Ларс Свендсен - Философия Зла

• Название: Философия Зла
• Автор: Ларс Свендсен
• Издательство: Прогресс-Традиция
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008
• ISBN: 5-89826-295-4

Добро и зло - борьба между ними идет, не ограничиваясь ни географией, ни определенным периодом истории. Так или иначе, вне зависимости от национальности, вероисповедания, достатка и рода деятельности человек вступает в эту схватку. На чьей стороне? Без сомнения, каждый склонен ответить, что зло исходит от другого. Что есть зло и какова его природа? Что движет людьми, творящими зло? Война, убийство детей, террор: человек или его Создатель ответственен за несправедливость, царящую в мире? Собрав воедино плоды размышлений философов, наблюдения историков, результаты исследований психологов, философ Ларc Свендсен изучает и анализирует проблему зла с теологической, антропологической, феноменологической и практической точки зрения, стремясь ответить на главный вопрос - как бороться со злом?

---

Эстетическая притягательность зла

Действительно, субъект, прекрасно осознающий, что совершает зло, может иметь для этого основания, не относящиеся, однако, к области морали. Быть может, такие поступки просто-напросто внушают субъекту чувство радости. Фрейд утверждает, что «часто зло совсем не вредно и не опасно для «Я»; напротив, оно бывает для него желанным и приносящим удовольствие»307. Однако мы опять не получаем дальнейших разъяснений.

Колин Макджинн тесно сплетает этику с эстетикой, утверждая, что зло проявляется в ужасающих деяниях, что насилие отвратительно и т.д.308 Он основывается на давно ушедшей предмодернистской эстетике309: складывается впечатление, что он не подозревает о некогда существовавших романтизме и модернизме. Мы, романтики, или, вероятно, постромантики, способны видеть во зле красоту, а в насилии - проявление прекрасного310. На мой взгляд, применительно к злу определение утонченное подходит больше, нежели прекрасное. Согласно Канту, утонченное пробуждает в нас «негативное удовольствие», которое притягивает и отталкивает одновременно311. Кант отмечает, что война является чем-то возвышенным312. Американский солдат, воевавший во Вьетнаме, рассказывает о мысли, поразившей его, когда он стоял, глядя на трупы северовьетнамских солдат:

Это был один из тех моментов, когда я оказался за гранью человеческого, смотрел в бездну и наслаждался тем, что видел. Я отдался во власть эстетики, отделяющей от фундаментальной способности к сопереживанию, позволяющей нам чувствовать страдания других. И я увидел красоту, приводящую в ужас. Война не только отвратительна, война - это свершение сокрушительной и искушающей красоты313.

В этой цитате слышится эхо манифеста Маринетти по поводу колониальной войны в Эфиопии:

Двадцать семь лет противимся мы, футуристы, тому, что война признается антиэстетичной-. Соответственно мы констатируем: -.война прекрасна, потому что обосновывает, благодаря противогазам, возбуждающим ужас мегафонам, огнеметам и легким танкам господство человека над порабощенной машиной. Война прекрасна, потому что начинает превратить в реальность металлизацию человеческого тела, бывшую до того предметом мечты. Война прекрасна, потому что делает более пышной цветущий луг вокруг огненных орхидей митральез. Война прекрасна, потому что соединяет в одну симфонию ружейную стрельбу, канонаду, временное затишье, аромат духов и запах мертвечины. Война прекрасна, потому что создает новую архитектуру, такую, как архитектура тяжелых танков, геометрических фигур авиационных эскадрилий, столбов дыма, поднимающихся над горящими деревнями, и многое другое... Поэты и художники футуризма, вспомните об этих принципах эстетики войны, чтобы они осветили., вашу борьбу за новую поэзию и новую пластику?314

Процесс эстетизации - к примеру восприятие войны как художественного фильма, может превратить страшные события в прекрасные315. Можно восхищаться музыкой пулеметов, сверкающей сталью оружия и цветом напалма. Война кажется забавным представлением, а раненые и убитые становятся чисто комическими персонажами. Когда реалии войны представляются в виде игры, проще перенести собственную уязвимость и страдания других. Однако, кроме того, насилие обладает собственной притягательностью. Можно утверждать, что насилие отвратительно, но с тем же успехом можно говорить о том, что насилие прекрасно. Нет ничего, что доказало бы неверность каждого из этих суждений. В обоих случаях речь идет о ценителях, а эстетическое чувство не подчинено нашим понятиям о нравственности. Эстетическое часто рассматривается как автономная сфера, свободная от законов морали, а зло, превращенное в объект эстетики, в значительной мере утрачивает нравственные характеристики.

Платон во многом был прав, осуждая искусство: иррациональность эстетического таит в себе опасность. Торхильд Бьорнвиг почти половину века назад описал «болезнь эпохи», которую он определил как «эстетическая идиосинкразия». Она характеризуется «восторженностью, вызываемой любым пустяком, вспышками необузданной страсти к тому, что кажется прекрасным, и столь же неистовым отвращением и ненавистью к тому, что кажется уродливым»316. Мы также можем назвать это иррациональностью эстетики, которая отличается тем, что эстетическая оценка становится побуждающей к действию силой, а то, что кажется эстету уродливым, - уничтожается. Бьорнвиг приводит массу примеров, начиная с новеллы Эдгара Алана По «The Tell-Tale Heart» («Сердце-обличитель»), заканчивая массовым истреблением евреев нацистами. Главный герой новеллы По убивает старика исключительно из-за того, что не выносит вида его глаза. Он говорит, что, ни много ни мало, - любит старика, но этот глаз просто отвратителен, и все прочие качества человека уже не имеют для преступника никакого значения317. Убивая, он не может воспринимать что-либо еще, кроме отдельно взятого глаза. Подобный идиосинкразический поступок описан

Гамсуном в «О бессознательной духовной жизни», где он рассказывает о человеке, убившем лошадь из-за ее взгляда:

Я знаю одного крестьянина тридцати лет, абсолютно здравомыслящего человека, три года назад застрелившего лошадь соседа только за то, что она искоса взглянула на него.Заметьте: взглянула искоса. Этот человек никак не мог по-иному объяснить свои действия: косой взгляд лошади настолько подействовал ему на нервы, что это буквально свело его с ума. А поскольку он стеснялся открыто выставить столь смехотворную причину, чтобы объяснить, почему он убил чужую скотину, ему пришлось терпеть отношение всех окружающих к его поступку как проявлению самой примитивной злобы318.

Описывая Клэггерта, садиста, мучившего Билли Бадца в рассказе, написанном в 1890 году, Герман Мелвилл вплотную подбирается к тому, что Бьорнвиг называет эстетической идиосинкразией319. Единственное, что движет Клэггартом в его издевательствах над Билли Бадцом, - это, по сути, нетерпимость к непорочности Билли. Бьорнвиг определяет нацизм как эстетическую идеологию. Берель Ланг в конечном счете также понимает истребление евреев как модернистское произведение320. На мой взгляд, это заблуждение. Несмотря на то что в нацизме нравственное и эстетическое было тесно переплетено, впрочем как и в любой другой тоталитарной системе321, речь тем не менее может идти о нравственном, нежели эстетическом явлении, а эстетическая составляющая заключалась не в том, чтобы создать произведение из процесса уничтожения евреев, а в том, чтобы устранить неэстетичных людей, рассматриваемых просто как грязь, омерзительный объект, сравнимый разве что с отбросами. Представление о евреях как о грязи возникло не по причине процессов дегуманизации, произошедших в лагерях, ведь оно существовало еще до того, как началось массовое истребление, - скорее, напротив, процессы дегуманизации были призваны подкрепить это, идеологически обоснованное представление о грязных евреях, с целью подавить в палачах муки совести. В той мере, в которой можно воспользоваться художественной метафорой, мы должны сказать, что вовсе не концлагеря были произведением искусства -шедевром представлялся результат очистки, аналогично тому, как скульптор удаляет лишний материал, чтобы добиться совершенства. Тем не менее, как бы это ни противоречило моим собственным эстетическим предпочтениям, я не могу исключить, что некоторые, возможно, испытывали эстетическое наслаждение от массового убийства.

Ницше утверждает, что человек обычно «наслаждается злом» и находит «бесчеловечное зло наиболее привлекательным»322. Вероятно, Ницше отталкивается от постулата: зло обладает притягательностью, бесчеловечное зло является большим из зол. Однако основной вопрос заключается в том, в чем именно состоит притягательность зла. Жан Жене начинает «Дневник вора» с утверждения, что он был движим «любовью к тому, что зовется злом»323. Он хочет «найти новый рай», «заставив признать зло в невинном обличье»324. Однако это становится «благом» Жене, и он критически описывает некоторых полицейских как «озлобленных уродов»325. Это говорит о том, что Жене считает себя диссидентом326, определяя свое собственное «благо» в противовес официально принятому благу, от которого он отклоняется. То, что общество называет злом, Жене также называет злом, однако он трактует его как благо. Тем не менее главное, прекрасно ли это, т.е. этическое подчинено эстетическому327.

Жене следует в этом за Бодлером, который негативно воспринимает зло, как чисто нравственную категорию328, однако зло в качестве категории эстетики он, напротив, оценивает положительно. Эстетические и этические оценки зла диаметрально противоположны. В черновом варианте предисловия к «Цветам зла» Бодлер писал о своем намерении «выявить прекрасное во зле»329. Прекрасным можно сделать все, но Бодлер прежде всего связывает прекрасное со злом и пишет, что убийство - излюбленное украшение красоты330. Мораль подчиняется эстетике, добро и зло рассматриваются лишь как категории эстетики: «В самом скверном мы способны найти очарование»331. Зло подается как лекарство от тоски, которая отчетливо ощущается в «Цветах зла». Зло выглядит своего рода благом или, точнее, неким суррогатом блага, однако это эстетическое благо332. Если мы говорим о зле ради зла, то зло должно быть нравственной основой поступка. Если же поступок имеет эстетическую основу, тогда не возникает особых проблем в его объяснении. Речь идет не о предпочтении нравственного зла как такового, а об эстетическом удовлетворении, которое является результатом совершенного зла.