Майкл Чабон - Вундеркинды

• Название: Вундеркинды
• Автор: Майкл Чабон
• Издательство: Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-94278-780-8

Яркий ироничный роман о людях творческих, об их проблемах и переживаниях, о вечном поиске источников вдохновения. По роману снят одноименный фильм с Майклом Дугласом в главной роли.

---

— М-мм, да-да, конечно, — промычал я. Интересно, она насмехается надо мной? Как и большинство наркоманов, я тратил массу времени и сил, размышляя над тем, что кроется за невинными фразами окружающих и не смеются ли они надо мной. Но ни в голосе, ни в выражении лица Айрин не было и намека на насмешку. Однако это вовсе не означало, что она не смеялась надо мной. До выхода на пенсию Айрин тридцать лет проработала в частном агентстве, которое снабдило чуть ли не все бездетные семьи штата Огайо приемными малышами из Кореи, и умела поддеть человека, сохраняя при этом каменное выражение лица.

— Так что грех жаловаться, — произнесла она с трагическим вздохом и, привычным жестом сунув руку в карман своей блузы, извлекла из него фигурку шоколадной курицы, завернутую в блестящую желтую фольгу. Она отогнула края фольги, как будто это была банановая кожура, и аккуратно откусила курице голову. — Уж все лучше, чем подыхать от скуки.

— О боже, Айрин.

— Да, — продолжала Айрин, тщательно пережевывая куриную голову, — и как я могла поддаться на его уговоры и оставить наш дом на Инвернесс!

Все эти годы Айрин чувствовала странную нежность к своему двухэтажному домику из серого кирпича — самому маленькому и невзрачному на всей Инвернесс-авеню. Когда дом, наконец, удалось продать, Айрин радовалась больше всех. Но после переезда в Киншип в воспоминаниях Айрин дом приобрел какой-то мифический облик и величественные пропорции разрушенного Иерусалимского храма.

— Я знаю, Айрин, для тебя переезд оказался непростым шагом.

— Очень непростым, — сказала Мари, обращаясь к Джеймсу.

— Но, кажется, я уже говорила об этом, не так ли? — Айрин подмигнула Джеймсу и печально покачала головой. Посвятив свою жизнь решению демографических проблем тысяч семей в разных уголках Западной Пенсильвании и штата Огайо, сама Айрин словно по иронии судьбы оказалась вдали от своих оставшихся в живых детей, на окраине городка-призрака, рядом с мужем, который большую часть времени проводил в будке, занимаясь конструированием каких-то загадочных электрических схем и строительством особо прочных гнезд для ласточек-береговушек.

— А где все остальные? — спросил я, озираясь по сторонам. Возле тостера на блюдце из китайского фарфора стояла поминальная свеча, о которой говорил Ирвин. Огонек, слабо мерцавший в стеклянном стаканчике, наполненном студенистой массой, казался бледным и неподвижным. Сбоку на стаканчике был прилеплен маленький ядовито-оранжевый ярлычок с напечатанными на нем цифрами: $0.75.

— Дебора загорает на пирсе, — ответила Айрин, проследив за моим взглядом. — От нее совершенно никакой помощи. А Фил… где он, так и сидит в подвале?

— Естественно. Играет с Гроссманом, — сказала Мари. — Вчера ночью мистер Гроссман опять сбежал.

— Мистер Гроссман? — с интересом спросил Джеймс. — Кто это?

— Со временем узнаешь. — Айрин устало закатила глаза. Затем посмотрела на меня и произнесла многозначительным тоном: — Ну, а где найти Ирвина, ты, надеюсь, и сам знаешь.

— В будке у ручья.

— А где же еще?!

— Тогда, может быть, мы пойдем туда? Поприветствуем хозяина дома.

— Отличная мысль. — Айрин отвела тыльной стороной ладони упавшую ей на глаза влажную прядь волос и беспомощно развела руками, показывая на кастрюли, миски, сковородки и яичную скорлупу, разбросанную по всем столам и прочим горизонтальным поверхностям, какие только нашлись на кухне. — Боюсь, мы провозимся до глубокой ночи.

— Да брось ты, — сказала Мари, — все не так страшно.

— Твоими бы устами… — Айрин перевела взгляд на Джеймса. — Кстати, сколько тебе лет?

— А? Что? — переспросил Джеймс, оторвавшись от созерцания крошечного, почти невидимого огонька, который семья Воршоу зажгла в честь очередной годовщины смерти Сэма Воршоу. — Двадцать. Скоро двадцать один.

— Ну что ж, значит, ты самый младший. — Айрин пыталась сохранить непринужденно-деловой тон, но ее голос едва заметно дрогнул, словно в голове у нее никак не укладывалось, как же такое могло случиться, что самым младшим в их доме оказывается этот двадцатилетний незнакомец в грязном плаще бездомного бродяги. Из сострадания к Мари мы с Айрин старались не смотреть в ее сторону. Я вдруг со всей ясностью понял, что отныне вся ответственность за рождение внука тяжким бременем ложится на плечи Мари. — Во время седера тебе придется задавать Четыре вопроса [18].

— С удовольствием, — отозвался Джеймс, поплотнее запахивая полы плаща.

— Вот Фил-то обрадуется, — улыбнулась Мари, ее голос тоже слегка дрогнул.

— Ну и хорошо. Пойдем. — Я положил руку на плечо Джеймса, и мы направились к выходу. На пороге прачечной я остановился. — О, кстати, — произнес я небрежным тоном человека, убежденного в том, что его семейная жизнь — сплошное безоблачное счастье, — а где Эмили?

— На пирсе, — сказала Мари, — они вместе с Деборой, болтают о чем-то.

— Болтают? — Поскольку всю прошлую зиму Дебора занималась разводом со своим третьим мужем, у меня не было сомнений, что им есть о чем поболтать. — Понятно.

— Грэди… — Айрин положила ложку, которой помешивала в кастрюле, подошла ко мне и взяла мои руки в свои ладони. Она смотрела на меня с надеждой и нетерпеливым ожиданием. — Я очень рада, что ты приехал. — Айрин кивнула в том направлении, где находилось убежище Ирвина. — И ты прекрасно знаешь, как он обрадуется.

— И Эмили тоже обрадуется?

— Конечно. А ты сомневался? Глупости все это, так и знай.

Я улыбнулся. Поведение Айрин было ярким примером того, что в наши дни люди называют отрицанием очевидных фактов, — обычно это определение произносится с видом крайнего неодобрения. Мне всегда было трудно понять, чем нежелание смотреть в лицо очевидным фактам отличается от надежды.

— И вовсе это не глупости. — Поддавшись несокрушимому оптимизму Айрин, я воспрял духом и даже почувствовал легкое головокружение. Мне вдруг показалось, что нет ничего невозможного, и может быть, мое сердце, этот безумный рулевой, стоящий у штурвала в рубке, которая находится где-то в районе грудной клетки, привело меня в Киншип для того, чтобы я помирился с женой. — Я совершенно не уверен, что мой приезд так уж сильно порадует Эмили.

Айрин сокрушенно поцокала языком и, подавшись вперед, ласково шлепнула меня по щеке.

— Надеюсь, ты не воспринимаешь всерьез все то, что говорит тебе этот человек, — сказала Айрин, обращаясь к Джеймсу. Она достала еще одну шоколадную курицу и, безжалостно оттяпав ей голову, положила останки птицы обратно в карман. Наверное, у нее в кармане скопилась целая куча маленьких обезглавленных тел.

Мы прошли через прачечную, вышли из дома и двинулись по дорожке, ведущей на задний двор.

— Джеймс, что случилось? — спросил я, заметив, что мальчик чем-то сильно взволнован.

Джеймс Лир посмотрел на меня испуганными глазами.

— Четыре вопроса о чем? — спросил он и, нервно сжав кулаки, глубоко засунул руки в карманы плаща.

* * *

Этой весной пруд Воршоу как обычно разлился и превратил задний двор в непроходимое болото. Клумбы скрылись под водой, мраморная купальня для птиц лежала перевернутая набок, каменный Будда, которого Айрин поставила охранять ее розовые плантации, невозмутимо взирал на нас из-за куста азалии, его божественное тело по самую грудь было затянуто болотной жижей. Я похромал вслед за Джеймсом по шатким деревянным мосткам, проложенным Ирвином от крыльца дома до покосившейся будки, где первые мечтатели-утописты хранили скоропортящиеся продукты. Мостки, как и все остальные созданные Ирвином конструкции, были одновременно замысловатым и крайне ненадежным сооружением из старых, потемневших от времени досок и трухлявых бревен, сколоченных в хаотичном порядке в соответствии с грандиозным замыслом строителя, предусматривающим наличие веревочных перил и даже скамейку примерно на середине пути между домом и будкой; с каждым годом конструкция мостков все больше усложнялась. Мне всегда казалось, что плотина из мешков с песком была бы гораздо более разумным решением, но мозг Ирвина работал совершенно иначе. Пока мы, громыхая досками, шагали по мосткам, я уловил доносящиеся из будки протяжные всхлипывания и мощные крещендо столь любимой Ирвином «интеллектуальной» музыки. В молодости, прежде чем переключиться на сталелитейное производство, Ирвин прослушал курс основ композиции в колледже Карнеги, который вел бывший ученик Шёнберга, и сам написал несколько вещей; недоступные человеческому восприятию произведения назывались «Молекула I–XXIV», «Концерт для бутылки Клейна» [19] и «Reductio ad Infinitum» [20]. Вот так работал мозг Ирвина Воршоу.

Дойдя до скамейки, я остановился и бросил взгляд в сторону пруда — черного и блестящего, как капот «бьюика»; по форме пруд отдаленно напоминал носок. В районе пятки находился лодочный ангар и небольшой деревянный причал, на котором, удобно устроившись в шезлонгах, загорали Дебора и Эмили Воршоу. Эмили сидела спиной к нам, но Дебора, заметив гостей, приветливо замахала руками.