Карл Маркс - Собрание сочинений, том 14

• Название: Собрание сочинений, том 14
• Автор: Карл Маркс
• Жанр: Философия

Четырнадцатый том Сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса содержит цикл статей, написанных ими для прогрессивного буржуазного издания «Новая американская энциклопедия», и большое полемическое произведение Маркса «Господин Фогт». По времени написания (июль 1857 — ноябрь 1860 гг.) эти работы примыкают к произведениям, входящим в состав 12, 13 и отчасти 15 томов настоящего издания.

---

«Всякий непредубежденный человек знает, что подобно тому как Швейцария занимается только укреплением и конституционным развитием своих политических завоеваний, так и слабые остатки местной немецкой эмиграции заняты только добыванием хлеба насущного и совершенно невинными делами, и что россказни о коммунизме измышляются только мещанскими духовидцами и политически или лично заинтересованными доносчиками».

Назвав бернского парламентского корреспондента «Frankfurter Journal» одним из этих доносчиков, статья заканчивается следующими словами:

«Местные эмигранты думают, что в их среде имеется немало так называемых «честных людей» типа блаженной памяти «имперских Бидерманов и Бассерманов», которые, тоскуя по отечественным котлам с мясом[599], пытаются снискать себе милость своих отцов-государей подобными реакционными гнусностями; им желают скорейшего счастливого пути, чтобы они более не компрометировали эмиграции и дающего им прибежище правительства».

Беглые парламентарии знали, что Шили — автор этой статьи. Последняя появилась в базельской «National-Zeitung» 25 марта, а 1 апреля произошел ничем не мотивированный арест Шили, «Tantaene animis celestibus irae?»{184}

2. РЕВОЛЮЦИОННЫЙ СЪЕЗД В МУРТЕНЕ

После муртенского скандала немецкая эмиграция в Женеве, за исключением беглых парламентариев, выпустила протест «Верховному союзному департаменту юстиции и полиции». Я приведу оттуда лишь одно место:

«… Монархи не удовольствовались своими прежними дипломатическими успехами. Чтобы очистить Швейцарию от эмигрантов, они бряцали оружием по ее адресу, угрожали ей военной оккупацией; по крайней мере, Союзный совет высказал в одном официальном документе свою озабоченность по поводу этой опасности. И вот снова последовали высылки, на этот раз их обосновывали известным муртенским съездом и утверждали, будто, в результате произведенного в связи с этим розыска, напали на след политической пропаганды. Имеющиеся факты решительно опровергают это утверждение… В правовом же отношении следует указать, что повсюду, где существует законный порядок, могут, быть только законные наказания за предусмотренные законом наказуемые деяния; это относится и к высылке из страны, если эта высылка открыто не превращается в акт полицейского произвола. Или, может быть, и в данном случае в отношении нас станут превозносить значение дипломатии и скажут, что пришлось поступить таким образом из уважения к иностранным державам, для сохранения международных связей? Но если так, то пусть скроется крест Швейцарского союза за турецким полумесяцем, который стучащему в ворота Порты сыщику, преследующему эмигрантов, показывает свои рога, а не приносит повинную; если так, пусть дадут нам паспорта в Турцию и пусть, захлопнув за нами двери, передадут ключи от твердыни швейцарских свобод Священному союзу в знак feudum oblatum {ленной зависимости. Ред.}, чтобы впредь носить их на правах лена от него, как камергерские знаки отличия, с девизом: Finis Helvetiae!» {Конец Гельвеции! Ред.}.

3. ШЕРВАЛЬ

Из письма Иоганна Филиппа Беккера я увидел, что упоминаемый имперским Фогтом «сподвижник Маркса» или «сподвижник» Шерваля не может быть не кем иным, как проживающим теперь в Лондоне г-ном Штехером. До сих пор я не имел чести быть лично знаком с ним, хотя слышал много лестного о его крупном и всестороннем художественном таланте. Благодаря письму Беккера мы встретились с ним. Нижеследующее — письмо моего «сподвижника» ко мне.

«Лондон, 17, Сассекс-стрит, Уэст Сентрал, 14 октября 1860 г.

Дорогой г-н Маркс!

Я охотно дам Вам некоторые разъяснения по вопросу о Ньюдженте (Шервале-Кремере), упоминаемом в брошюре Фогта, из которой Вы любезно послали мне выдержки. В марте 1853 г., возвращаясь из путешествия по Италии, я приехал в Женеву. Приблизительно в то же самое время приехал в Женеву Ньюджент, с которым я и познакомился в одном литографском заведении. Я тогда только что начал заниматься литографией, а так как Ньюджент обладает обширными сведениями в этом деле и является очень любезным, энергичным и трудолюбивым человеком, то я принял его предложение работать совместно с ним в одном ателье. Рассказ Фогта о махинациях Ньюджента в Женеве соответствует приблизительно тому, что я уже слышал тогда об этом, если отбросить обычные преувеличения фельетониста или составителя брошюр. Успех был крайне ничтожный. Я знал только одного из этой компании, добродушного и трудолюбивого, но вместе с тем чрезвычайно легкомысленного молодого человека; а так как он был одним из главных персонажей, то легко можно понять, что Н. был в компании всем, а прочие были только любопытными слушателями. Я убежден, что не были изготовлены ни каменные, ни медные клише, но я слышал, что Н. говорил о подобных вещах. Моими знакомыми были, по большей части, женевцы и итальянцы. Я знал, что позднее Фогт и другие немецкие эмигранты, с которыми я не был знаком, считали меня шпионом. Но я мало беспокоился по этому поводу, — ведь истина всегда обнаруживается; я даже не сердился на них, ведь так легко было вызвать подозрение, так как не было недостатка в шпионах, и не всегда было легко их распознать. Я почти убежден, что Ньюджент не переписывался ни с кем в Женеве после того, как был выслан оттуда. Позднее я получил от него два письма; он приглашал меня приехать в Париж и взять на себя выполнение одной работы по средневековой архитектуре, что я и сделал. В Париже, как я увидел, Ньюджент держался в стороне от политики и не вел переписки. На основании вышеизложенного можно, во всяком случае, сделать вывод, что под «сподвижником Маркса» могли иметь в виду меня, так как я не знал и не слышал ни о ком другом, кого Ньюджент пригласил бы в Париж. Г-н Фогт, конечно, не мог знать, что я никогда — ни прямо, ни косвенно — не приходил в соприкосновение с Вами и, возможно, никогда не пришел бы, если бы не поселился в Лондоне, где, благодаря случаю, имел удовольствие познакомиться с Вами и с Вашим почтенным семейством.

Сердечный привет Вам и Вашим уважаемым дамам.

Г. К. Штехер»

4. КЁЛЬНСКИЙ ПРОЦЕСС КОММУНИСТОВ

Приведенные мной в этой главе сообщения о прусском посольстве в Лондоне и о его переписке с прусскими властями на континенте во время кёльнского процесса основываются на опубликованных А. Виллихом в «New-Yorker Criminal-Zeitung» (апрель 1853 г.) добровольных признаниях сидящего теперь в гамбургской тюрьме Гирша, появившихся под заглавием: «Жертвы шпионажа, оправдательная записка Вильгельма Гирша»[600]; последний был главным орудием полицейского лейтенанта Грейфа и его агента Флёри и по их поручению и под их руководством сфабриковал представленную на процессе коммунистов Штибером фальшивую книгу протоколов. Я привожу здесь некоторые выдержки из мемуаров Гирша.

«За немецкими обществами» (во время промышленной выставки) «следили сообща члены полицейского триумвирата — полицейский советник Штибер от Пруссии, некий г-н Кубеш от Австрии и начальник полиции Хунтель из Бремена».

Гирш в следующих словах описывает свою первую встречу с секретарем прусского посольства в Лондоне Альбертсом, которая состоялась в связи с тем, что он предложил свои услуги в качестве mouchard {шпиона. Ред.}.

«Свидания, назначаемые прусским посольством в Лондоне; своим тайным агентам, происходят в подходящем для этого помещении. Трактир «Петух», Флит-стрит, Темпл-Бар бросается так мало в глаза, что если бы золотой петух в качестве вывески не указывал входа, то человек, который не стал бы специально его искать, с трудом бы его заметил. Через узкий вход я вошел во внутреннее помещение этой староанглийской таверны, и на мой вопрос о м-ре Чарлзе мне представился под этой фамилией плотный господин с такой любезной улыбкой, точно мы оба были уже старыми знакомыми. Представитель посольства, каковым он и был, казался очень весело настроенным, а коньяк с водой так поднял его настроение, что он на время как будто забыл о цели нашей встречи. М-р Чарлз, или, как он тотчас же назвал себя настоящим именем, секретарь посольства Альбертс, осведомил меня прежде всего, что он, собственно, не имеет никакого отношения к полицейским делам, но готов взять на себя посредничество… Второе свидание имело место на тогдашней его квартире, Бруэр-стрит, 39, Голден-сквер; здесь я впервые познакомился с полицейским лейтенантом Грейфом. Это был человек чисто полицейского образца, среднего роста, с темными волосами и того же цвета par ordre {по-казенному. Ред.} подстриженной бородой — так что усы сливались с бакенбардами — и с бритым подбородком. Его глаза, в которых менее всего светился ум, приобрели, по-видимому, от постоянного обращения с мошенниками и ворами какое-то напряженное выражение… Г-н Грейф представился мне первоначально под тем же псевдонимом, что и г-н Альбертс, назвавшись м-ром Чарлзом. Но новый м-р Чарлз был, по крайней мере, более серьезно настроен; он считал нужным, по-видимому, сперва проэкзаменовать меня… Наша первая встреча закончилась тем, что он поручил мне составить ему точный отчет о всей деятельности революционной эмиграции… В следующий раз г-н Грейф представил мне, как он выразился, «свою правую руку», «а именно, одного из своих агентов», добавил он. Это был высокий, изящно одетый молодой человек, представившийся мне опять-таки под именем м-ра Чарлза; вся политическая полиция, по-видимому, присвоила это имя в качестве псевдонима. Таким образом, мне приходилось иметь теперь дело с тремя Чарлзами. Но новоприбывший заслуживал, казалось, наибольшего внимания: «Он также», по его словам, «был раньше революционером; однако, все можно сделать, мне нужно только идти вместе с ним»». Грейф уехал на некоторое время из Лондона и, прощаясь с Гиршем, «прямо заявил, что новый м-р Чарлз действует постоянно по его поручению и что я могу без всякого опасения ему довериться, хотя бы кое-что и казалось мне странным; я не должен этим смущаться. Для большей ясности он прибавил: «Министерство нуждается иногда в том или другом предмете; главное, это — документы; если их нельзя раздобыть, то надо уметь как-нибудь помочь этому горю!»»