Двести Журнал - Журнал Двести

• Название: Журнал Двести
• Автор: Двести Журнал
• Жанр: Публицистика
• Год: 1994

ЖУРНАЛ "ДВЕСТИ": № А, № Б, № В, № Г, № Д

---

С 1988 года я имею счастье посещать Семинар Б.Н.Стругацкого. Сколько умных мыслей, глубоких рассуждений о смысле жизни, путях Большой Литературы, о мире, о власти и истории. Одного там не слышал почти — о читателе.

Вспомним — писать "непроходняк" на "Малеевке" считалось почетным, почти подвигом! Чем острее и смелее — тем лучше. Но постепенно желание написать произведение обличительное вошло в кровь (почему иначе так вскинулись Лазарчук и Успенский в ответ на реплику Легостаева по поводу "пнуть мертвого льва"?) В кругах семинара и близких к ним по духу, не принято думать о легкости чтения — наоборот. Чем сложнее, тем лучше. А.Столяров сказал на семинаре во время обсуждения повести Логинова "Миракль рядового дня": "Во-первых, я хотел бы отметить, что рассказ хороший. Это надо четко и ясно сказать — он здорово написан. Этот рассказ будет прочитан с восторгом очень большой аудиторией… Но у рассказа есть один крупный недостаток… Он написан в классической форме… сейчас эта форма умерла — она полностью исчерпана, в ней больше писать нельзя".

Однажды на семинаре я не выдержал, сказав: "За шесть лет я слышал здесь много рассуждений от вас, Борис Натанович. Но ни разу вы не говорили об интересном сюжете, об антураже, об интриге. В текстах Стругацких это непременное условие, для вас это настолько самоочевидно, что вы ни разу даже не говорили об этом. И, как следствие — ваши ученики об этом не думали". Б.Н. был очень удивлен, он даже спросил: не уподобился ли он повару, который два часа объясняет поваренку сколько и каких специй класть в жаркое, но забывает сказать, как об очевидном, о мясе, и в результате получает… Жаркий тогда получился спор, интересный. В том числе и о Большой Литературе. Не хотят участники семинара писать ничего, кроме Большой Литературы. У Б.Н. даже существует метафора — шкаф с книгами: внизу стоят Дюма и Грин, а вот на самой видной полке Достоевский и Толстой. Тогда же было дано определение Большой Литературы: реальные судьбы реальных людей в реальной обстановке (фантастический антураж не мешает реальности, если он достоверен). И тут же было сказано, что Бондарев, Иванов, Марков пишут Большую Литературу. Помню, Столяров удивился. А Стругацкий сказал: "Андрей, вы до сих пор не поняли, что в Большой Литературе могут быть и плохие произведения?"

О простом читателе, потребителе не думают совсем. Выйдя из-за рабочего стола или из-за станка человеку хочется отдохнуть — это так естественно. А его намеренно заставляют работать — и ничуть не меньше, чем работал автор! А ведь книги Учителей, Стругацких, никогда не брались начинающим читателем, чтобы решать какие-либо проблемы. Однажды, на вопрос почему Мымра в Городе говорит на незнакомом языке и что это значит, Б.Н. привел замечательное сравнение, что содержание фантастического романа, важное для автора, для читателя подобно горькому, но необходимому лекарству. Чтобы читатель это лекарство проглотил, требуема сладкая облатка — "мясо" романа: интрига и антураж. Мымра — элемент этой "облатки", и не ломайте голову, ребята, почему она говорит на незнакомом языке…

Забывать об "облатке" считается хорошим тоном. Такое впечатление, что авторы пишут в расчете не на читателя, а на "себе подобных" — писателей, критиков и литературоведов. Всеми силами стараются, чтобы "произведение попало в исторический литературный процесс". Ничего, наверное, в этом плохого нет. Только отсюда следует требование специального, "квалифицированного" читателя.

Мне нравятся произведения членов семинара. Очень нравятся. Но я не уверен, что смогу своих пацанов лет через дцать уговорить прочитать любимые мои книги. То есть, книги Стругацких — вне всякого сомнения. А вот книги Столярова — не знаю…

Как мы негодовали в свое время на статью С.Щеглова в "Сизифе" (#4 за 1990 год). "Реалистическая серость, воспевающая и обличающая всю ту же убогость нашей реальности катастроф, мафий и беспросветности, годами прививаемая советской фантастике, пустила столь глубокие метастазы, что мы уже повторяем как попугаи "Правдиво… Идейно… О, Литература!" над произведениями, читать которые — сизифов труд". Тогда мы считали — дайте возможность нашим авторам публиковаться и читатель все сам расставит на свои места, несмотря на все злопыхания. Свобода издания есть, рынок есть — а счастья нет. Не провозглашать надо что "наши" лучше "ихних", а бороться за читателя. Книги Стругацких и сейчас вполне конкурентноспособны, несмотря на лавину западных супербоевиков.

Но ведь очень хочется быть хорошим и "нашим" и "вашим" — чтобы и в Большую Литературу войти, и чтобы читали взахлеб. Премий, кстати, тоже хочется.

Хотим мы или нет, но исторически сложилось, что клеймо "ФАНТАСТИКА" — товарная марка. Она привлекательна для читателя. В то время как Большая Литература — для массового читателя — привлекательна гораздо менее. И всеми писателями, пусть на подсознательном уровне, это непременно ощущается. И авторы Большой Литературы именно из-за отсутствия столь широкой аудитории презрительно относятся к фантастам. Писатели-фантасты хотят войти в Большую Литературу — похвально. Но и читателей они терять не хотят…

Господи, да ведь это возможно! Стругацкие писали только ФАНТАСТИКУ и вошли в Большую Литературу, несмотря на все вражьи происки. Они всего лишь совместили несовместимое.

И это — рано или поздно — будет сделано другими.

Я никого ни к чему не призываю и, упаси Бог, не учу КАК и О ЧЕМ писать. Я лишь изложил свои наблюдения.

Писатели "Четвертой волны" вспыхнули на излете перестройки — и о них забыли. Их быстро сменили другие, вытеснив в номинационные списки премий. Обидно за писателей, которых люблю. Времена сменились стремительно, никого не интересует борьба с мертвым львом. Но как не хочется перестраиваться, и мы реанимируем покойника, как в страшилках Кинга…

Впрочем, оговорюсь, я отнюдь не имел в виду всех писателей скопом. Каждый писатель — индивидуальность, каждый идет своим путем. Многие авторы и без меня дошли до столь простых мыслей есть уже этому подтверждения. И я говорил о тенденциях в дорогой моему сердцу русскоязычной фантастике — хочется, чтобы она шла вперед и развивалась. И читалась как можно большим количеством людей. Чтобы не надо было выращивать "особого советского читателя".

И удивительно, но это возможно в фэнтези. Совместить Неведомое и реальные судьбы реальных людей — пусть существующих только на бумаге, но таких же живых, как Горбовский, Комов, Каммерер…

В фэнтези возможно все, даже отражение нашего недавнего прошлого, о котором так трудно забыть.

Попробую повеселить вас, господа, напоследок. В двадцать первом томе БСФ, посвященном сказочной фантастике, в предисловии показано, как легенда о царе Мидасе легко преобразуется в "жесткую НФ". Верно и обратное. Помните замечательный фильм "Неуловимые мстители"? А теперь представьте добротно написанный роман (или повесть), где в условно средневековом мире "светлый" вождь сбросил с трона старого "черного" тирана и армии "светлого" борются по стране с недобитыми приверженцами прежнего владыки. И сюжет фильма даже изменять не надо — только фантазий с драконами чуть добавить. Правда, сцену с угоном поезда в финале придется менять. Но это трудности технические, то есть, преодолимые. И, что интересно, появись такая вещь — может никто и не просечет первооснову. Но это не важно. Важно, что все мысли — столь необходимые для нас, сохраняются. А ведь можно и доосмыслить, усложнить не в ущерб действу, вложить кучу такого… А можно и самому придумать сюжеты, которые ставят и позволяют осмыслить проблемы нашего дня.

Но для меня и это не важно. Мне всегда казалось, что литература призвана отражать отношения людей друг к другу. Фэнтези предоставляет для этого все возможности — ограничений нет.

Но все новое воспринимается в штыки. Да, новое, ибо российская фэнтези (даже написанная на условно средневековом материале, имеющим корни в английско-французском-арабском рыцарстве) все равно не будет никогда похожим на фэнтези западную. Русский менталитет не позволит снять кальку с образца американской массовой литературы (естественно, я говорю о Писателях, не о ремесленниках). И не хочется писателям отказываться от старого, родного. И сейчас в России возникают те же жаркие споры, что шли вокруг НФ в США двадцатых — или, скажем, у нас в шестидесятых. В "МЕГЕ" #3 за 1993 год помещена полемика А.Силецкого и Е.Дрозда. Силецкий олицетворяет здесь крайнюю точку зрения — полного неприятия ("неинтересны гномы и драконы!"): "Это плохо написанная, сугубо развлекательная и лишенная какой-либо осмысленности разновидность приключенческого жанра — совершенно непонятно кем и почему она была причислена к фантастике. Пристойно написано в жанре фэнтези — не бывает. Там, где хорошо — уже не фэнтези, а нечто, хоть каким-то боком сопричастное литературе". Ничего не напоминает? Разве не говорили так об НФ, разве не отбирали у фантастики "Мастера и Маргариту" и "Нос", как теперь отбирают у фэнтези трилогию Толкина? Разве не крушили все чохом: в НФ не может быть чего-то напоминающего литературу, это чтиво для идиотов! История повторяется. И находятся графоманы, которые быстро шлепают новые и новые тома, подобно Доку Смиту, и плевать хотели на добрую память и литературный процесс. И в историю войдут лишь потому, что оказались первыми, и снова будет стыдно… И приверженцы жанра пытаются отгородить фэнтези от литературы, как некогда Гернсбек боролся за чистоту жанра: "нельзя выходить за границы традиций!" И бурлит фэндом, и спорят критики, и думают писатели…