Ларс Свендсен - Философия Зла

• Название: Философия Зла
• Автор: Ларс Свендсен
• Издательство: Прогресс-Традиция
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008
• ISBN: 5-89826-295-4

Добро и зло - борьба между ними идет, не ограничиваясь ни географией, ни определенным периодом истории. Так или иначе, вне зависимости от национальности, вероисповедания, достатка и рода деятельности человек вступает в эту схватку. На чьей стороне? Без сомнения, каждый склонен ответить, что зло исходит от другого. Что есть зло и какова его природа? Что движет людьми, творящими зло? Война, убийство детей, террор: человек или его Создатель ответственен за несправедливость, царящую в мире? Собрав воедино плоды размышлений философов, наблюдения историков, результаты исследований психологов, философ Ларc Свендсен изучает и анализирует проблему зла с теологической, антропологической, феноменологической и практической точки зрения, стремясь ответить на главный вопрос - как бороться со злом?

---

Созданию такого вакуума способствовал процесс дегуманизации. Бритье волос, доведение до крайней степени истощения и многое другое скрывало индивидуальность и превращало людей в безликую массу376. В найденном в Освенциме дневнике кого-то из заключенных написано: «Мы уже не люди, но и не животные, мы - просто непостижимый психофизический продукт, произведенный в Германии». В лагере следили за тем, чтобы заключенные не накладывали на себя руки. Это может показаться странным, ведь в итоге их все равно умерщвляли, но тем не менее самоубийство создавало проблему, поскольку этот поступок сам по себе субъективен. Самоубийство утверждает ценность жертвы как человека и таким образом разрушает представление о заключенном как о не-человеке. Результатом процессов дегуманизации являлась демонстрация того, что евреи - не люди в полном смысле этого слова, таким образом, солдатам становилось легче осуществлять их уничтожение. Было важно, чтобы евреи утопали в собственном дерьме - в Берген-Белзене на 30000 женщин приходился только один нужник - таким образом, евреи отождествлялись с дерьмом. Евреев считали врагами, однако могла вмешаться простая человечность, вот почему делалось все возможное, чтобы не дать ей спутать карты. Берель Ланг утверждает, что процесс дегуманизации, которому подвергались евреи перед убийством, показывает, что изначально евреи признавались людьми. Поэтому нацисты, в понимании Ланга, являли собой осознанное зло, поскольку действовали обдуманно. Он идет еще дальше, утверждая, что они поступали так, потому что это было злом. Следовательно, он считает нацистов воплощением демонического зла в его наиболее крайнем проявлении. Однако это не соответствует тому, что мы уже знаем о большинстве преступников.

В книге «Добровольные палачи Гитлера» Даниель Гольдхаген критикует Арендт за то, что она изображает нацистов, в общем нейтрально настроенными по отношению к евреям. Однако Арендт говорила не о всяком участнике массового истребления, а лишь о некоторых из них, она хотела показать, что разные люди, причастные к этому истреблению, являлись воплощением различных форм зла. Гольдхаген, напротив, не видит между ними никакой разницы. Для него главное то, что они были немцами. Как указывают Норман Финкельштейн и Беттина Бирн, в книге Гольдхагена ощущается сильное напряжение между акцентом на немецком антисемитизме на одном полюсе и индивидуальной ответственностью на другом. Гольдхаген так и не прояснил связи между этими двумя моментами. Несостоятельное и тенденциозное описание немецкого антисемитизма, которое делает Гольдхаген, было, надо сказать, опровергнуто Финкельштейном и Бирн.

Из документов ясно видно, что большинство немцев не разделяло антисемитизм нацистов, даже в военные годы. Хотя антисемитизм резко возрос, когда нацисты пришли к власти, он не был широко распространен среди большинства населения Германии, и, например, «хрустальная ночь» не была положительно воспринята простыми немцами. Это доказывает нижеприведенная цитата из официального нацистского рапорта, касающегося «хрустальной ночи»:

Известно, что сторонниками антисемитизма в основном являются члены партии и партийных организаций, и что определенная часть населения не имеет об антисемитизме никакого представления и лишена всякой способности к пониманию.

После «хрустальной ночи эти люди тотчас бросились в лавки к евреям. Главным образом это объясняется тем, что хотя мы, без сомнения, народ и держава антисемитизма, но тем не менее антисемитизм почти не затрагивает систему взаимоотношений между народом и государством... в немецком народе все еще существует прослойка мещан, которые жалеют бедных евреев, не разделяют антисемитскую позицию немецкого народа и при всякой возможности стараются защитить евреев. Наша цель, чтобы антисемитизм как идеологию разделяли не только руководители и члены нашей партии.

Акты физического насилия, направленные против евреев, негативно воспринимались простыми немцами, однако постоянные нарушения гражданских прав евреев не порождали массовых протестов, а увольнения евреев, конфискация имущества и тому подобные меры пользовались относительно широкой поддержкой населения. В данном случае речь шла скорее об апатии и нравственном безразличии, нежели о тотальном юдофобстве немецкого народа. Поэтому широкие обобщения Гольдхагена, такие, как «каждый немец вел следствие, был судьей и палачом», совершенно безосновательны. Гольдхаген демонизирует немецкий народ и пишет об уникальной «немецкой культуре жестокости», об «общей [немецкой] склонности к насилию», о том, что немцы «в общем жестокие и кровожадные» и т.д. Гольдхагену не хватает убедительных примеров, подкрепляющих его заявления об этой специфичной немецкой культуре, поощряющей массовые уничтожения. Следующее слабое звено в этих утверждениях заключается в слишком большой роли, отводимой этой уникальной немецкой культуре полностью сформировавшей воззрения непосредственных участников событий, что никак не согласуется с намерением Гольдхагена постулировать в исследовании Холокоста решающее значение индивидуальной ответственности. Если эти люди были простым продуктом культуры, то о какой индивидуальной ответственности может идти речь? Рассуждения Гольдхагена противоречат его собственным утверждениям, сводятся к единственной причине, все время к пресловутой, чисто немецкой, особенно экстремальной форме антисемитизма. Как следствие коллективная вина вытесняет индивидуальную. Основываясь на том образе Германии, который создает Гольдхаген, нацисты должны были получить скорее 10-процентную поддержку на последних выборах, а не 33%, которые они фактически получили. Тем не менее с Гольдхагеном согласен Джеймс Гласе, который так же однобоко аргументирует массовое уничтожение евреев, ссылаясь на антисемитизм, обусловленный культурой, и подкрепляет это утверждение научными, или, скорее, псевдонаучными выкладками, и приписывая антисемитизм всему немецкому народу. Гласе, как и Гольдхаген, утверждает, что каждый немец был одержим мыслью о полном истреблении еврейского народа.

Немаловажно, что, вопреки утверждениям Гольдхагена, простые немцы, судя по всему, не представляли себе масштабов происходившего уничтожения евреев377. Это говорит скорее об их равнодушии, нежели о ненависти. Как уже было сказано, антисемитизм не был широко распространен в Германии до 1933 года, однако страну охватил кризис, а в критической ситуации люди больше, чем обычно, склонны думать только о самих себе. Межвоенный период был для Германии временем депрессии, инфляции, безработицы, общего повышения уровня насилия и преступности и т.д. Все это привело к тому, что простой немец был в основном сосредоточен на своих личных проблемах. Большинство людей действовало, исходя из того, что Эрвин Штауб называет «эгоистическим балансом». Человек сравнивает собственное, фактическое благосостояние с нормальным, т.е. с тем, которое, по его мнению, должно быть, и тогда, исходя из этой оценки, оказывает или не оказывает помощь другим людям. Если собственное благосостояние оценивается значительно ниже «нормы», то человек в меньшей степени склонен помогать другим людям, даже если они находятся в гораздо более трудном положении. Если же благосостояние, напротив, оценивается как удовлетворительное или лучше, чем удовлетворительное, то человек более отзывчиво относится к проблемам других людей. Это не абсолютное правило, и твердые нравственные принципы способны взять верх над соображениями собственного благосостояния. Если мы теперь проанализируем общую ситуацию, сложившуюся в Германии в межвоенный период, то поймем, что эгоистический баланс диктовал простым немцам заботу о собственном положении, а не о положении евреев.

Вместо того чтобы демонизировать народ целиком, как поступает Гольдхаген, надо приглядеться к тем, кто принимал активное участие в уничтожении евреев, а речь идет о десятках тысяч, возможно о 100000 немцев. В то же время необходимо подчеркнуть, что не все они представляли себе истинного масштаба истребления. Конечно, все железнодорожники, к примеру, должны были отказаться от перевозки заключенных, однако, вероятно, мало кто из них был осведомлен о немыслимых условиях самых ужасных лагерей. Обратимся к тем, кто имел непосредственное отношение к убийствам - 101-й полицейский батальон.

В книгах о Холокосте много говорится о газовых камерах, однако «только» 50-60% убийств было совершено посредством газации. Остальные были убиты другими способами, в основном - расстреляны. Это очень важно, поскольку целый ряд обычных объяснений, таких, как бюрократизация, разделение труда, технологизация и дистанцирование, в этом случае отпадают. Эти жертвы были по-прежнему людьми, которых видели и в которых стреляли, они не были просто «массой», прибывшей в лагерь. В своих исследованиях, касающихся их убийц, я опирался на монографию Кристофера Браунинга о 101-м полицейском батальоне378. В батальон входило около 500 человек, весьма показательно составлявших срез немецкого общества, что было характерно для всех карательных отрядов, посылаемых на восток. Эти полицейские не были обычными солдатами, ушедшими на фронт, - им не грозила опасность, в них никто не стрелял. В период с июля 1942 по ноябрь 1943 года 101-м полицейским батальоном было расстреляно, по меньшей мере, 38000 евреев и депортировано в Треблинку как минимум 45000 евреев, таким образом, эти полицейские были ответственны, по меньшей мере, за 83000 смертей евреев - в среднем на каждого солдата приходилось 76 расстрелянных евреев и 166 смертей евреев. Почти никто из этих людей до этого не принимал участия в боях, поэтому нельзя объяснить дикость их поступков, сославшись на ожесточение человека, видевшего войну. Они были обычными людьми, призванными на службу, отобранными без учета каких-либо специфических критериев пригодности для выполнения «заданий такого рода».