Papirus - Барс - троглодит

• Название: Барс - троглодит
• Автор: Papirus
• Жанр: Фэнтези

Он родился и вырос в клане лучших в стране и, может даже в мире, воинов — барсов. Однако среди высоких, светловолосых и голубоглазых барсов он выделялся своей внешностью давнего предка людей, живших в пещерах и одевавшихся в шкуры, и получил прозвище «Троглодит». По достижении совершеннолетия и окончания обучения его ожидала обычная карьера в элитных частях королевской гвардии, однако судьба и совет старшин клана распорядились иначе. За драку в трактире он на пять лет был отлучен от клана и должен был самостоятельно искать работу. Более того. Через пять лет он должен доказать соклановцам, что не просто зарабатывал на жизнь, но и совершенствовал свое воинское искусство. По пути ему встретятся друзья и враги, любовь и предательство, бои и новая учеба.

---

Пришлые настаивали на том, что большинство наемников не нанесли нам с Лусией ни одного удара, то есть, якобы, в драке не участвовали и пострадали безвинно.

Х-ха! Да они не успели просто! Это и самому тупому буйволу понятно. Но поучаствовать, явно, очень хотели. Что я мог ответить старшинам? Так учили! «Промедление, как и излишняя задумчивость на поле боя, смерти подобно». Они с этим не спорили, однако, все равно решили, что я был излишне жесток, и отправили подальше от поселения на долгих пять лет, для клана обставив дело так, будто я уезжаю на обычную практику, а для торгаша — будто изгнан в наказание. Чем-то он был важен этот торгаш для поселка.

Вот таким макаром я впервые стал жертвой политики.

В дорогу мне выдали великолепную отлично сбалансированную шпагу с клинком из рунной стали — барсы признают оружием только изделия лучшего качества — в пару к ней узкий обоюдоострый кинжал, охотничий нож, легкую кольчугу и перевязь с пятью метательными ножами. Мать собрала в мешок смену белья и еды на пару дней. Отец выделил целых пятнадцать серебряных «воробьев», что составляло полторы золотых «ящерицы». На самом-то деле на золотой монете изображен был дракон, а на серебряной — профиль орла, но народ привык к более простым и менее гордым названиям. Один золотой дракон был равен десяти серебряным орлам или ста медным «косточкам». На медной монете были выбиты две скрещенные шпаги, но чеканка была настолько невыразительной, что выглядели они и впрямь как косточки.

Вечером я попрощался с друзьями, распив в памятном кабачке бочонок свежего пива. Отец Лусии подошел ко мне, крепко сжал плечо и, взглядом высказав мне благодарность, выставил пятилитровый кувшин неплохого вина от себя. Лусия за весь вечер так к нам и не вышла. Я понимал и не осуждал ее. Все-таки косвенно я был виновником и свидетелем ее унижения.

Утром встал, как обычно. Последний раз вместе с поселком провел утреннюю разминку, обнял родителей и отправился в путь.

* * *

И вот, впервые за девятнадцать лет, у меня появилось то, о чем я мечтал с самого раннего детства — свобода и свободное время. Я наконец-то сам решаю, что делать, и сам отвечаю за последствия своих решений. Конечно, воину довольно часто приходится принимать на себя ответственность за свои решения, но сейчас все было несколько иначе. Сейчас было… глобальнее, что ли. Никто не доводит до сведения распорядок дня, расписание тренировок и дополнительных занятий. Никто зорко не высматривает, пришел ли ты на разминку, с душой ли занимаешься, не тешишь ли свою лень. Никому теперь нет дела до этого. А самое грустное в этой ситуации то, что я и сам не знаю, чего хочу на самом деле. Стратегически, если можно так выразиться, я хотел стать полноправным воином, но вот тактически… То есть, чем занять себя на эти годы свободы, чтобы потом с гордостью рассказать о своих успехах, я пока не представлял.

Сколько себя помню, я учился, учился и учился. Старшины не знали, что такое праздность, и это нелепое невежество почитали за высшее проявление мудрости, как своей, так и высокочтимых предков. По третьему удару колокола утром, в обед и вечером все население нашего поселка выходило на разминку, повторяя базовые движения комплекса боевого искусства барсов, чередуя с лечебно-оздоровительными упражнениями. Касалось это всех. Членов клана и вольных. От мала до велика. То есть от младенцев, едва научившихся ходить, до глубоких стариков, включая сто восьмидесяти двухлетнего патриарха Молтки. Единственное исключение делалось для караульных и больных. С малышней занимались обычно двое наставников, которые постепенно приучали детей к нагрузкам, подавая им упражнения в игровой форме. То есть тогда, всего-то вчера, а кажется целую вечность назад, думать, чем заняться, совершенно не нужно было. Думали и решали старшие. Выход в самостоятельную жизнь должен был состояться в гвардии. Постепенно. Под приглядом опытных барсов.

Теперь звонить на разминку придется самому. Колокольчик на шею повесить что ли?

На второй день своего забега Барск — Вармок наткнулся на труп самки кугара — самого умного хитрого и опасного зверя из кошачьих. У нас в поселке считалось доблестью выйти против этого зверя в одиночку и победить. Однако специально за ними никто не охотился. Все-таки почти «родственники». Они — кугары, мы — барсы. Тем не менее, непредвиденные встречи случались и не всегда заканчивались мирно. Эта самка, будучи тяжело раненой, видимо, ушла от охотников подальше и здесь разрешилась от бремени. Из всего выводка в живых остался к моему приходу только один котенок, жалобным писком зовущий мать. По этому самому писку я их и обнаружил.

Бросить живую душу на погибель я не смог, поэтому покормил котишку остатками молока, да и взял с собой. Надо заметить, что из котят кугара вырастают преданные друзья и защитники, однако добыть их очень сложно. Трудно справиться с мамашей, но еще труднее найти ее логово. Можно неделями гоняться за самкой. Она будет кружить, путать следы, нападать из засад, но к логову никогда не приведет. Так что, мне несказанно повезло на них наткнуться. Впрочем, и охотничье чутье, заставившее сделать небольшой крюк и тонкий слух, позволивший уловить писк малыша, нельзя сбрасывать со счетов. Правда, мастер-целитель говорил, что это никакое не охотничье чутье, а магические способности позволяют мне просматривать местность, подсознательно оценивая окружающие объекты на предмет опасности или, наоборот, полезности для меня. Обещал заняться развитием этой способности, если я на практику останусь в поселке, но, увы, уже не судьба.

На четвертый день снова охотничье чутье увело меня немного в сторону от маршрута. Через некоторое время я отчетливо услышал всхлипы и, бесшумно подобравшись к источнику, тихо развел ветки куста. На меня с испугом вытаращились два больших, круглых и синих, как небо, глаза. Затем после глубокого и судорожного вздоха раздался визг, и тоненькая девичья фигурка попыталась, сжавшись в комочек, добраться до корней несчастного растения. Сделать это ей не удалось. Тогда девчушка, на вид ей было лет тринадцать-четырнадцать, вскочила, и, умело держа прямым хватом небольшой кинжал, встала в оборонительную стойку. Одета она была в богатый охотничий костюмчик, светлые волосы, когда-то уложенные в прическу, теперь топорщились, как у мокрого кота шерсть, глаза наполнены страхом и непреклонным желанием дорого продать свою жизнь. В целом, картинка была уморительная. Я не выдержал и рассмеялся.

— Уходи! — вскрикнуло это чудо. — Уходи, а то ударю!

Я пожал плечами, развернулся и, моментально забыв про встречу, пошел своим путем. Девушка — не котенок. В таком возрасте она уже должна уметь позаботиться о себе. Во всяком случае, у нас даже вольные с десяти лет на недели в одиночку уходили в лес. Например, доставить продукты отцу семейства на дальнюю заимку. Ну, так пусть, стало быть, и заботится о себе сама. Мне-то что? Может ведь и обидеться, что полез помогать без спросу. Будто слабой посчитал.

Отчаянный писк за спиной не дал мне перейти на бег:

— Постой! Куда же ты?!

Я повернулся и честно ответил:

— В Вармок.

— А… а почему ты уходишь?

— Потому, что мне надо в Вармок, — терпеливо ответил я на глупый вопрос.

— А… а как же я?

— А что ты? — теперь не понял уже я.

— Ты… так и… бросишь меня одну? Здесь.

— Я тебя не подбирал, чтобы бросать. Иди себе своей дорогой, а я пойду своей.

Я снова развернулся, собираясь уходить, как девчушка снова пристала со своими вопросами. Вот ведь говорливая попалась.

— Благородные люди так не поступают с дамами!

Это меня заинтересовало. Наш философ учил: умный человек учится всегда, всему и у всех. В знании сила! Поэтому я решил, пользуясь случаем, прояснить, чего я не знаю про благородных людей. Указом еще прапрапра…дедушки нынешнего короля все барсы поголовно за воинскую доблесть приравнивались к ненаследному, безземельному дворянству. Так что, я мог с полным основанием считать себя благородным. Осталось только выяснить, чего я не знаю про это сословие.

— С чего ты решила, что я благородный?

— У тебя шпага на поясе и… — она засмущалась и покраснела, — ты меня не… ну, это самое…

— Чего я не это самое?

— Ну, не разоружил и не… — она замолчала.

— Чего не? — тупо продолжал допытываться я.

Наш философ, умнейший человек, всегда говорил: умен не тот, кто много знает, а тот, кто не боится задавать глупые вопросы. Вот я и задавал. Не люблю туманные намеки невесть на что.

— Чего-чего! — вдруг разъярилась девчонка. — Не убил и не ограбил! Вот чего!

Я оценивающе посмотрел на нее. Девушка снова испугалась и прямо сжалась вся под моим взглядом.

— Да у тебя и брать-то нечего, — вынес я заключение.