франц-Иосиф уступает Ломбардию Бонапарту, который отдает ее в подарок Виктору-Эммануилу, а тот, в свою очередь, хотя и кажется главным действующим лицом в войне, даже не допущен на конференцию, которая решает вопрос о мире. Мысль о том, чтобы спросить, хотя бы ради приличия, мнение этого людского товара, которым так бесцеремонно торгуют, вызывает у обеих договаривающихся сторон только презрительную улыбку. Франц-Иосиф распоряжается своей собственностью, так же поступает и Наполеон III. Если бы дело шло о передаче имения, то было бы необходимо присутствие судебного чиновника и выполнение некоторых юридических формальностей. Но ничего подобного не требуется при передаче трех миллионов людей. Не спрашивают даже согласия Виктора-Эммануила, человека, которому в конце концов была передана эта собственность. Для министра такое унижение было чрезмерным, и Кавур подал в отставку. Конечно, король может сказать об аннексированной стране то же самое, что сказал некогда римский император о раздобытых им деньгах: Non olet{153}. Быть может это и не пахнет для него оскорблением.